Под ногами не провод. Под ногами...
Под ногами уже определенно не провод.
Едва эта мысль приходит ему в голову, как тут же приходит и боль, боль от моментального падения — но, на его удивление, оно длится чуть больше секунды, хотя кричал он, кажется, целую вечность.
Глаза открывать не хочется. Под расцарапанными в кровь руками что-то холодное и острое. Камни, наверное. Глаза открывать не хочется — ведь тогда придется поверить в реальность того, что только что...
Глаза открывать вовсе не хочется, но он все-таки это делает — и видит пред собой лишь землю и камни. И чьи-то ботинки.
-Долго еще валяться собираешься? — хохочет Четвертый.
Все еще не в силах собрать разлетевшееся на ошметки чувство реальности, лейтенант поднялся на ноги и тупо уставился на свои собственные руки, перепачканные в крови. Лишь спустя полминуты он смог оторваться от этого зрелища и повернуться назад, к пропасти.
Пропасти, которую они только что...
-Надеюсь, теперь тебе лучше, лейтенант, — весело произнес Неудачник. — Я бы предложил еще разок наперегонки, но это надо было второй провод тянуть сразу...
-С-спасибо, обойдусь, — хрипло бросил Алеев, вытирая расцарапанные руки о рукав. — До сих пор не могу поверить, что мы только что сделали.
-Да ладно тебе, это еще даже не начало. Ты пойми, тебе нужна ломка, и чем сильнее, тем лучше. Здравый смысл тебе не очень-то поможет, когда перед тобой будет, например, Апостол. Ты в него стреляешь, а его тело тупо возвращается во времени назад, словно ничего и не было. Или когда маг...
-Я понимаю, — медленно кивнул лейтенант. — В конце концов, я сам все это затеял...
-Именно! — расхохотался Четвертый, державший сейчас на вытянутом мизинце острый боевой нож — само собой, лезвием к пальцу. — И хочу тебе сказать, я давненько так не веселился! Как тебе удалось из нашего старого дьявола разрешение-то выбить, поделись? Ты так ведь и не рассказал, а это, лейтенант, меня несколько печалит. Если ты продал свою потрепанную душонку, чтобы дать отряду выйти в люди на пару деньков, то я хочу хотя бы быть уверенным, что не по дешевке...
Лейтенант ничего не ответил — бросив еще один взгляд в сторону пропасти, он почувствовал, что ноги его подкашиваются. Разум вступил в свои права и теперь давил на него со всей силы, как всегда бывает, когда осознание миновавшей его лишь чудом смертельной опасности начинает проступать. Обессилев за какие-то доли секунды, он сполз вниз, на холодные камни.
-Не, ты явно хочешь еще один забег, — хитро улыбнулся Неудачник — сейчас он стоял на одной руке на самом краю пропасти. — А можно вот чего — привяжем к тебе какой-нибудь бо-о-о-ольшой булыжник...
-Угомонись, — тяжело выдохнул Алеев. — Тогда и расскажу.
-Если я угомонюсь, то уже навсегда, забыл? — безумный взгляд Четвертого было не так-то просто выдержать. — Вот чего, лейтенант. Я редко кому это говорю, на деле, но ты таки дорвался. Как же оно там звучит? Надо бы в словарике глянуть...в разделе устаревшего...а, точно. Спасибо. Спасибо, что дал воздуха глотнуть. Кстати, — улыбка Неудачника стала еще безумнее. — А до тебя не доходило, что я могу сейчас рвануть когти в любой момент?
-Что?
Эта фраза подействовала более чем отрезвляюще, однако, прежде чем Алеев успел не то, что подняться с места, а просто что-нибудь придумать в ответ, Четвертый уже был тут как тут — подскочил к нему, звеня всеми своими цепочками.
-А что слышал. Кислого здесь нет, а ты еще не доломан. Рассудок уцепится за то, что "правильно" — и потому ты меня взять не сможешь. А мне достаточно будет только тебя спровоцировать чутка — и все, трупик готов. Потом собью вертушки...да хоть бы этой галькой, спущусь в город...я давно в цирке не был, лейтенант. Очень давно. Может, я захочу весь город в цирк превратить?
Подойдя еще ближе — и безумно вращая глазами — Четвертый подкинул в воздух нож, которым игрался до того.
Вопреки очередному расхожему выражению, ничего пред глазами Алеева не пронеслось — попросту не успело.
-Последний раз спасаю, — рассмеялся довольный удачной шуткой Четвертый, державший нож двумя пальцами — его острие замерло в нескольких миллиметрах от головы контролера. — Да расслабься ты, слышишь, нет? Шучу я. На кой черт мне уходить искать цирк, когда вы, ребята, мне его каждый раз сами доставляете? Вот скоро на Прародителя пойдем, наверное... — Неудачник отскочил назад резким кувырком. — Вот это будет номер так номер. Афиши стоит начать клеить уже сейчас...
-Тебе что, вообще никогда не бывает страшно? — поинтересовался лейтенант. — Или как?
-А чего мне бояться? — голос Четвертого на какие-то мгновения утратил обычную веселость. — За себя отродясь не трясся, а за других...нет их больше, тех других. Так что есть там кто рядом, нет, мне уже все едино, — лицо его снова прорезала безумная улыбка. — Ты это, тему-то не меняй, лейтенант. Мне это жевание соплей вовсе не надо. А что мне надо, ты уже слышал — как тебе удалось для нас пару дней воли выбить — вот чего я знать-то хочу. Колись давай.
-Это было тяжело, — помолчав какое-то время, произнес контролер. — Полковник прочитал мне целую лекцию...
-Значит, ты просишь организовать тебе пышные похороны. Причем похоронить вместе с тобой еще тьмы и тьмы ни в чем не повинных людей...
-Товарищ полковник, я...
-Нет, лейтенант. Ты просишь именно об этом, — лицо Щепкина было мрачнее тучи. — Ты был назначен контролером лишь месяц назад. Неужели ты думаешь, что за месяц, что знакомился со "стрелами", ты успел их изучить до конца? Что смог — я бы мог посмеяться, если бы видел в глупости что-то смешное — заслужить их доверие?
-Я так не думаю.
-Тогда как мне понимать твое...прошение? Расценить его как акт саботажа? Знаешь, это карается...
-Я знаю, чем, — резко произнес Алеев. — Могу я сказать...
-Говори. Один раз я тебя выслушаю.
-Спасибо, — наклонившись вперед, к столу, лейтенант взглянул в старые глаза главы "Атропы". — Вы много говорите о человечестве, о его предназначении. О роли его защитников, последних защитников, которую играем мы уже много лет. За время, что я здесь, я многое увидел и многое узнал. Нет, подождите. Я понимаю, что это лишь крупицы в сравнении с тем, что знает Директорат, но тем не менее. Я бы мог завести разговор о том, что, работая, как вы говорите, ради будущего человечества, будущего, свободного от чудовищ, мы этих самых чудовищ используем на всю катушку. Но я лучше скажу вот о чем. За время, что я успел провести со "стрелами", за время, что я изучал личные дела "стрел" предыдущих, я успел понять, на чем все держалось в отряде с момента его создания. На страхе. На страхе смерти, страхе наказания, страхе...страхе черт знает чего еще. Но вы же сами прекрасно понимаете, что страхом ничего не склеишь — при первой возможности все расползется по швам. Сколько контролеров отряд уже имел? Сколько? И почему все они кончали в двух местах — в морге и комнате с мягкими стенками? Товарищ полковник, при всем уважении — вы сами дали мне возможность пройти этот путь. Вы поддерживали меня на всем его протяжении, до тех самых пор, пока я не стал контролером вашего отряда. Но теперь, когда я вступил в права его командира, вы говорите, что я не имею права даже на такую...мелочь?
Глава Второй Площадки молчал долго — в какой-то момент начало казаться, что он и вовсе не ответит. Наконец, он ответил — все тем же мрачным, тяжелым голосом:
-Дело не в страхе. Дело отнюдь не в нем...
-Тогда в чем же?
-В том, лейтенант, что слушал ты меня не очень-то и внимательно. Все дело в вопросе выживания. Все "стрелы", равно как и другие нелюди, знают свое место, свое положение в человеческом обществе, которое позволило им существовать. Подружись с ними, начни видеть в них людей — и они зададутся вопросом — а почему же людей в них не видят все остальные? Может, они неправы? Может, они хуже? Может, они не нужны? Мы держим их на короткой цепи, лейтенант, но эту цепь очень легко порвать, даром что она и так уже натянута до предела. Дай им понять, что они "тоже люди" — они поднимут голову и начнут оглядываться по сторонам. Начнут задаваться вопросом, кто же они на самом деле...и знаешь, какой ответ они себе найдут? Посмотри на магов. Посмотри на Апостолов. Посмотри на тех, с кем мы сражаемся. Они считают, что они выше, а мы по их умозаключениям просто дерьмо, уж прости за выражение. И обращаться они с нами считают возможным соответственно. Я видел это множество раз, лейтенант. Я видел, и я знаю, как они мыслят. Вопрос выживания, лейтенант. Нам непозволительно уступать. Нам непозволительно давать им мысль, что они в чем-то лучше. Нам непозволительно давать им надежду. Потому что если сегодня эта нелюдь разглядит в себе человека — завтра она набросится на нас. Ты меня понял?
-Я понял, что вы человек невероятной решимости и верности своему делу, — помолчав какое-то время, осторожно произнес Алеев. — Но я — пока еще — контролер вашего отряда, и потому прошу вас повторно. Пока в нас нет нужды, дайте нам немного свободы. Дайте возможность выбраться за пределы этих стен, за пределы этого острова. И знаете, зачем? Да затем, что грош цена такому отряду, в котором на командира бросятся скорее, чем на врага. Пока у нас есть время, дайте мне их узнать. Дайте хотя бы попытаться. Попытаться понять, кто они, чем живут и чего хотят...
-Дайте мне выпустить в свет четверых чудовищ. Дайте мне умереть, — передразнил его полковник. — А знаешь что? Я сделаю это. Просто для того, чтобы ты понял, насколько ошибся в своих последних словах.
-Это в каких же?
-Они ничем не живут, кроме войны. Они не умеют ничего, кроме как убивать. Они не хотят ничего, кроме покоя от всего этого. Ты получишь свое разрешение, лейтенант. У вас будет пара дней...на то, чтобы ты увидел, как глубоко ошибаешься, видя в "стрелах" людей. Но ты должен будешь выполнить свой долг до конца. Ты ведь понимаешь, о чем я?
-Так точно, — сжав зубы, произнес Алеев. — Если кто-то из них будет угрожать людям, и другого выхода не останется, я исполню функцию контролера.
В кинотеатре было не очень уж много людей — то ли фильм все-таки был не особо интересный, то ли свою роль играло то, что на дворе стоял понедельник, а часы на стене показывали девять утра. Как бы то ни было, на странную троицу в заднем ряду у самого края внимания не то что никто не обращал — это вовсе почти некому было делать. А вот если приглядеться...
Один — невысокий, закутанный до горла в потертую шинельку, кутал лицо в нескольких шарфах — когда кто-то проходил мимо и оказывался слишком близко, он старательно изображал простуженный кашель. Другая — коротко стриженная, с небрежно выкрашенными в невнятно-темный волосами, то и дело нервно озиралась по сторонам, особенно на третьего — худощавого человека в военной форме, поверх которой было натянуто тяжелое пальто. Зрители из них были весьма странными, в основном потому, что чаще они смотрели не на экран, а друг на друга, словно опасаясь неведомо чего. Но вот один из них — тот, что был замотан в шарфы — вскочил на ноги, и, не отрывая взгляд от экрана, лихорадочно забормотал:
-Что они делают? Зачем тут штыковая атака? Они же могут отступить, заманить противника в...
-Юра, сядь. Это фильм.
-Они все делают неправильно, — человек в шарфах падает назад, в кресло — точнее, его втягивает туда сидящая рядом девушка. — Они же все погибнут.
-В этом-то и суть, — устало, приложив руку к лицу, говорит человек в военной форме. — Если бы все всё делали правильно, то сюжета бы не получилось вовсе.
-Я не понимаю, — упрямо повторяет Лин. — Зачем люди приходят сюда смотреть на это? Это кино создано чтобы показать распространенные тактические ошибки?
-Нет, — вздохнул, смиряясь с неизбежным, Алеев. — Вовсе не за этим.
-Помню, была как-то в кино, — мрачно говорит Притворщик. — Давно еще так, до всей этой херни. Человека что передо мной сидел, проиграли...
-Это как? — не понял лейтенант.
-Очень просто, — огрызнулась Крестова. — Проигрывают в карты случайное место в зале. Того, кто на нем зад разместит, ты во время сеанса и режешь...
На экране захлебывалась безнадежная атака, на экране стрекотал пулемет и валились в сырую землю тела.
-Надо было дождаться подкреплений...
-Ну чего ты так побледнел, рожа твоя контролерская? Не хочешь тоже сыграть? Продуешь — завалишь...ну скажем вот того, кто на третье кресло сядет...
Безнадежно. На что я только надеялся?
Признавать что полковник был прав, не хотелось — не хотелось вовсе. Но уже третий день — последний день чуть ли не зубами вырванной для "стрел" воли показывал, что глава "Атропы" не шутил. Члены личного отряда полковника действительно ничего не знали, кроме войны — а то, что знали, чем жили, чем интересовались или могли бы, сложись их жестокая судьба всего лишь чуточку иначе, из них вытравили уже давным-давно. Оставшиеся же крупицы они берегли, как зеницу ока, и в число посвященных в их тайны, в их жизнь — в жизнь отряда — Алеев не был. Пока что еще не был, и, признаться, не знал уже, что тут можно еще было бы предпринять.
Добравшись до города, он не нашел ничего лучше, чем предложить Первому посмотреть достопримечательности. Юрий, сообщив, что такой категории он еще не знал — то ли дело простое и понятное "полевое укрепление" или "имеющий стратегическую ценность промышленный объект" — взялся за дело всерьез: к вечеру совершенно ошалевший лейтенант получил исчерпывающий доклад.
-Здания в квартале слабо подходят для организации обороны, и крайне уязвимы для артобстрела, — такими словами начал Первый из "стрел" рассказ о походе в музей. — Специализированных оборонительных сооружений, мест скопления техники и живой силы выявить не удалось. Есть множество удобных снайперских позиций, местность вполне подходит для разведки в пешем строю. Воздушное пространство не патрулируется, прикрытия с земли также замечено не было...
-Хватит, — устало прервал его тогда раздосадованный лейтенант. — Хорошо поработал, свободен.
Со Второй, Притворщиком, все было еще хуже — настолько, что он в какой-то момент едва ли не проклинал себя за эту идею, за то, что таки смог уговорить полковника. В первый же день она попыталась бежать — как оказалось после, лишь для проверки: наградит ли он ее болью посредством контрольной схемы, или все же нет. Побег, впрочем, закончился минут через пять — заставив себя поискать по всем этажам большого старого дома, Вторая, наконец, вернулась, хрипло смеясь над контролером, которому, "как она и думала", не хватило смелости ее убить на месте в самом начале этой смелой до самоубийства издевательской попытки. Номера в дешевой гостинице они снимали соседние — и когда вечером первого дня в его дверь постучали, лейтенант не особо удивился. Он даже ждал этого разговора — ждал с той самой полушутливой попытки к бегству. Но он и представить не мог, что разговор получится настолько тяжелым...
-Ну чего, так и будешь меня тут держать? — прорычала Вторая с порога. — Или как?
