Побережье украсили огненные цветы. Объятый пламенем корабль — то было первое судно, открывшее огонь по кольцу — изуродованный до неузнаваемости собственными снарядами, с хлопком подкинуло в воздух, словно игрушку. Многотонная стальная туша закружилась волчком — сминаемая подобно мокрой бумаге, стремительно всасываемая в жерло незримой воронки...
Шипов услышал крик — оглушительный, насквозь безумный — и не сразу понял, что сам им только что разродился. Он, наконец, понял, наконец увидел, что случилось с машиной Яворского — и понял с такой же предельной ясностью, что подобная судьба его отнюдь не устраивает. Сцепив зубы и приготовившись проверить, что протянет на пределе дольше — двигатели или его собственное сердце — он принялся за очередной разворот — подальше от этого невозможного...невозможного...
-...невозможно? Я спрашиваю еще раз, что значит "невозможно"?
Командный пункт едва не сотрясался от голоса епископа — с каждой минутой крики становилось все невыносимей.
-Я требую доклада! Что это за чертовщина? Почему ее ничего не берет? Господа ради, что только что случилось с "Нарциссом"?
-Ваше Преосвященство, он...он это...улетел...
-Корабли не умеют летать, бестолочь ты проклятая! — завизжал, со всей силы ударив трубкой по столу, епископ. — С начала операции и полночи не прошло, а мы уже потеряли второе судно! У нас пожары по левому борту, у нас выбило второй антенный блок, на "Людвиге II" все в чертовом дыму, конструктов из Могилы выкосили, как траву, похоронка только что утратила всякую связь с Короной, а в прибрежной полосе...Господи, кто-нибудь скажет мне, наконец, что за дрянь и из какого круга ада притащили сюда эти русские безумцы?
Переведя дыхание, Юлиан бросил взгляд воспаленных глаз в дальний угол — на источник сиплого, с трудом сдерживаемого хихиканья, которым кто-то отчаянно давился.
-Герхард! Вам еще смешно, мерзавец?
Отдельные смешки плавно переросли в хохот — и старый палач, утративший всякую возможность держаться, зашелся им со всех оставшихся сил. Герхард хохотал — истово, надрывно, сотрясаясь в кресле и хлопая себя по коленям, утирая слезы и ни разу не пытаясь скрыть, что смех его все больше и больше напоминал истерику.
-Герхард! — красное от бешенства лицо Юлиана дергалось при каждом слове. — Вы совсем рехнулись? Герхард! Да приди же в себя, старый осел! — подскочив к палачу, епископ отвесил тому звонкую пощечину. — Слышишь меня, нет?
-Кого...кого угодно...ждал... — в перерывах между приступами хохота выдавливал из себя старый палач. — Кого угодно, только не...этих...
-Вы что-то знаете? Знаете или нет? — не дождавшись ответа, епископ схватил Герхарда за плечи, выкрикивая следующие слова ему прямо в лицо. — Вы знаете, что это такое? Знаете, кого русские вызвали? Не молчите, черт бы вас побрал!
-Что я знаю... — наконец, отсмеявшись и откашлявшись, Герхард осторожно отстранился, еще осторожнее отцепляя от себя дрожащие руки Юлиана. — Что я знаю, епископ, так это то, что теперь нам и правда придется стоять до конца. Если это именно те, о ком я думаю, мои вам поздравления — пришло время становиться героями. Вы ведь, кажется, только того и желали?
-Герхард, — Верта трясло все сильнее — страх, плескавшийся в его глазах, сквозивший в голосе, выпиравший из каждого суетного движения теперь уже ничем не подавлялся, позволяя лицезреть себя во всей неописуемой неприглядности. — Я даю вам последний шанс объясниться. Что это такое? Что за мерзость призвали русские?
-Не русские, епископ, — новый голос — холодный, но с явно угадываемыми нотками беспокойства донесся от дверей. — Не русские, но кое-кто иной.
-Лорд-надзиратель, — с шумом забрав воздуха раздувшимся носом, пробормотал Юлиан, терзая взглядом входящего в помещение Карантока. — Быть может, хоть вы скажете мне, что...
-Если моя теория верна, то виновник происходящего вовсе не из числа русских, — медленно произнес маг, подходя к столу. — Нет, господа, я полагаю, что даже в этой организации никто не поражен безумием в мере, должной для того, чтобы воззвать к...силам, манифестацию которых мы сейчас имеем возможность наблюдать. А если бы было и иначе, данная...область вряд ли представляла для Ленинградского Клуба хоть какой-нибудь интерес, чтобы ее заниматься ее тщательным...
-Наши корабли горят, Каранток, — прошипел Верт. — И сейчас я хочу знать одно — кто на нас напал и чем мы можем им ответить. Не больше и не меньше.
-Как раз к тому подхожу, — тут же отозвался маг. — Виновник сего...торжества мне знаком — пожалуй, позволю даже сказать, что знаю его столь же хорошо, как и себя самого, — бросив быстрый, несколько нервный взгляд на дорогие часы, лорд-надзиратель поспешил продолжить. — Русские тут ни при чем, но я знаю — многие из нас знают — какую змею они пригрели на своей груди. Речь, господа, идет о совершенно лишенном совести, чести и даже подобия внутренних тормозов существе, абсолютно беспринципном наемнике, что портит нам кровь уже не первое столетие. О самом яром ненавистнике Башни из ныне живущих, который не упустил очередного шанса примкнуть к ее врагам. О том, кому бы точно хватило и силы и отсутствия здравомыслия в равной мере, хватало бы сотворить нечто подобное, выпустить это в мир. О том, с кого, если я прав, началась вся история с Клубом. Вы знаете его имя, господа, мы все знаем. Единственное, что мне хотелось бы знать...
-...на что, еще раз, мы смотрим, Фруалард?
В зале оперативного совета правит бал чудовищная духота. Просидеть больше пары-тройки минут, не утирая лицо — подвиг, поймать хоть немного свежего воздуха, проскользнувшего сквозь дверные щели, сделать это, сидя в окружении таких же измученных жарой людей, каждый из которых норовит украсть тот глоток целиком, украсть для одного себя — чудо. В зале оперативного совета барабанят по клавишам пальцы, стучит назойливо кровь — в ушах, у виска, в самом сердце — бьется об пол при каждом нервном шаге тяжелая обувь. В зале оперативного совета внимание большинства приковано намертво к экранам и зеркалам. К тому, что творится по ту сторону. К тому, что...
-Fainne na banriona, — по морщинистому лбу мага стекает вниз, спеша сорваться за воротник, крупная капля пота. — Никогда не думал, что увижу живьем. Надеялся никогда...не увидеть...
Бросив осторожный взгляд в сторону ближайшего зеркала, Алеев с трудом поборол желание тут же и отвернуться — не видеть, забыть, вымести прочь из памяти и сознания вовсе то зрелище, что ежесекундно грозило умопомешательством. Заставил себя смотреть. Заставил вспоминать.
Он был здесь почти с самого начала — был, когда конструкты Короны оказались повержены Извольским, был, когда полковник, убедившись в том, что дело сделано, отдал сухой, короткий приказ — и специальная группа выдвинулась, чтобы добить безумного мага, оборвать жизнь, длившуюся слишком долго.
Был, когда в небе заполыхало. Был, когда эфир захлебнулся криками, когда свихнулись разом все системы обнаружения — от радарной сети до ее магических аналогов. Был, когда стали поступать донесения о магах, что валились на землю, будто подрубленные, о приступах необъяснимого ужаса и паники, о голосах, исходящих извне.
Он был здесь, когда "Атропа" и те, что явились ее погубить, не совещаясь, в едином порыве, нанесли стремительный, словно продиктованный каким-то глубоко запрятанным в каждое человеческое существо рефлексом, удар по новому врагу. Когда все, что было направлено на сокрушение исполинского кольца, исчезло — и вернулось, смертельным градом просыпавшись на своих же хозяев.
Быть может, он и не мог сравниться с ветеранами Второй Площадки, быть может, те несколько лет, что он провел на службе ей, и были для кого-то лишь пустой шуткой. Он, вне всякого сомнения, многого не знал и далеко не все видел. Но если бы здесь и сейчас кто-то спросил, какое зрелище способно повергнуть в шок с такой же легкостью, с какой это проделало с ними всеми циклопическое кольцо, ответ бы нашелся почти сразу.
О Фруаларде он слышал предостаточно — а познакомившись с ирландцем лично, весьма быстро составил на его счет определенное мнение. После пары оказавшихся весьма содержательными бесед оно даже несколько улучшилось, но одна деталь в образе мага оставалась неизменной.
Он никогда не слышал — и уж конечно, никогда не видел подтверждения того, что этот коротышка, нравом подобный пороховой бочке, а в силе равный боевой элите Ассоциации, способен даже на слабейшую тень страха.
Никогда прежде.
И если уж в глазах старого мага нашло приют нечто, на то похожее, что тогда оставалось им? Если даже он, если даже это чудище...
Если так — стоит ли корить собственное сердце за то, что оно прямо сейчас крепко обдумывает кратчайший маршрут до пяток?
-Давайте на мгновение представим, что мы все здесь ничтожно мало знаем об этих...Ши, — усталостью, сквозившей в голосе Щепкина, можно было, как казалось лейтенанту, убить — и далеко не одного. — Давайте представим, Фруалард, что все, что у нас сейчас есть — эта громадина над побережьем, которая только что вычистила всю линию Флегетон...
-То, что от нее осталось, — буркнул кто-то.
-...и запустила в небо один из их кораблей так, словно это был игрушечный мячик, — тяжело, с шумом, выдохнув, глава "Атропы" уперся подбородком в подставленные кулаки и подался чуть вперед, поближе к экрану. — Я жду ответов. Не сказок о феях. Не цветистых словечек на вашем языке. Ответов, четких и прямых. Что это?
-Перекладывая сказочки на ваш язык, полковник, изволю доложить — перед вами мобильное автономное устройство, созданное для захвата и обеспечения плацдарма в целевом мире, — влив в ответ, кажется, всю возможную желчь, прохрипел маг. — Можете называть его "королевским кольцом". Можете называть еще как-нибудь. Можете вообще никак не называть, если не хотите, сути это не изменит — если оно провисит здесь еще минут двадцать, нам всем будет уже совершенно все равно, какое определение вы в итоге подберете.
-Так что...
-И еще одно — если я снова услышу, как вы называете гостей напрямую, то придется надавать вам по шее, — не скрывая раздражения, оборвал полковника Фруалард. — Не сомневайтесь, я это сделаю. И — опять же, не сомневайтесь — мне это доставит такое же удовольствие, как им — ловить речи разных дурней, что поминают их по имени.
-Но откуда они...
Договорить стоявший рядом с Веревкиным офицер не успел — его неосторожно брошенная фраза возымела на мага эффект воистину чудовищный. Треснув кулаком по столу так, что несколько человек, включая Алеева, невольно вздрогнули, Фруалард заорал — дико, не сдерживаясь, выкатывая глаза и брызжа слюной:
-Откуда? Вы еще смеете спрашивать, откуда — вы, олигофрены, кретины чугунные, в лоб бараний вас долби и в уши, межеумки недоструганные, погоны трубочкой в зад вам всем суй и до хруста крути! Откуда? Откуда? — кривляясь на все лады, ревел маг. — А давайте пораскинем чутка той плесенью с дерьмом пополам, которая у вас в черепах гуляет! Откуда? Вы же у нас не можете, как предки ваших предков, драть их в аду тремя кочергами с пятью насадками в каждую дыру да без продыха, чин по чину разбираться, вам же без беготни этой мышьей скучно, вам надо с шумом, с помпой, да чтобы трах, да бабах, да тарарах! Ну что, как карнавал, детишки, как елочка новогодняя, довольны все своими подарочками? Ты только погляди, как расстарались — что вы, что эти, с крестами, зубы бы им теми крестами пересчитал до единого да четками бы удавил, стервецов — мяса нагнали вагонами, как на Третью мировую, да еще мяско то поливают так щедро, что янки, уж на что головами простужены, на пережаренное барбекю столько не льют! Клянусь бородой моего прадеда, прекраснейшего мага с достойнейшей судьбой, я еще проснуться не успел сегодня, а уже слышал, как вы там на пару с башенными артиллерию погрузней расчехляете! А в зеркальца ваши глядючи и вовсе кипятком ходить начнешь, да прямо на пол, чтоб ни кадра не упустить! Что у вас там, Корона? Ну да, одного малахольного ребеночка Земли-матушки нам мало — давайте к нему в пару еще Извольского добудем! Глядишь, споют гнилые душеньки наши так расчудесно, что с головы зрительской копеек по пятьдесят добытку наберется! Да что там далеко ходить, я носу наружу сунуть этой ночью не успел толком, а чую — пылищей тянет! Узнаю, узнаю ароматы — так только прана моей дражайшей Алюминиевой Босячки смердеть умеет! Уж не знаю, с кем она там вальсирует под минометами, да надеюсь, что оба уже ноги переломали во всех местах! Как славно, как романтично, какая картинка, чудесная, магическая, я бы сказал! Магия так и течет, так и хлещет, словно лопнувшего купола нам мало было! Давайте, опухоли рода человеческого, еще поднатужьтесь — и в Припяти раньше земля заколосится, чем в двадцати милях отсюда уродится хоть один несчастный малек! Ну что же вы встали, товарищи офицеры, еще, еще керосину в кострище мировой погибели — давайте, почему бы и нет? Скоро, как пить дать, бытие вовсе пополам треснет, и сюда такое попрет, что Прекрасный Народ сойдет вам за ангелов! А ведь попрет, попрет, что я, вас не знаю, что ли, не знаю, как ручки ваши чешутся поколдовать? И угадайте, если есть чем, если последний мозжечок на весь штаб олухов царя небесного еще не пропили, кому все это дерьмо выгребать да чистить? В жизни не угадаете, товарищи, а я даже и угадывать не стану! Подвизался один раз помогать — все, с горба бедного старика в жизни не слезут! Хорошо если тачку дадут, тела скидывать, о помощнике так вообще и не мечтаю!
Выпрыгнув из-за стола, маг устало облокотился на ближайший пульт, с шумом занявшись приведением надорванного криками дыхания к надлежащему ритму. Приняв стакан воды и залпом опрокинув, Фруалард еще несколько секунд осоловело хлопал глазами — прежде чем, наконец, повернуться к главе "Атропы".
-Так, — хрипнул маг, держась рукой за край стола. — Ладно. Как у вас любят говорить — проехали. Ох, чует моя печенка, по нам самим сегодня проедутся, да хорошо если в одну сторону... — откинув прочь налипшую на лицо прядь седых волос, Фруалард снова вздохнул. — Что-нибудь пошибче "Ессентуков" у вас водится? Я их, конечно, уважаю, но на трезвую голову эту дрянь обсуждать даже не...
Речь мага остановилась столь же резко, что застыл, остекленел намертво взгляд — стоило лишь тому упасть на ближайшее из зеркал. Бросив еще несколько слов на родном языке — Алееву подумалось, что среди них вряд ли бы нашлось хоть одно печатное — Фруалард опрометью бросился к зеркалу — и замер там, едва дыша.
-Нет...не могли же...даже сейчас...
Сбивчивая речь мага пугала отчего-то даже больше, чем открывшееся им зрелище. Впрочем, последнего тоже вполне бы хватило, чтобы выбить напрочь дух из кого-то, менее подготовленного — уж если от увиденного дрожат руки Фруаларда и расширяются в немом недоверии глаза, повидавшие, наверное, самые жуткие виды миры, глаза, что принадлежат главе Второй Площадки...
Кольцо все еще было там, в небе над побережьем. Кольцо никуда не делось, но за то время, что было проведено в спорах и ссорах, за те жалкие несколько минут, что никто не удосуживался глянуть на экран или в очередное зеркало, оно успело стать частью чего-то большего. Колоссальный силуэт растягивался от кольца во все стороны, шаг за шагом выстраивая в небе чудовищной сложности узор — нечто зыбкое, осязаемое лишь частью, слабый образ на измученной оболочке бытия. Циклопическая паутина из отливающих серебром волокон, аккуратно сплетаемая по кругу сеть — столь огромная, что само кольцо оказалось лишь маленьким, незначительным ее элементом, лишь одним из многих. Сеть была вовсе не пуста — вокруг центральной оси, цилиндрической формы объекта размером в полкилометра, беспрестанно вращались, скользили вверх и вниз по выплетавшимся будто бы из воздуха тросам структуры поменьше. В отдельных секциях узора, едва те оказывались завершены, натягивалась полупрозрачная мембрана, наполненная мерцающими узорами — каждая из них будто бы впитывала лунный свет...
