-Вот как, — лицо палача осталось непроницаемым.
-Я никого ни в чем не обвиняю и делать того не стану. Но ни для кого, знающего вас, не является секретом, что вы с ним...не ладите. Многие были свидетелями той потасовки в Копенгагене. Многие могли сделать из этого определенные выводы.
-В том числе и Бешеный.
-В том числе и он. Мы знаем, что Могила с Башней не упустят своего шанса ударить нам в спину. Мы знаем, что магистру Лесажу тоже доверился бы лишь законченный дурак. Но что именно заготовил епископ, мы...
-Вам тоже не по душе копаться во всей этой грязи, командор, — заглянув в глаза Деляну, устало произнес Асколь. — Вы бы и не стали, верно? Вы не любите врать. Не любите и не хотите. И ваше "мы" выдает с головой того, кто написал для вас эти речи...
-Послушайте, Кат...
-Он мог бы прийти ко мне сам. Лично, — отойдя на пару шагов, палач отвернулся к иллюминатору. — У него было столько шансов...
-А у вас? Почему вы не подошли к нему за все эти дни? Почему вы ни разу...
-Мой отец связан по рукам и ногам законами рода, правление которым взвалили на его плечи. И вынужден набрасывать те же путы на всех нас. От части я избавился, другая останется со мной до конца...пусть так. Но не просите меня о возвращении. Не просите меня за него, — в последние слова против его желания вошло столько боли, что Асколь на мгновение умолк, переводя дух. — Потому что каждый раз, когда нечто подобное случается, я вижу, что ничего не изменилось. Что возвращаться по-прежнему некуда.
-Простите, если я...
-Ничего страшного. Вы пытались. Должны были попытаться, верно? — сквозь губы палача вырвалась горькая усмешка. — Я знаю. Я тоже когда-то...пытался. Пока не понял, что его игры ничем не отличаются от тех, которые ведут другие.
-Не стану с вами спорить. Но его предупреждение вы готовы выслушать, так?
-Мой милый братец, — кивнул Кат. — Кто еще под подозрением?
-Что насчет особы, включенной в вашу группу недавно? Леопольд о ней ничего не говорил, но все же...
-Ренье ее проверил. Чиста, как утренняя роса.
-Возможно, вам стоило бы...
-Ренье обещал за ней присмотреть. Она напоминает ему кое-кого из славного прошлого, так что мы можем быть уверены, что присмотр будет...весьма строгим.
-Тогда, быть может, поговорим о...
-...вас?
Обычно невозмутимое лицо Деляну в этот раз не сумело справиться с признаками удивления — пусть по нему и видно было, что борьба с таковыми все же имела место.
-Что?
-Поговорим о вас, — повторил палач. — Мне известно, с кем вы работаете. И кто поспособствовал вашему возвышению. И если уж мы с вами сойдемся на том, что здесь нет ни одного человека без секретов...может, займемся вашими?
-Послушайте, я...
-Ведь именно ваши мотивы — мотивы принять то, что предложил вам Леопольд, когда куда проще и спокойнее было бы служить, как служилось — все еще остаются тайной. А мы уже столько тайн тут успели языками перемолоть...
На какое-то мгновение ему показалось, что ответа не будет — или же на место такового станет какая-нибудь вспышка ярости, раздраженное опровержение или гневная отповедь. На какое-то мгновение он подумал, что зашел слишком далеко и сейчас увидит другую Деляну, увидит что-то, что подсознательно искал в ней уже давно — искал для того, чтобы получить, вырвать уже свое успокоение: остаться чистым при такой работе не мог решительно никто.
Когда Андра-Мария заговорила, он понял, что прав был лишь в одном — врать командор действительно не умела.
-Мариус Деляну, — тихо-тихо произнесла она, опершись рукой о стол. — Вы его знали, так ведь? Вы говорили, что работали вместе с моим отцом.
-Пару-тройку раз.
-Вам известно, как он погиб?
Вопрос определенно не требовал ответа — но даже будь иначе, Асколь никак не мог его дать.
-Никто не знает, — глядя куда-то в пол, проговорила бетлемитка. — Наша семья веками служила Святому Престолу и вот...вот что мы получили в благодарность. Они все засекретили. Наглухо. Вот что нам осталось, — Андра-Мария с силой хлопнула ладонью по кирасе. — Это и больше ничего.
-Я...
-Моя мать до самой своей смерти обивала пороги, требуя у них ответов. Они погубили ее...эта проклятая стена молчания...она просто не выдержала, понимаете? После всего, что он сделал...не иметь возможности даже проститься...
-Я мог бы помочь, — вновь сойдясь взглядом с командором, выдохнул палач. — Я мог бы свести вас с парой...
-Вы все еще не поняли, да, Кат? — Деляну с болью улыбнулась. — Думаете, я не пыталась? Я год за годом делала запросы, рыла носом землю. Отирала все те же пороги и трясла за глотки. И каждый раз одно и то же. Тишина. Всегда эта проклятая тишина.
-Если стену не пробить, ее обходят. Или делают подкоп. Должен быть...
-Отец Кат, — резко оборвала его командор. — Я ценю, что вы предлагаете мне помощь, а не слова утешения. Правда ценю. Но поверьте мне, вы здесь бессильны — и даже если бы вы были в прекрасных отношениях со своим начальством, ничего бы не поменялось. Один из тех запросов, что я делала в былые годы, был не совсем безуспешным...по крайней мере, я узнала, насколько выше своей головы пыталась подскочить. До моего сведения довели, что информация по делу, ставшему для отца последним, относится к определенной категории секретности...
-Уровень?
-Двойной бесцвет.
Сердце предательски пропустило удар. Подняв глаза, он уставился на Деляну совершенно новым взглядом — полным до краев безотчетного изумления.
-Дурацкие у вас шутки, — прохрипел палач, с трудом ворочая языком. — Дьявол, у меня от них даже голова отошла...
-Я бы тоже хотела, чтобы это было лишь шуткой.
-Да, но... — нервы определенно требовали успокоения — и, намереваясь поискать его в табачном дыму, он отправил руку в карман, за сигаретной пачкой. — Об этом даже шепотом не говорят. Это категория вне категорий. По ней проходят дела...
-...которых никогда не было, — тихо кивнула Деляну. — Нечто, настолько потаенное, что выплыви оно наружу — по швам разойдется весь институт церкви...в самом лучшем случае. Нечто, доступное лишь горстке избранных.
-Вы уверены, что...
-Текущему декану и субдекану тайной коллегии. Главе похоронного класса. И нескольким доверенным лицам, среди которых ваш отец, Кат.
-Я не понимаю, — запалив сигарету, пробормотал палач. — Если все действительно так, как вы сказали, до вас не должны были доводить и этой малости! Как вам удалось...
-Полагаю, что эту малость до меня довели намеренно, — мрачно ответила Андра-Мария. — Как своего рода последнее предупреждение. Двойного бесцвета не существует, как и всего, что под него попадает. И если бы я продолжала искать, мое существование бы тоже...обесцветили. Желай я потешить свое самолюбие, то считала бы, что с карьерой в ордене у меня не задалось исключительно потому, что уродилась не мужчиной, но все куда проще, полагаю. Я кого-то изрядно допекла своими розысками, подняла слишком много шума — и они сделали все, чтобы я за это поплатилась.
-Что вам обещал Леопольд?
-Ничего. Но если я выполню эту работу, если я хорошо ее выполню, то, возможно...я смогу набраться смелости и попросить его...
-Это безумие. Он никогда...
-Безумие? — тряхнула головой бетлемитка. — Оглянитесь вокруг. Через несколько часов мы будем убивать тех, кто, как и мы, стоит на страже этого мира, кто не единожды отводил от человечества погибель. Будем делать это с радостью в сердце и рука об руку с теми, против кого нам действительно должно воевать. Будем делать это потому, что таково желание...Рима, конечно, не Бога. И никто из нас не в силах это предотвратить. Безумие, говорите... — сорвав со стены белоснежный плащ с синим крестом и набросив на плечи, Деляну резко распрямилась — доспехи тут же отозвались жалобным скрипом. — Да мы в нем давно купаемся.
В коридор палач выбрался вторым, пропустив вперед командора. Говорить больше ничего не хотелось, но и молчание не обошлось без боли — ведь в каждом из слов Деляну он против воли узнавал свои собственные.
Чего ради они творят то, что творят?
Знает ли он? Уверен ли в своем ответе?
-Эй, полегче!
Подобные размышления не вели никуда, кроме как прямой дорогой к проблемам — и потому вряд ли было что-то удивительное в том, что, выбравшись из каюты Деляну и отдавшись им, он тут же столкнулся лоб в лоб с кем-то, спешившим в противоположную сторону.
-Так ведь и убить недолго! — потирая макушку, пожаловался молодой человек.
Даже слишком молодой для своего чина, если учесть болтавшейся на длинной цепи декоративный горжет: согласно выбитой там надписи, этот худощавый тип в белой накидке являлся никем иным, как маршалом, красный крест же на белой накидке — чуть больших размеров, чем синий Деляну — безошибочно определял его как храмовника.
-Или вы того и хотели, а, господин палач? — рассмеявшись, тип протянул руку, с которой только что содрал кожаную перчатку. — Петер Лароз, к вашим услугам, — скосив глаза на сигарету, все еще зажатую меж зубов Асколя, он вновь усмехнулся. — И будьте уверены, я несомненно прощу вам это небольшое дорожное происшествие, если поделитесь огоньком — у меня еще вчера все спички вышли...
-Силам крестового похода "Метелица". Общая готовность гамма. Личному составу первой волны собраться в ангарах с номерами...
Для последнего инструктажа была выбрана резервная ходовая рубка. Помещение мало чем отличалось от своего оригинала — разве что было несколько меньше по размеру и не настолько загружено аппаратурой. За массивными дверьми — такие, казалось, пережили бы и знакомство с танковым снарядом — собрался сейчас лишь командный состав сил вторжения: офицеры Батальона и флота, собранного Морем Бродяг, главы палаческих групп и посланных своими орденами рыцарей...
Мест, впрочем, все равно отчаянно не хватало.
-С вашего разрешения, господа, я буду краток. В конце концов, все это мы уже должны были вызубрить в последние месяцы так, чтобы от зубов отлетало...
Речь вел Карел Тис — высокий человек с сухим, чрезмерно вытянутым лицом землистого цвета и волосами, что наводили на мысли о сигарном пепле. Кроме этого имени — если хотя бы на его истинность можно было положиться — собравшиеся могли оперировать лишь крохотной горсткой фактов: Тис был прикреплен к штабу вторжения непосредственно тайной коллегией, духовного сана не имел, но располагал — опять же, если сказанному можно было верить — солидным военным опытом. Из чьего именно рукава была извлечена эта карта с шаркающей походкой и монотонным, но твердым голосом, оставалось только гадать, но, так или иначе, со своей задачей она справилась, заняв то место, за которое в противном случае разразилась бы нешуточная борьба. Посаженные в одну лодку общим делом, как, немного играя словами, высказывался Герхард Хельденклинген, представители Церкви и различных ветвей Ассоциации далеко не всегда были готовы в чем-либо уступать друг другу — и пусть даже командные должности и планы операции были утверждены давным-давно, новые поводы для дебатов, спор и склок отыскивались едва ли не ежедневно. Доходило до абсурда — ничем иным, по крайней мере, Герхард не мог счесть бурную ссору недельной давности, возникшую из-за карты, где единственный корабль сопровождения, выделенный Часовой Башней, оказался изображен большим по размеру, чем таковые от Могилы. Пара колких фраз — и вот уже разговор переходит на повышенные тона, пара лишних минут — и спор, пусть и напряженный, уступает место скандалу. Ликвидация последнего потребовала от старого палача поистине нечеловеческих усилий, но пусть стороны и удалось привести к компромиссу — несчастная карта была перерисована в ту же ночь — один из основных участников ссоры счел невозможным простить полученные в процессе оскорбления. Дуэль, состоявшаяся на заре следующего же дня, лишила силы вторжения сразу двух магов — победитель оказался столь сильно искалечен, что на его участии в походе немедленно был поставлен крест. Памятуя о тех событиях, палач счел достойным поводом для радости тот факт, что Тис, официально не имевший никаких полномочий вмешиваться в ход операции, взял на себя текущую роль — и выяснений, кто же должен вести эту последнюю речь, грозящих вновь выродиться в нечто худшее, не будет вовсе. В глубине души Герхард, не побоявшийся ранее высказать соратникам свое мнение о руководстве похода — "Nur eine beachtenswerte Gefahr droht diesem Einsatz und ihr Name ist Wert"(8) — питал надежду, что определенными полномочиями тайная коллегия Тиса все же наделила — и если на то, не приведи Господь, возникнет нужда, Карел не колеблясь применит их по отношению к епископу.
-Итак, господа, вот она — Вторая Площадка.
Находящаяся за спиной Тиса карта исполнена была отнюдь не на бумаге, умещаясь в массивном зеркале без рамы. Бережно воспроизводившая каждую деталь рельефа и пестрящая пометками и условными обозначениями, она плавно менялась, стоило лишь говорящему подарить зеркальной глади одно небрежное касание.
-Я ни в коем случае не ставлю под сомнение опыт и знания людей, собравшихся сейчас здесь, предо мной, но тем не менее позволю себе сказать — ни с чем подобным никто из вас ранее не сталкивался. Это не мастерская мага и даже не логово Прародителя. Это настоящая крепость, не имеющий аналогов сплав магического искусства и самых передовых технологий, доступных Советскому Союзу...
Два работающих кондиционера начисто проигрывали войну царящей в зале духоте — расстегнув верхнюю пуговицу на воротнике и промокнув рукавом проступивший на морщинистом лбу пот, Герхард уронил взгляд на стол, по которому были рассыпаны многочисленные распечатки — фотографии, списки, карты и схемы...
Все, что хранили эти бумаги, давно уже было ему известно — до края, до боли. Все это давным-давно успело прогрызть себе путь, проникнуть в него, въесться не в разум, но в самую душу, забросав долгие, бессонные ночи семенами страхов и тревог — и ныне они щедро давали всходы.
-Площадка имеет пять линий, или скорее колец, обороны, — легкое прикосновение — и зеркало выплюнуло новую карту, отмеченную кроваво-красными кругами. — Впрочем, будем пользоваться терминологией, принятой самими русскими. Внешнее кольцо — так называемая "линия Лета", чьи ключевые узлы разбросаны по множеству островов Финского залива, будучи замаскированы под обычные строения. Данная линия выполняет сразу несколько функций. Система следящих полей служит средством обнаружения противника на дальней дистанции, отдельные же слои этой системы настроены уже на маскировку существования самой Площадки. Система комплексная — наряду с иллюзиями высшего порядка используются угнетающие разум и рассеивающие внимание чары, вплоть до прямого воздействия на конкретную цель, если на то будет нужда. Лета — река забвения, и любая цель, не экранированная должным образом, рискует потонуть еще в ней: экипаж судна — неважно, морского или воздушного — попав в зону действия полей в лучшем случае просто потеряет интерес к дальнейшему продвижению, будучи уверен, что впереди ничего толкового нет, в худшем — распрощается с рассудком и станет легкой добычей. Мы, господа, несколько часов назад перешли эту линию — и пока что все еще в своем уме...
