-Среди них полукровка, — едва слышно пробормотала Деляну. — Кто...
-Лиценциаты (5), — сухо ответил Леопольд.
-Звучит несколько...странно. И что же они преподают?
-Лишь одну науку. Не самую благородную, — Асколь медленно повернулся к командору. — Могила играет в полную силу. И призвала своих лучших убийц.
-Я никогда прежде...
-Мало кто слышал, — покачал головой Асколь. — Еще меньшее число сумело передать это знание.
-Нечто вроде башенных...
-Отнюдь, командор. Это Башня создала своих охотников по их образу и подобию.
-Но я думала, что служба безопасности...
-Служба безопасности занимается тем и только лишь тем, что происходит в пределах Могилы, — в очередной раз не дав ей закончить фразы, произнес Леопольд. — Если преступление свершается там, это их дело — даже если преступник каким-то чудом сумеет достичь большой земли, расследование будут вести они, привлекая к делу разнообразных...свободных игроков, которых сумеют заинтересовать возможной добычей. От них не просят многого, и потому ими даже верховодит один из бывших цепных псов Лондона.
-А что эти...
-Запечатывающие охотники Башни не просто так носят свое имя — ведь им частенько ставится в задачу арест. Лиценциат же призывается Могилой единственно для убийства. И насколько мне известно, сюда были направлены самые отборные.
-Вы...встречались с ними?
-Доводилось, — явно без особой охоты произнес Леопольд. — Но этой истории придется подождать своего часа, командор. Сегодня нам предстоит больше слушать, чем говорить — и далеко не все из услышанного придется вам по нраву...
Аудитория, порог которой переступили Леопольд и Андра-Мария, была самой просторной из тех, что мог предоставить университет — но даже этого без преувеличений огромного амфитеатра едва хватило, чтобы вместить всех гостей. Первые два ряда сплошь занимали представители Церкви: высокое начальство собранных в поход орденов с подозрением поглядывало на своих коллег, то и дело о чем-то перешептываясь. Карстен Ротбауэр, Oberstmarschall Тевтонского ордена, явно не испытывал большой радости от соседства с почитателями Святой Смерти — в его глазах эти разукрашенные, разодетые в совершенно несусветных цветов тряпки господа лишь на шажок отставали от дьяволопоклонников. Не светилась радостью и делегация храмовников: хватило бы уже и того, что для великого магистра так и не нашлось ни одной подходящей по размеру двери — его официальных представителей, впрочем, хватило, чтобы забить ровно столько же места на скамьях, сколько занял бы сам Лесаж — так еще и посадили, будто бы нарочно, рядом с оборванцами Фортебраччо. Четверке младших офицеров, подчиненных командору Деляну, досталось место рядом с лазаритами: пробираясь на сохраненный для нее кусок скамьи, Андра-Мария старалась не думать подолгу о том, что хранят их печальные железные маски — отчаянно хотелось верить, что настоящих прокаженных им хватило ума оставить в стороне от общего сбора. Кивнув в ответ на едва слышное приветствие Лелио Мотта — равного ей по званию старого знакомого из Мальтийского ордена — Деляну поспешила занять свое место — пусть и не удержалась от того, чтобы бросить взгляд на верхние ряды.
Чуть выше рыцарей восседала горстка членов Ассамблеи — по правую сторону от них разместились Леопольд, Герахрд и Лука Ладзари: кардиналу пришлось изрядно потрудиться, чтобы втиснуть свое отвисшее брюхо между скамьей и столом. Места слева достались четверке из Бюро: прибыв одними из первых, они до сих пор не потрудились открыть свои лица — если, конечно, вообще собирались сдирать с голов капюшоны. От агентов похоронного класса все старались держаться как можно дальше — впрочем, возможно, свободные места были просто-напросто сохранены для командиров палаческих групп, что должны были прибыть чуть позже. Следующий ряд оккупировали посланцы Башни — демонстративно оставленная прореха между офицерами Батальона во главе с Кутриком и добровольцами лорда-надзирателя говорила — нет, скорее уж кричала — сама за себя. Три ряда выше были под властью Могилы: многочисленные гости из Моря Бродяг, разобраться в запутанной иерархии которых Деляну даже пытаться не видела смысла, прибывали маленькими, обособленными группками — ими же и рассаживались, смотря друг на друга ничуть не менее настороженно, чем на эмиссаров Лондона. Последний ряд заполнить до конца им не удалось: там-то и разместились находящаяся в очевидном меньшинстве группа из Атласа — провидец и троица хмурых конвоиров — и лица, не представлявшие на совете никого, кроме себя: например, Стальная ведьма и какое-то молчаливое седое чучело...
Деляну собиралась уделить собравшимся еще немного внимания — и сообразить, например, что неподалеку от ведьмы делал какой-то заспанный тип в кожаной куртке — когда ее легонько толкнул в плечо Янош Юхас — немолодой уже рыцарь, застрявший в своем текущем звании надежнее, чем в зыбучих песках. Командор только благодарно кивнула, прекратив почем зря вертеть головой и обратив свой взор к дверям. Вовремя — через порог уже перевалила процессия во главе с епископом Вертом.
Следом за Юлианом шествовала группа рыцарей, тащивших несколько деревянных ящиков, исполинских размеров карты, пока что свернутые в рулоны, и видавший виды проектор — едва ли не побросав все это хозяйство на пол, они занялись его распаковкой. Епископ, приглаживая волосы, поплелся к трибуне, а двери вновь распахнулись — в зал вошла уже знакомая Деляну тройка лиценциатов, сопровождавшая очередного гостя.
Опасным этот среднего роста человечек — полноватый, если придерживаться выражений самых мягких — отнюдь не выглядел, куда больше его облику подошло бы определение "нелепый". Обряженный в серый вязаный жилет, едва державший его выпяченный живот, брюки с подтяжками и стоптанные остроносые туфли, с головой, похожей на проржавевшую мушкетную пулю, которую зачем-то облепили свалявшимися в комки седыми волосами, человечек остановился, отпихнул одного из своих конвоиров в сторону и уставился на собравшихся в зале взглядом, не содержавшим ничего, кроме крайней степени раздражения. Вытянув из кармана нечто, завернутое в носовой платок — как оказалось после минуты мучений с узлами, то были всего лишь очки — он водрузил последние на едва читавшийся среди оплывшего, побитого оспой лица, нос, и принялся не то рычать, не то кашлять — так или иначе, ощущение было такое, словно утробистый господин был намерен повалить своим ревом стены. Наблюдая за тем, как рыцари возятся с проектором, он сделал было пару неловких шажков к доске — и, стоило одному из лиценциатов подойти слишком близко, взревел таким басом, что сидевшие в первых рядах невольно вздрогнули:
-Haut ab! — могучий голос, что прорвался наружу, сгодился бы иному пароходному гудку. — Herr Bischof, wenn Sie diese Dummkoepfe nicht weggehen lassen, habe ich die Vorlesung mit ihnen auf meinem Hals zu fuehren. So was sagt mir mein kleiner Finger(6).
Юлиан, как и многие другие, имевшие несчастье оказаться слишком близко к гостю, был малость оглушен его громоподобной речью — но, быстро совладав с собой, махнул рукой: лиценциаты, заметно хмурясь, расступились, отходя к дверям. Выждав, пока те не удалятся до самого порога, пузатый человечек утер губы рукавом и заковылял к доске, где водружали экран проектора — в зале уже вовсю перешептывались те, кто успел догадаться, кого имеет честь лицезреть.
-Это и есть великий Барокшмидт? — полушепотом поинтересовался у командора Янош. — Я ожидал большего.
-Да куда уж больше, — вполголоса ответила Деляну. — Хотя...вспоминая Лесажа...
-Говорил с его секретарем, кстати. У них давно ходит шутка — мол, если русские нас зажмут, с магистром мяса хватит на годы. А это, видать, неприкосновенный запас подвезли...
-Слыхал, он на тулийцев горбатился, — подал голос Джордано Калабрезе — второй из подчиненных Деляну командиров отделений. — А еще...
-А еще на A.E.I.O.U. и дьявол знает, на кого кроме, — пробормотала командор. — Его ученика-то похоронка держит в четырех стенах — как по мне, одного такого чокнутого миру уже хватило бы по самое горлышко. А этот...Леопольд говорил, его лет пятнадцать уже не выпускали на большую землю.
-А он не говорил, между делом, можем ли мы доверять уродцу?
-Доверять? Этому-то? — скривилась Деляну. — Да ты посмотри только — он носит ремень с подтяжками. Как можно доверять тому, кто собственным штанам не верит?
Возня с проектором продолжалась полным ходом. Словно чувствуя нетерпение, что уже начинало понемногу назревать в рядах, епископ, хрипло прокашлявшись, навалился на трибуну, выразительно постучав по краю ее костяшками пальцев.
-Господа, — несколько севшим голосом произнес Верт, сделав небольшую паузу для того, чтобы зал мог хотя бы начать утихать. — Я не большой умелец по части длинных и вдохновенных речей, но тем не менее, как человек, которому тайная коллегия вверила командование объединенными силами Церкви, чувствую себя обязанным сказать хотя бы несколько слов. Я буду, разумеется, краток, поскольку собрались мы тут все-таки отнюдь не для того, чтобы расшевелить изрядно захиревший местный факультет теологии...
В передних рядах раздались негромкие смешки.
-О чем же я поведу речь, когда цель, ради которой мы собрались здесь, всем вам кристально ясна? — голосом уже более громким вопросил Юлиан, налегая на трибуну. — О чем же я должен сказать, когда каждый из вас, я уверен, отчетливо осознает, зачем он здесь, и что ему предстоит совершить? — епископ вновь прокашлялся. — Я скажу вам несколько слов о нашем враге. Я скажу вам об истинных правителях этого ужасного Вавилона, который будет нами сокрушен. Я скажу вам о дьявольском царстве, где не существует ни жалости, ни милосердия, где вы днем с огнем не отыщете ничего святого, ничего человеческого. Дома, дворцы, улицы, сама земля, сам воздух там осквернен и запятнан всеми пороками, какие только способен измыслить человеческий разум. Я скажу вам об истинных правителях этого жилища всех грехов, о группе нечестивцев, что зовется Директоратом — и об их проклятой свите, о так называемом Ленинградском Клубе — истинной причине того, что Советский Союз все еще избегает — но не избегнет — участи Содома с Гоморрой. Их вина в том, что наше общество наводнено проповедниками атеизма, кишит, словно труп слепыми червями, самозваными ниспровергателями божественного, их вина в том, что в наших прекрасных городах источают они развращающие флюиды своей сатанинской гордыни, покрывая презрением все вековые постулаты. И разве одного этого не было бы достаточно, чтобы стала видна ясно, как днем, неотвратимая потребность человечества создать трибунал, способный применить против этого зла методы действенные и энергичные? Вы и без меня знаете ответ, — набрав побольше воздуха, Верт продолжил. — Но безумцы эти зашли даже дальше, чем мы предполагали. Всем вам известно о той кровопролитной бойне, о той резне, что чинили по указке Ленинградского Клуба по всем Британским островам их головорезы, всем вам известно, что вершили они меньше, чем месяц назад! Но мало кто знает об истинной цели их, которую открываю я вам сейчас, не видя более нужды хранить тайну, мало кто знает, что дьявольский план их состоял в том, чтобы открыть дорогу силам, жаждущим пожрать весь род человеческий без остатка, что намеревались они изничтожить как вид саму нашу бессмертную душу!
-Во разошелся-то, — вновь зашептал командору Янош. — Того толстячка, сейчас, кажется, удар от скуки хватанет.
-Как бы нас не хватил... — отозвалась Деляну.
-Густой дым, что поднимается из раскрытой ими бездны, едва не закрыл для нас солнце, — продолжал тем временем Юлиан. — Но мы ныне готовы предупредить новые убийственные деяния, готовы истребить без остатка этих гнусных апостолов дьявола, известного под именем Кай. Разумеется, в умах некоторых из вас может зародиться непростой с виду вопрос — виновны ли все без исключения служители этой воплощенной мерзости — и мой долг, как человека, коему вверено повести Христово воинство в битву, состоит в том, чтобы развеять ваши опасения. Напомню всем присутствующим в зале — и попрошу, чтобы послание мое было донесено до каждого, присоединившегося к нашему священному походу, что согласно Кодексу канонического права от 1917-ого года, параграф 2214-й, Церковь имеет nativum et proprium ius (7), независимое от какой-либо человеческой власти, наказывать как карами духовными, так и карами мирскими...
-Он пропустил "своих подданных", — хмыкнул Янош.
-...в комментарии же к параграфу 2314-ому того же Кодекса прямо говорится, что все виновные в отступничестве от веры христианской, ереси и раскольнической деятельности ipso facto (8) отлучаются от церкви, и что это преступление совершают все те, кто исповедует материалистическую и антихристианскую доктрину коммунистов, в особенности те, кто защищает ее и проповедует...
-Я, кажется, больше не вытяну, — прошептала Деляну.
-Есть способ спастись, командор, — улыбнулся Янош. — Напомните этому треплу, что в восемьдесят третьем был принят новый Кодекс, так вас мигом выставят...
-...образом, порученное нам дело веры настолько важно, что ради него были оставлены преследования неисчислимого множества иных преступлений. И передаю вам слова Его Высокопреосвященства Алоизио Массари, субдекана тайной коллегии — "Во имя спасения от мук и страданий заблудших душ, во имя спокойствия и единства в христианском мире, во имя общего блага Церкви, мы подтверждаем решение, вынесенное тайной коллегией касательно нечестивой и кровавой клики, известной как Ленинградский Клуб, грозящей затопить грязью своей весь христианский мир. Мы запрещаем оказывать презренным слугам их какую-либо помощь — пусть ни одна рука более не протянется им навстречу! Пусть каждый из них будет проклят, будет одинок и будет гоним, как одержимый бесами. Клеймите и преследуйте их, живых или мертвых..."
-Смотрите-ка — кого-то уже достало.
Повернув голову, командор увидела пробирающегося к выходу человека — одного из тех, что сидел в последних рядах. Кажется, тот самый русский...как там его, Татарьев?
-"...вознаградить не только в жизни вечной, но и в этом мире всех тех, кто выполнит свой долг перед Святой Церковью. Мы призываем верующих любыми средствами, железом, огнем или ядом бороться против наших врагов. Мы даем отпущение грехов всем, кто возьмется за оружие и, под предводительством Его Преосвященства епископа Юлиана Верта, пойдет сражаться с русскими нечестивцами. Сразивший хоть бы одного врага будет сочтен причастным к святым подвигам и удостоится венца мученика, ему даровано будет прощение всех свершенных нарушений и излишеств, тот же, кто приведет нам дьявола, известного под именем Кай, живым или мертвым, освобожден будет от всех грехов и проступков, равно бывших и будущих, будет чист и невинен так же, как крещеный новорожденный, и да будут закрыты для него врата ада, и откроются после смерти врата райского блаженства. Господь обещает вам победу и отдает в ваши руки все, что принадлежит вашим врагам..."
