Он проявил слабость — и исправить это можно лишь одним способом.
-Ну и куда вас, святой отец?
-В церковь черепов, — хрипит свой ответ палач — мало того, делает это по привычке на английском.
-Чего-чего? — глаза таксиста медленно едут на лоб.
-La chiesa di Santa Maria delle Anime del Purgatorio, — медленно поправляется, наконец, он. — И побыстрее, если можно...
-Значит, ночью он исчез? — не глядя на свою помощницу, поинтересовался Верт. — Переходи к сути. И воздержись впредь от красочных описаний своих...
-Ладно-ладно. Он вернулся под утро, злой, как дьявол. Он все узнал. Все, что только мог...
Церковь Святой Марии, покровительницы душ в Чистилище, на первый взгляд выглядела вполне прилично — ничего необычного, по крайней мере, ее фасад не предвещал. Пройдя за не особо высокую, но все ж таки украшенную весьма острыми пиками оградку и остановившись пред зажатым меж двух высоких домов храмом, Асколь в очередной раз поправил воротник — вернее, то, что от него осталось. Массивная, в два человеческих роста, дверь, поддалась без большой охоты, словно не желая впускать ночного гостя.
Верхняя часть церкви, в прохладную тьму которой сейчас нырнул экзекутор, также мало чем могла удивить: потускневшие картины, унылое мерцание рассыпанных по залам светильников...проскользнув мимо спящей неподалеку от дверей фигурки к широкой лестнице, что вела вниз, палач почти сразу окунулся в сырой и затхлый воздух подземного святилища.
Нижняя церковь была обустроена согласно представлениям о чистилище своих основателей — как считалось, чтобы молитвы за оказавшиеся там души протекали усерднее. Усердие и правда требовалось: святилище было буквально завалено костями бедняков — и больше пятидесяти заупокойных месс в день несколько веков назад не было здесь чем-то из ряда вон, равно как и очереди из желающих помолиться за погребенных под храмом — растягивались они нередко на полкилометра. Пусть в свое время захоронения и были запрещены, огромное количество гробниц осталось пылиться в этих старых, поросших плесенью стенах.
Подземелья быстро нагоняли тоску. Никаких больше украшений, никаких привычных уже излишеств в стиле барокко — лишь множество простых алтарей да символическая могила, укрывавшая вход в гробницу. Земляной пол и взятые наугад кости, помещенные в мавзолеи — с ними соседствовали принесенные уже в дни нынешние высохшие цветы, игрушки и прочий хлам.
Найти потайной проход не составило труда — пусть он все еще до конца не протрезвел, пусть он был здесь лишь единожды, много лет назад — то была вовсе не его заслуга, нет — лишь ошибка тех, кто этот самый проход маскировал: сделано это было поистине беспомощно. Пара минут мытарств с заевшими рычагами и вот уже он тащится в очередное подземелье, все ниже и ниже, на самую глубину. Надежда была лишь на одно — что за прошедшие годы программа переноса старого тренировочного лагеря так и не началась за нехваткой средств, времени или и того и другого вместе. Что встретит его бдительный...ну ладно, хотя бы громогласно храпящий часовой, а не голые стены, с которых уже ободрали все указатели и замурованные намертво двери, за которыми когда-то располагалось одно из многочисленных рыцарских убежищ...
Часовой внизу и правда нашелся, и даже не один: стоило палачу выбраться в коридор, как в лицо ударили сразу три луча света, мгновением спустя к нему, гремя доспехами, приблизился громила, чей рост превосходили лишь размеры его чудовищной раскладной алебарды.
-Назовитесь, — прорычал он, чувствуя за собой силу — силу эту представляли, видимо, два хмурых автоматчика, стоявшие чуть позади и бившие в лицо Асколю лучами своих фонарей. — Немедленно.
Он назвался, чувствуя, как заплетается язык при каждом слове. Чувствуя, как раскалывается голова при каждой мысли. И конечно же, как режет глаза этот невыносимо яркий свет...
-Вы не договаривались о визите, — не опуская оружия, произнес другой рыцарь. — Будь вы хоть трижды экзекутор, есть, черт их дери, определенные правила...
-До этой ночи я сам не знал, что к вам придется заскочить, — огрызнулся Асколь. — Я не займу много времени, поверьте.
-Так что вам нужно? — теперь слово взял третий.
-Хозяин вашего клоповника, да поживее. И чего-нибудь от головы, если можно...
Тренировочный лагерь, притаившийся под старым храмом, имел лишь порядковый номер вместо названия, и, насколько помнил Асколь, даже приписан был к какому-то безнадежно далекому и старому аббатству: все еще недоступному для посетителей, с воротами такими массивными, словно его жители все еще опасались нападений вандалов. Сами же эти подземелья пользовались более чем дурной репутацией — быть откомандированным сюда означало позор, а те несчастные, кому было суждено расти и учиться под этими тяжелыми темными сводами, как правило, отсылались, когда приходило их время, в самые горячие точки — выходящие отсюда люди смерти боялись мало. Хорошо еще, если они вообще что-то могли чувствовать: как правило, за годы, проведенные здесь, большая часть человеческого вытягивалась и впитывалась серыми равнодушными стенами, обшитыми в некоторых местах металлом...
Безопасность у этого темного и сырого местечка, впрочем, была не так дурна, как его слава: процедуры проверки документов незваного гостя затянулись почти на полчаса — начальник караула отчаянно порывался учинить палачу допрос, но все никак не мог придумать, с какой же стороны подступиться. Асколь, чувствуя, что стремительно трезвеет — это не могло не радовать, учитывая предстоящий разговор, ради которого он и проделал весь этот путь — эти попытки отбивал без особых проблем: опыта у рыцаря в подобных делах было маловато. Наконец, с волокитой было покончено: любезно предложив ему задержаться в допросной комнате, рыцари покинули гостя один за другим. Лязгнула, ударяясь о каменную стену, тяжелая дверь — усмехнувшись, Асколь мысленно поблагодарил стражей уже за тот факт, что ее не стали запирать на засов. Упершись руками в стол и прикрыв глаза, он стал ждать...
Что он надеялся здесь найти? Чего добиться? От чего убежать? По правде говоря, ответ он знал на один-единственный вопрос — последний, и не особо-то тот ему и нравился. Время текло невыносимо медленно: казалось, что он провел тут больше часа, если не все два или даже три. Спать, как ни странно, не хотелось — не хотелось даже думать о том, чтобы вновь нырнуть в кошмар, который стал занимать уж слишком большое место в его жизни, загоняя то в объятья епископской шпионки, то к очередной наполненной до краев бутылке...
Дверь со скрипом отворилась, заставив его обернуться на звук, пусть и несколько заторможено. Стоявший на пороге человек был закутан в просторный серый балахон настолько плотно, что нельзя было даже сказать, мужчина то или женщина — тому, кто уже не знал ответа, конечно же. Хотя имя хозяина этих подземелий вспомнилось палачу не без труда.
-Здравствуйте, отец Кат, — голос был усталым, но отнюдь не сонным. — Удивили вы меня, ничего тут не скажешь. Явиться в четвертом часу, без предупреждения, в таком виде...что у вас случилось? Вы здесь по работе или...
-Можно и так сказать, — взглянув на плотно натянутый серый капюшон, протянул палач. — Я приношу извинения за то, что потревожил вас в откровенно неурочный час, но так уж сложилось, Илария.
-Вы здесь по делу? — повторила свой вопрос фигура в серых одеждах. — И если да, то по какому именно?
-У меня свое расследование, — помолчав, произнес Асокль. — Здесь я проездом, а направляюсь прямиком в Рим. Но есть одно дело, которое хотелось бы уладить как можно быстрее. Я бы хотел воспользоваться вашей защищенной линией связи для одного запроса в наши архивы.
-Это настолько срочно, что вы ради этого вломились к нам среди ночи? — голос звучал удивленно.
-Боюсь, что да, — ему осталось лишь развести руками. — К тому же я хочу, чтобы запрос остался в секрете, а когда я прибыл в Рим, меня уже ждали бы определенные результаты. Вы не откажете в этой просьбе, я надеюсь?
-Раз уж вы проделали весь этот путь...что именно вы хотите передать, отец Кат?
-Мне нужно проверить одно...не имя, скорее прозвище. Любые упоминания, даже самые незначительные. Любой относительно достоверный источник.
-И это...
Глаза. Залитые синевой глаза без зрачков...
-Принц Вьюга, — прохрипел он, выдав застрявшие в голове слова практически на одном дыхании. — Второе. Мне нужна информация о некоем устройстве, вероятнее всего, магическом. В его названии должно быть слово "Клеть" и оно, судя по всему, должно как-то ограничивать...помещенный в него живой объект. Особенно в плане установления контакта с... — так и не договорив, он быстро сменил тему. — Любая информация, любые крупицы. Я передам вам все необходимые пароли. Сделайте запрос прямо сейчас и воспользуйтесь, если понадобится, моим авторитетом — он обязан остаться в тайне. Сможете?
-Я так полагаю, рассчитывать на внятные объяснения не стоит? — язвительно поинтересовалась фигура.
-Увы. Итак...
-Я это сделаю. Но это первый и последний раз, когда я пойду на поводу у Дома Резни без веской причины...да еще и среди ночи.
-Благодарю. Вы мне очень помогли...
-Надеюсь, что так.
-И еще одна вещь...правда, боюсь, она может быть для вас не очень приятной...
-Это что же?
-Хочу спросить об одном человеке, который, возможно, здесь у вас был. И, возможно, наделал бед.
-Имя, — голос этот был едва ли не холоднее стен допросной комнаты.
-Помощница епископа Юлиана Верта. Лета Ц...
-Выметайтесь отсюда, — фигура в сером резко встала из-за стола. — Или заткнитесь немедленно. Не желаю слышать здесь это имя.
Точно в цель. К сожалению.
-Прошу прощения, — тяжело вздохнул палач. — Это имя я и правда более не озвучу в ваших стенах. Но тем не менее, я должен буду задать вам вопрос. Что она вам сделала?
-Принесла сюда смерть, — прорычала хозяйка подземелья. — Смерть, боль и грехи, которые уже не смыть.
-Расскажите, — повторил Асколь. — Вы, я так понимаю, ничего не могли ей тогда сделать, но я...мои руки пока что не связаны.
Первую пару минут он думал, что она все-таки уйдет. Молчание стало уже совершенно невыносимым когда фигура в сером тяжело опустилась на свое место, заговорив не менее тяжелым голосом:
-Расскажу. Сделаю ваш чертов запрос. А потом вы нас покинете...
-Всенепременно.
-Нас вынудили дать ей временное убежище пару лет назад. Если бы я знала тогда, какой бардак поднимется в итоге, придушила бы ее сама. Так вот...
Рассказ занял не более получаса — но с каждой минутой, что его составляли, лицо палача мрачнело все сильнее. Когда же из-под капюшона уже прекратили вырываться наполненные неподдельной ненавистью слова, он первым поднялся на ноги.
-Благодарю, что рассказали, — глухо произнес он.
-Вы уверены что благодарите?
-Да, — резко ответил Асколь. — Теперь я точно знаю, что должен делать...
Лета начала просыпаться, еще когда о стену грохнула дверь. Приподнявшись на кровати и медленно протирая заспанные глаза, помощница епископа успела различить лишь спокойным, но быстрым шагом движущуюся к ней фигуру в темном. Рванулась было к оставленной на полу сумке, где оставалось оружие...
Гость ее был быстрее. Вывернув так и не дотянувшуюся до сумки руку и сдернув Лету с кровати одним мощным рывком, он поставил ее на ноги, схватил за горло, сжав до дикой давящей боли.
-К-Кат... — только и смогла прохрипеть она, вглядываясь в холодное, без единого проблеска эмоций, лицо палача. — За добавкой пришел?
Экзекутор не ответил ничего — лишь снова рванул ее на себя и потащил по полу, словно тряпичную куклу. Она не сопротивлялась. Просто не было сил.
Остановившись у дверей и встряхнув епископскую помощницу, будто чучело, Асколь позволил ей встать на ноги, даже чуть разжал хватку. Она не преминула сим воспользоваться.
-Какого черта ты творишь, Филин? — выкрикнула Лета прямо в лицо палачу. — Да ты знаешь, что с тобой сделает...
Фразу эту она так и не закончила. Просто взглянула в эти глаза и поняла — знает. И поняла — ему плевать.
-Вот, значит, как ты поступаешь, да? Не я тебя сюда затащила, Филин, не я. Ты сам принял решение, — Лета нахально улыбнулась. — Или за твои слабости должны отвечать другие?
-Это никак не связано со вчерашней ночью, — холодно произнес Асколь. — Я убегал от своих кошмаров, ты потворствовала своим желаниям...итог вполне закономерен. Все стороны довольны, все счета закрыты, Лета.
-Тогда что ты...
-Счета закрыты, Лета, но я сейчас выставляю новый. За то, что ты успела натворить в церкви черепов, — от его взгляда не укрылось, как изменилось ее лицо. — Ты ведь не скажешь мне сейчас, что ничего не было?
-И не собиралась, — прорычала Лета, нахально взглянув ему в глаза. — Ты просто дурак, Филин. Мы с тобой за Восьмым Таинством. Хочешь знать, что там было? Я хорошо отдохнула, вот и все, мать твою!
Палач ничего не ответил. В наступившей тишине скрипнула открываемая дверь.
-Я чиста, Филин, слышишь, нет? — полузадушенным тоном простонала Лета. — Я чиста, и ты это знаешь. А то, что какой-то глупый мальчишка сбросился с крыши, решив, что он теперь проклят — вообще не мое дело! Кого и как там наказывали после — не мое дело, Филин! Это их грехи и им за них отвечать! А я чиста! И знаешь что, Филин? Сдается мне, ты не можешь смириться именно с этим!
Тяжелые шаги. Кажется, ее уже вытащили за порог.
-Что бы ты мне сейчас ни сделал, Филин, я буду чиста. Даже если бы я закатила бы там такую оргию, что...
Удар обрывает ее речь на полуслове. Перед глазами все меркнет, словно кто-то вот так вот не вовремя взял да и погасил свет. Чувствуя, что падает, что летит куда-то назад, она отчаянно пытается за что-нибудь уцепиться. Выходит отчаянно плохо — и вот она уже всем телом чувствует боль — боль, что сопровождает ее всю дорогу вниз, весь путь, который она проходит, скатываясь по ступеням...
-Выметайся из города. Выметайся, пока есть на чем.
Она многое хочет ему сказать. Как она его ненавидит. Что с ним за это сделает епископ. Насколько он только что усложнил свою жизнь — нет, что он отныне превратил ее в настоящий ад. Что там, в номере, в конце-то концов, остались ее вещи...
Но там, наверху, уже равнодушно хлопает дверь. Все кончено. Теперь уж совершено точно.
С того момента, как он захлопнул дверь за помощницей епископа, прошло уже больше часа, но настроение все никак не желало приходить в норму. Во многом этому способствовала усиливающаяся головная боль — насыщенная событиями и алкоголем ночь давала о себе знать. Наверное, именно эта боль и стала причиной того, что палач, вместо того, чтобы собирать свои вещи, сделал то, чего делать в нормальном состоянии не стал бы вовсе — а именно, заглянул в вещи чужие, расстегнув сумку Леты.
Блокноты, исписанные убористым почерком, термос, белье, раскладной нож, календарь с большим серым котом на обложке...продолжая выбрасывать все это на пол, Асколь остановился, наконец, выудив запечатанный бумажный пакет. Вскрыв его — вот и нож пригодился — он подставил ладонь, на которую выскользнул продолговатый металлический цилиндр, опечатанный тремя массивными пломбами.
