-Кто?
-Дурочку не включайте! — рявкнул Швец. — Установки. Проводите меня к ним, лейтенант. Проводите и я покажу вам, на сколь толстой пороховой бочке вы сидели все это время...
Дым постепенно выветривался — в подвальное помещение же, с его намертво закупоренными дверьми, этого самого дыма проникло и вовсе меньше всего. Несказанно радуясь одной только возможности дышать, не заходясь каждые несколько секунд кашлем, лейтенант остановился, вытягивая из кармана небольшой ключ.
-Я вот думаю...
-Смелое заявление.
-Швец, Прага...а вы, случаем, не...
-Нет, я не родня тому дурню, который отгрохал у нас в городе "Очередь за мясом"(3), — проворчал маг. — Ему, впрочем, хватило понимания кончить с собой раньше, чем это убожество торжественно открыли. Интересно, лейтенант, хватит ли вам, когда узнаете, что чуть было не учинили? Впрочем, кого я обманываю, вы, конечно же, найдете себе вагон и тележку оправданий, чтобы продолжать и дальше портить чужие жизни.
Возясь с ключами, он, почти против желания, вспоминал. Что-то, связанное с этой фамилией, так и крутилось в голове, что-то старое, виденное мельком в каком-то древнем отчете...
-А это не вы, случаем, расплавили два танка в шестьдесят восьмом?
И, если память не подводит, сделали это в возрасте семнадцати лет...
-Они помяли наши цветы, — пожал плечами Людвик. — Мать очень расстроилась.
Решив, после недолгих раздумий, что нужной степени язвительности у него для соперничества с магом не наберется, во всяком случае — сейчас, Алеев открыл дверь, первым входя в подвал. Свет, разумеется, давно уже не горел, но холодного свечения, что пробивалось наружу сквозь щели в защитном кожухе установок, было более чем достаточно. Запустив руку за воротник, он сдернул с шеи бечевку с еще одним ключом.
Быть может, он успеет? Всего-то и дел — провернуть тот ключ два раза в нужную сторону, и не нужно больше беспокоиться ни о каких озлобленных типах с Цепями...а об остальном позаботится Прародитель. Быть может, быть может...в конце концов, карты на их руках точно будут получше...
-Не советую, — сухо бросил ему Людвик, лишь поймав его направленный на одну из установок взгляд. — Уж не знаю, какую по вашему мнению функцию они должны исполнять, но с ней вас надули, как последнего лаптя. Впрочем, почему "как"...
-А что же они могут...исполнить на деле? — мрачно поинтересовался Алеев, остановившись у ближайшей установки — похожего на уродливый шкаф устройства с отверстием для ключа и тусклым крохотным табло на боку.
-Боюсь, мне придется ответить вопросом на вопрос, — пробормотал вставший рядом Людвик. — Лейтенант, что вы знаете о планетарных терминалах?
Лондон.
Счет шел на секунды, но даже ничтожных их долей хватило палачу, чтобы почувствовать удивление. Это и была его цель? Это и был великий и ужасный глава Ленинградского Клуба? Это вот худосочное недоразумение со скорбным взглядом?
Время удивляться прошло весьма быстро — как-никак, своей очереди давно уже домогалось время убивать.
Первый ход оказался за Асколем — и у него вполне была возможность рискнуть: к тому располагали и секундное замешательство цели, и яркий свет, что заливал помещение. А где свет, там и...
Стоило, по крайней мере, убедиться, что тень Кая не получится поразить так же, как и само его тело.
Два коротких клинка, уже проросших из своих рукояток, покинули руки палача раньше, чем первый секретарь Директората успел хотя бы на дюйм сдвинуться в сторону.
Пред глазами Ката мелькнула какая-то серая тень в уродливых красных разводах.
Время словно застыло — ничем иным Асколь не мог сейчас объяснить то, с какой ужасающей четкостью проникала в его глаза эта смертельно бледная девушка, на каждой руке которой красовался глубокий продольный разрез.
Прохрипев что-то себе под нос, Герда, принявшая оба Ключа в живот, покачнулась, словно крохотное деревцо под ветром, и, выдавив наружу слабую
торжествующую
улыбку, завалилась под ноги Асколю.
Еще несколько секунд комната утопала в неестественной до боли тиши.
А затем время вновь дало ход.
Все происходящее сознание палача воспринимало какими-то бешеными рывками. Вот Неус кидается на Кая со спины, распустив бинты на руках — а вот уже согнулась до пола, судорожно пытаясь вдохнуть — удар в живот, нанесенный раньше, чем она успела коснуться цели, выбил из нее весь воздух, и странно что не сделал то же с внутренностями. В считанные мгновения распрямившись, Кай вскинул пистолет, пытаясь поймать стремительно идущее на сближение смазанное пятно в палаческом облачении — и успел, к своей чести, даже выстрелить раз или два.
Последняя пуля коснулась Асколя, царапнув в бок, но не помешала наброситься на Кая. Пистолет, сорвавшись с ремешка, отлетел в сторону — сцепившись, противники покатились по полу мимо все еще подрагивающего тела Герды в луже стремительно остывающей крови.
Боль в Цепях, там, на пороге, казавшаяся легким покалыванием, теперь, так близко к Каю, стремительно нарастала, угрожая переродиться агонией. Локоть первого секретаря впился палачу в уже порванный пулей бок — зарычав от боли, Асколь уперся сапогом в живот Кая, перебросив через себя.
Оба оказались на ногах почти мгновенно. Не особо ловкий выпад Кая не привел ни к чему, кроме того, что он пропустил ответный удар, вытряхнувший все, что было у первого секретаря в легких — мгновение спустя палач уже навалился на своего противника, сдавливая шею.
Хватка Асколя становилась сильнее — но вместе с тем крепла и боль, терпеть которую не было уже решительно никакой возможности. Каждая Цепь пылала огнем, а эта бледная морда все никак не желала прекращать хрипеть. Удушье было близко — вот только ничуть не дальше была собственная смерть или потеря сознания — на что уж там расщедрится этот гадкий болевой шок...
Тело словно залили расплавленным оловом. Чувствуя, что стремительно теряет силы, он попытался вложить те, что еще остались, в последний рывок — и свернуть, наконец, ненавистную шею — но слепой удар назад, проведенный Каем, что все силился вывернуться из захвата, оборвал и эту ниточку.
В глазах отплясывали черные точки. Он был слишком близко — и слишком долго. Еще два почти слившихся воедино удара потребовалось первому секретарю, чтобы освободиться — откатившись в сторону, Кай нащупал на полу, там где недавно сидела Герда, окровавленный нож. Помогая себе руками, в два рывка подполз к палачу...
Сквозь непроглядную черную стену, сквозь шум в ушах, сравнимый разве что с перезвоном нескольких сотен колоколов в каком-нибудь загруженном на полную заводском цеху, палач все-таки почуял ринувшуюся к нему смерть и отбил удар — но коснувшись Кая, лишь обрек себя на новую порцию боли. У него почти получилось — но "почти" в таких делах никогда не кончалось ничем хорошим. У него был шанс, несомненно. Но он его уже истратил попусту.
И сейчас последует заслуженная кара.
-Нет, — донесся до него голос Амальгамы, долетел откуда-то, наверное, из другого мира. — Я пойду с вами. Пойду добровольно. Но оставьте его в живых.
Нож замер в волоске от его глотки.
-Неус... — выдохнул с болью палач. — Не надо...перестань...геройствовать...
-Я пойду с вами, куда скажете! — перекрывая начисто его хрипы, выкрикнула Амальгама. — Я сделаю, что вы захотите, но вы оставите ему жизнь!
Нож отодвинулся еще дальше. Последняя отчаянная попытка перехватить с трудом видимую руку Кая и рвануть на себя, закончилась провалом — и новой волной...
Да. Это уж точно заслуживало зваться агонией.
Последним, что он видел, прежде чем сознание окончательно уступило боли и отправилось на покой, был Кай. Его лицо.
Если то не было очередным обманом зрения, то там проскользнула тихая, немного грустная улыбка.
Ширнесс.
Каждый шаг давался ему с большим трудом. Дело теперь было не только в погибших, не в одних только приказах, что они получили еще там, дома. Дело было и не в маге, что следовал за ним, что-то раздраженно бормоча себе под нос. Даже не в том, что может сделать с ними всеми Прародитель, едва он вымолвит первые слова.
Нет. Теперь — он понимал это до боли четко, будучи не способен отвернуться от этих мыслей хоть на секунду — все дело было в том, что он только что видел. Что заставил его увидеть маг, вскрыв одну из экспериментальных установок. И с каждой секундой в нем только крепла уверенность, что забыть этого не получится еще очень и очень долго.
Если удастся вообще.
Перешагнув через порог — ноги едва гнулись — Алеев окинул взглядом собравшихся сейчас в помещении: все они ждали одного только неверного слова или жеста, чтобы вновь вцепиться друг другу в глотки.
Вновь начать играть по нотам Кая.
-То, что я сейчас скажу, кто-то из вас может счесть предательством, — совершенно севшим голосом произнес лейтенант. — То, что я сейчас должен сказать, мне самому почти кажется таковым — я говорю сейчас обо всех тех, кто уже отдал свои жизни за насквозь ложную цель. То, что я сейчас скажу, мне говорить, можете поверить, не очень-то легко... — помедлив несколько секунд, он все-таки взял себя в руки и продолжил — глухо и монотонно. — Речь действительно идет о предательстве. Нас предали. Нас всех. На самом верху...
Чувствуя, как начинает кружиться голова, он заставил себя выпрямиться, заставил себя посмотреть во все те глаза, что еще не закрыла смерть. В глаза тех, кого только что вел в бой.
И, наконец, решился.
-Мы отступаем.
Лондон.
Просыпаться от хлестких ударов по лицу — не самое приятное на свете занятие, особенно, когда при возвращении в мир живых первые приветствия получаешь от раны в боку, а потом уже от того, кто изволит тебя лупить.
-Кат, очнись уже, слышишь? Кат!
-Еще один раз, Айра...и я точно решу...что ты на меня чем-то...обижена...
Приняв протянутую руку, он кое-как поднимается на ноги. Без Кая рядом нет и этой дикой боли, без Кая рядом...
Кай.
-Ага, очнулся, по глазам вижу, — толкнув его к ближайшей стене, сердито прошипела Айра. — Ты так конец света проспишь и не почешешься...да не вертись ты, дай рану заделать!
-Он ушел. Снова.
-Вижу, не слепая, — огрызнулась та. — Что, пообломал зубки-то?
-Почти прибил. Слишком долго возился...Цепи...
-Стареешь, Кат, стареешь. Ладно, расслабься и меня слушай. Во-первых...
-Во-первых, как ты нас нашла?
-Помнишь, как мы на балу этом занюханном напивались?
-Ну?
-Ну вот и делай выводы. Последняя бутылочка, что я тебе передала, с секретом была, коснулся — изволь пару дней носить отпечаток. И черта с два почуешь. Ну, ну, не корчи мне тут морды — не сделай я того, кто бы тебя сейчас в чувства приводил?
-И то верно. Так что...
-Меня слушай, говорю же. Перехватила по пути сюда одного из охотничков, да кое-что из него повытряхнула. Каранток со своими свинтили к Лондонскому мосту — оказалось, наша атласская девочка ему побольше, чем прочим нашептала...
-Например?
-Та пакость в Ширнессе может быть приведена в действие дистанционно. Не вся, как я поняла, только одну из машин до конца доделать успели. Одного сигнала хватит...
-Я в рацию Ключ всадил. Сразу, как сюда забрался...там, в соседней...
-Видела. Потому-то Кай с твоей Неус и смылся.
-Но...к мосту?
-Несколько лет назад там ремонт делался. Если наше бюро прогнозов из Атласа не врет — а пока что они ни в чем еще крупно не ошибались — где-то у самой воды должно быть размещено передающее устройство. В одной из опор, быть может, точно даже эти умники углядеть не сумели. И если твои ребятки в Ширнессе еще не закатали русских в землю, нам стоило бы начать уже шевелиться. Ты как там, не развалишься по пути? — Айра глянула в сторону окна. — Не отсыреешь?
-Показывай дорогу, — прорычал Асколь, быстрым шагом направляясь к дверям. — Пора заканчивать это грошовое представление...
Интерлюдия 14. Рассказывая сказки
Ветер усиливался. Ветер прогонял над городом новые и новые полки туч, давая небольшую передышку лишь для того, чтобы те успели вволю отстреляться по сгрудившимся далеко внизу зданиям потоками мутной воды. Ветер с воем гнул чахлые деревца, мимо которых проносилась, вовсю используя царящую на улицах пустоту, их машина, ветер, казалось, их преследовал — слышно его было даже сквозь до конца поднятое стекло...
Впрочем, не ветром единым.
-Почему?
Сидящая за рулем фигура хранила молчание. Коснувшись лежащего на коленях пистолета, Кай выждал какое-то время, после чего заговорил вновь:
-Почему вы не воспользовались своим шансом? — в голосе его не чувствовалось интереса, не чувствовалось вообще ничего, кроме холодной сосредоточенности. — Вы могли помочь своему человеку. Вы могли заставить меня исчезнуть. Почему вы не сделали ничего?
-Я сама задаюсь тем же вопросом прямо сейчас, — медленно проговорила Амальгама. — Возможно, дело в том, что не только у Ката Цепи резало от простого нахождения рядом с вами...и режет до сих пор. Возможно, потому, что я более не рассматриваю это как выход.
-Вот как? — лицо Кая осталось совершенно непроницаемым. — В чем же вы видите выход теперь, Неус?
-Не в том, чего желаете вы, это уж точно, — после недолгого молчания выдохнула та. — Но и не в бездумных попытках расправиться с вами напрямую, даже не попытавшись понять. Если вы действительно лишь часть силы, силы противодействующей, должны быть определенные принципы, законы, на которых строится само ваше существование.
-И вы надеетесь их вычислить? Сейчас? Это то, что занимает вас прежде всего?
-Вы снова это делаете, — Неус вздохнула. — Снова стараетесь забраться ко мне в голову. Снова выспрашиваете, что мною движет, что руководит, о чем я помышляю, о чем мечтаю и чего боюсь. А я думала, вы всевидящи. Быть может, зря?
-Здесь налево, — сухо проговорил Кай. — И на следующем перекрестке.
-Быть может, вы сами не до конца уверены в том, что видите? — не дождавшись ответа, Амальгама продолжила — спокойно и внятно. — Да, я пытаюсь вас понять. Смейтесь, если хотите...если умеете. Если не позабыли намертво, как это делается.
Молчание.
-Все дело в законах, так ведь? Чем сильнее давишь, тем сильнее ударит в ответ. Чем отчаяннее пытаешься спастись...
-По крайней мере, этот закон вы знаете, — подал голос Кай. — Закон, на котором строится вся ваша природа. Закон человеческой ошибки. Ему нельзя противостоять.
-Но можно попытаться обойти.
-Нет. Ваше существование — мертвая петля. Из нее не существует выхода, кроме того, которого желает, не помня о том, каждая человеческая душа. Все попытки приводят лишь к смерти и скорому возвращению в петлю, но вы вынуждены отрицать это, поскольку безнадежно отравлены, безнадежно испорчены уже с самого рождения. Поскольку сама ваша душа...
-Вы выбрали более чем неудачную аналогию, — Амальгама позволила себе усмехнуться. — Мертвая петля недолго считалась невыполнимой — человек прошел ее и, если на то будет Божья воля и немного удачи, справится и с вашей. Что же до прочего...вы хотите знать, почему я ничего не сделала? Все очень просто...здесь вы даже отчасти были правы. Все дело в моей природе. В том, кто я есть. Можете называть это фанатизмом, если хотите, но ваше существование, существование силы, которой вы служите, является для меня лучшим из возможных доказательств существования первородного греха. А значит — и всего остального. Вы, разумеется, вольны в любой момент выстрелить в меня, но и я вольна донести до вас отраву в той форме, которую сочту наиболее оптимальной. Но, однако, ни вы, ни я пока что этого не сделали. Причина? Это было бы, наверное, даже смешно, но...как ни посмотри, мы друг у друга в заложниках. Нам, наверное, вовсе не стоило встречаться...
