-Конечно, не видите! — взвизгнул Карлетти. — Вы и собственных ног уже скоро не сможете усмотреть, за таким-то пузом!
-Как и всегда, переход на личности, — прищурился Ладзари. — А что ж по делу?
-По делу все уже сказано! Башня может хоть сто Печатей выписать, дело-то не в ней! А в том, что агенты Четвертой Палаты разбираются на нашей, католической земле...
-С нашими же проблемами, — докончил за него Массари. — С одной стороны, это, несомненно, прискорбно, но вот с другой...давайте будем честны, господа — после "Метелицы" мы практически обескровлены. Потребуются годы, чтобы восстановить наши силы, и десятилетия — чтобы восстановить репутацию...
-Потому и говорю — нельзя сейчас давать слабины! Мы должны...
-Вновь плюхнуться лицом в самую грязь? В этот раз еще и взяв предварительно разбег? — выгнув бровь, желчно поинтересовался субдекан. — Мне это все нравится ничуть не больше вашего, поверьте. Но безрассудно бросившись в бой, мы ничего не докажем — кроме, разве что, того, что "Метелица" нас ничему не научила. Вам стоит унять свои нервы и взглянуть на картину в целом...
-Но...
-...а она такова, что, будем откровенны, Четвертая Палата в последующие годы нужна нам так же, как и обывателям, коих она защищает. Часовая Башня находится у них под боком, не у нас, не забывайте. И вся грязь, что из Башни вытекает, в первую очередь летит уже на их головы, а затем только подползает к...
-Но все же...
-В своем стремлении максимально дистанцироваться от нас, они стали слабы, — холодно продолжил Массари. — И это рано или поздно приведет их к поражению. Но сейчас, пока мы еще не готовы...пусть себе упиваются маленькими победами, как и русские. Пусть смеются во все горло над тем, что нам пришлось отозвать множество рыцарей для укрепления важнейших позиций, что еще десятки лет уйдут на воспитание новых палачей взамен потерянных в том походе. Пусть смеются, пусть лают, как псы, коими и являются. Пусть выигрывают битвы и тем тешатся. Война, так или иначе, будет за нами.
-Хотелось бы знать, где гнездятся корни вашей уверенности, — спокойно и тихо проговорил, чуть качнув головой, Ваутерс.
-В вере и ей одной, — грустно улыбнулся Массари. — Рим правил и будет править этим миром до самого конца. Того хочет Бог, сказал бы я, но скажу иначе — власть всегда должна быть в руках, достойных того более всех прочих. Наших руках. И мы знаем, когда следует наносить удар, а когда — достаточно лишь немного подождать. Мы умеем терпеть. Ни одна цивилизация, ни одно государство не падало на колени пред врагом внешним, не будучи предварительно подточено изнутри. Я уже говорил вам как-то, когда вас тревожило уменьшение нашего влияния по ту сторону Атлантического океана — если Кольцо не угробит Соединенные Штаты вместе со всем остальным миром, то лет через тридцать, может, сорок, они опустятся до того, что в их церквях станут проповедовать женщины и содомиты. Пока чаша терпения не переполнится и кровь не смоет всю грязь с этой несчастной земли. Пока стоны Европы, у чьего порога вновь будут поднимать пыль сарацинские полчища, не обернутся кличем, что созовет новый крестовый поход. Мы ничего не теряем от ожидания, больше того — с каждым годом наши силы будут лишь расти. И когда придет время — тогда и только тогда мы ударим. Тогда и только тогда мы вернем в стадо заигравшихся в так называемую "цивилизацию" заблудших овец. Кого-то из них, конечно, придется в процессе...выпасти. Но, между нами говоря...смерть одного неверного или миллиона меня в равной степени не огорчит...
Гаспара Гвидиче передернуло. Проходя за спинами сторонников Массари — ни один из них даже не обернулся в его сторону — он обогнул стол, быстрым шагом приближаясь к своему непосредственному начальнику.
Кардинал Ваутерс, коротко извинившись перед коллегами, поднялся со своего места. И, почти что оттащив секретаря в сторону, раздраженно зашипел:
-Это не могло подождать до вечера?
-Прошу прощения, Ваше Высокопреосвященство, но вы ведь сами мне тогда приказывали... — зашептал, склонившись над начальствующим ухом, Гвидиче. — Приказывали немедленно доложить, если...
-Покороче, если возможно.
-Он здесь, Ваше Высокопреосвященство, — прошептал Гаспар. — Доставили четыре дня тому назад.
Свет в камере, как водится, выключали не больше, чем на час в сутки. Дожидаясь, пока работник Живодерни закончит свою возню с многочисленными замками и запорами — а также пока развернутые в пределах скрытого за дверью помещения поля примут представленные им ключи — кардинал Ваутерс посматривал то в один конец длинного светлого коридора, то в другой: хорошо было бы успеть, пока не появились лишние глаза — глаза, которые не удастся вывести из строя так же легко, как расположенные на этаже камеры. Свет в камере, как водится, горел почти постоянно — и стоя сейчас у ее дверей, кардинал Ваутерс никак не мог перестать думать о том, сколько бы сам протянул без сна, да еще и с четким осознанием того, что в одиночество под яркими лампами — рай в сравнении с тем, что ожидает дальше.
Свет в камере, как водится, был зажжен и сейчас — и потому кардинал Ваутерс очень удивился, обнаружив содержавшегося в ней пленника спящим.
Удивления большего была достойна разве что книга, прикрывавшая его лицо.
-Моя смена кончается через двадцать минут, — прошептал, буквально дыша кардиналу в затылок, человек в белой форме. — К этому моменту все системы наблюдения должны быть включены, так что если вы тут задержитесь...
-Не задержусь.
-...то выпутываться будете сами. Проходите, живее. Я должен запереть за вами.
Просить дважды не было никакой нужды — Ваутерс, больше не медля, шагнул в камеру, едва не получив по спине дверью: проводник его явно слишком нервничал.
Громкий хлопок, вопреки ожиданию, не произвел на обитателя камеры ровным счетом никакого эффекта — как спал, так и продолжал спать. Помедлив — и в который раз напомнив себе, насколько мало у него времени — Ваутерс осторожно приблизился, ничуть не менее осторожно тронул узника за плечо...
Удар был нанесен столь быстро, что тот самый миг, когда это случилось, кардинал как-то пропустил. Пропустить всю ту боль, что разлилась по телу спустя лишь какую-то крохотную долю секунды, бросив его на колени, было уже стократ сложнее.
Как и тот факт, что едва та секунда изволила смениться другой, его уже сгребли за воротник и со всего маху приложили о стену.
Отчаянно силясь втянуть хоть немного воздуха, кардинал Ваутерс моргнул. И замер, разглядев застывший на расстоянии волоска от его глаза кончик Ключа.
Оторвать от него взгляд и увидеть обильно украшенные синяками глаза того, к кому он явился с визитом, кардиналу удалось не сразу.
Но когда удалось — холодное бешенство в тех в глазах уже вовсю уступало место безграничному удивлению.
-Яспер?
Хватка на горле ослабла, а после и вовсе исчезла, позволив Ваутерсу сползти на пол, зайдясь безудержным кашлем. В животе, казалось, что-то взорвалось и теперь вовсю полыхало. Упершись руками в ледяной пол, кардинал судорожно вдохнул, чувствуя, что вот-вот вновь упадет.
И точно бы упал, если бы его не подхватили, не вздернули вверх жестоким рывком.
-Дьявол...не тебя я ждал, ох не тебя, — усадив Ваутерса у ближайшей стены, пробормотал обитатель камеры. — Ты как? Я не сильно...
-Пока...не уверен...
-Вот же... — в сердцах выругавшись, узник склонился над кардиналом. — Так, спокойнее...я буду считать, дыши...раз, два...
-Откуда...откуда у тебя...
-Это-то? — обитатель камеры швырнул Ключ в сторону кровати.— Вчера прислали книгу. А в ней была пара лишних страниц, если ты меня понимаешь. Но как же ты...черт...так, давай снова...раз, два, три...а теперь задержи дыхание...
-Было бы что...задерживать... — кардинал потер живот. — Ты, Кат, все мне отбил...
-Радуйся, что пониже не метил, — огрызнулся Асколь. — А то до конца жизни занимался бы ты только собой. Какого черта? Я тут в поте лица готовлю побег, а ты являешься...являешься тут...
-Я тоже...тоже рад тебя видеть, Кат, — вымученно улыбнувшись, произнес Яспер Ваутерс. — Нам нужно поговорить...пока еще не стало слишком поздно.
-Боюсь, уже поздно, — вздохнул палач. — Я ждал, когда Бешеный придет поглумиться...он бы обязательно явился, уж я-то знаю. А взяв его, быть может, еще сумел бы что-то выторговать...радуйся, твоими стараниями все теперь накрылось. Сейчас сюда придут...
-Не придут, — Ваутерс покачал головой. — Камеры отключены. И здесь, и по всему пути, которым я шел.
Лицо палача самую малость просветлело — огонек надежды, вспыхнувший в глазах, впрочем, очень скоро сменился холодной сосредоточенностью. Ваутерс прекрасно его понимал — надеяться хоть на что-то было бы в подобной ситуации откровенной глупостью. Надежда позволяет протянуть, питаясь ею, какое-то время, но едва только ей приходит конец — то же случается и с тем, кто осмелился поверить.
И все же, смотря в эти глаза и прекрасно зная, что слова, которые сейчас прозвучат, для их обладателя не станут смертельным ударом, он продолжал ненавидеть. Ненавидеть себя за то, что должен был все-таки сказать их.
-Должен задать вопрос, — Асколь, однако, заговорил первым. — Я сейчас правильно тебя понял, Яспер?
-Нет, Кат, — заставив себя не отводить взгляд, вздохнул кардинал. — Боюсь, все немного сложнее. Ты не поможешь мне подняться?
Палач поставил его на ноги так резко, что Ваутерс едва на них удержался — и, доковыляв до кровати, осторожно опустился на ее край. Подобрав с пола изорванную книгу, кардинал задержал взгляд на обложке — истрепанный томик рассказов Эдгара По. И кто только...
-Страницы Библии подклеили к "Колодцу и маятнику", — прислонившись к стене камеры, протянул Кат. — Не знаю, чья работа, но за чувство юмора, так и быть, похвалю. Это, к слову, не твоих рук...
-Нет, — отбросив книгу в изголовье, Ваутерс вновь зашелся кашлем. — Знаешь, я искренне уповаю на то, что ты мне не устроил внутреннее кровотечение. А то как бы...
-Убийство члена тайной коллегии, понимаю, — важно кивнул палач. — Меня, правда, и так уже печь ждет, но в этом случае, наверное, еще и четвертуют. От моего "прости" тебе, конечно, вряд ли полегчает, но ничем получше не располагаю — пусти я в дело цепочки и меня тут же поджарит, — он постучал кулаком по стене. — На экранирование не поскупились, мать их...
-А как же...
-Как же что? Ключ? — Асколь дернул головой. — Они поля обновляют раз в сутки, как раз за тот час, что камера без света остается. Логика проста — посидишь тут пару деньков, и едва потемнеет, так и развалишься без задних ног, хоть бы иглы на кровать стелили. А они, пока ты в отключке, всю защиту снимут и заново наладят. Да только забыли в этот раз, кого держат — знаю я все эти фокусы. Вот и успел, пока не сработали.
-А с лицом твоим что? — мрачно поинтересовался Ваутерс. — Выглядишь так, словно тебя Бюро брало.
-Прорваться пытался, — чуть помолчав, раздраженно выдал палач. — Когда самолет на посадку заходил. Неудачно, как можешь видеть...
-Да уж вижу, — Ваутерс вздохнул. — А вот как видишь ты — ума не приложу, честно говоря. Все лицо синяками заплыло...кто тебя так, Кат? И чем, боюсь спросить?
-Слеттебакк. Дверью. Потом приборной панелью. И еще чем-то. До полного удовлетворения, — зло зашипел Асколь. — Может, скажешь уже, зачем вообще сюда притащился, если не меня вытаскивать?
Кардинал Яспер Ваутерс в который раз вздохнул — и, потратив еще полминуты на жуткий кашель, сипло продолжил:
-Мог бы и проявить побольше уважения к почти единственному своему другу в верхах, Кат. Мог бы... — он вдруг осекся. — Нет. Теперь, пожалуй, точно единственному.
-У меня не было времени расспросить о Золе, — голос палача стал заметно тише. — Нас погнали в Копенгаген сразу после...
-Расследование завершилось весьма быстро, и дало результаты. Долгожданные. Я бы даже сказал, ожидаемые. Но ты ведь и так знаешь, кто это сделал, Кат. Мы все знаем.
-И все будут молчать.
-Будут, — спокойно кивнул кардинал. — Будут, поскольку никто не хочет делать такой подарок Верту, как бездоказательные обвинения, что дадут повод начать уже их собственную травлю. Будут, поскольку словами ничего не исправить и никого не вернуть. Будут, поскольку она мешала не одному только Юлиану...
-Ты тоже не всем по вкусу, — усмехнулся Асколь. — Как там было, не напомнишь? "Вначале они пришли..."
-Когда они пришли, я протестовал — и меня забрали вместе с остальными, — тут же парировал Ваутерс. — Да ты и сам знаешь, что никакие протесты погоды не сделают. Только действия. Потому я и здесь, Кат. Потому что ты из тех, кто действовать никогда не боялся. Потому что я не хочу остаться единственным человеком, которому не все равно.
-Ты сказал, что не вытаскивать меня пришел.
-Вытащить — нет. Но я здесь, чтобы помочь тебе выжить.
Какое-то время палач молчал, всматриваясь в лицо кардинала. Какое-то время он стоял почти неподвижно, словно вовсе забыл, как следует двигаться. Какое-то время...
Прежде чем рассмеяться — зло, устало, с надрывом и болью.
-Выжить, значит. Выжить, говоришь...
Медленно, буквально по шажку, он подошел, еще медленнее наклонился.
И закричал — так, что кардинал Ваутрес едва не свалился с кровати:
-Выжить, значит? Выжить предлагаешь? — ревел палач ему прямо в лицо. — И кому выжить, мне? А ты знаешь, что я сделал? Знаешь?
-Кат...
-Знаешь или нет? — рявкнул Асколь. — Знаешь, сколько нас туда шло? Знаешь, сколько нас там осталось? Знаешь, кто всему конец положил? Кто все их смерти напрасными сделал? Знаешь? Знаешь? Перед тобой стоит!
Ваутерс попытался отодвинуться назад, но его удержали. Палач задыхался от ярости, в искаженное криком лицо его было попросту страшно смотреть.
-Выжить, значит, да? Выжить? Когда не знаешь, кто жив еще? Когда хоть плачь, хоть грози, хоть глотки им зубами рви — не скажут? Выжить, значит? Вот так все просто? Взять да уйти, верно? Может, вы и людей мне новеньких подберете? Может, номер комнаты скажете, в которой старых на куски драли? Номер печи, в которую загнали? Скажешь мне, а? Скажешь? Скажешь?
Выкрикнув в лицо Ваутерсу последнее слово, палач резко отступил. Уперся, заметно пошатываясь, рукой в стену.
-Выжить он предлагает. Выжить, — запинаясь, бормотал Асколь. — Выжить. Мне. Да кто тебе сказал, дурень, что я хочу...хотел...
-Кончил истерику? — неожиданно резко спросил Ваутерс — и голос его, столь слабый и неуверенный раньше, сейчас заставил палача вздрогнуть. — Кончил, я спрашиваю? Если да, то слушай. Живы они. Все, с кем ты оттуда вышел.
-Врешь, — как-то отстраненно произнес Кат. — Врешь. Я просто тебе нужен. Против Верта. И против...
-Эрик Грей жив. Розария Лено жива. Ренье Гардестон жив, — холодно продолжал кардинал. — Живы и сейчас в Риме.
-Неус? — выдохнул Асколь.
-Смерть Неус Шиль не подтверждена, но ни к одной из групп при эвакуации она не прибилась. Официально присвоен статус без вести пропавшей...
