-С чего тогда? — повторил он. — Ты же знаешь...
-Знаю. Ты завязал, ты давно не в штате. Ты теперь у нас павлин важный, — оскаблился Барр. — Зазнался совсем, старым друзьям не сразу отвечаешь, все перышки свои чистишь...считай, что пригласил я тебя по старой памяти. Что сказать сможешь по поводу всего этого, послушать, да кое-что сам тебе показать должен. Да и вообще...не захотел бы — не приехал, так что не надо тут статую в бронзе мне корчить.
-Ну хорошо, хорошо, — маг в красном чуть расслабился. — Не захотел бы — не приехал, правда твоя. Пока что немного могу сказать, если честно. По тому что видел...ну, защита здесь стояла курам на смех, уж прости. Я чихну, она и слезет.
-Значит, кто-то твоего пошиба? — недоверчиво произнес Барр.
-Не обязательно, — по лицу мага в красном было заметно, что одна мысль о ком-то, равном ему по силе, была ему отчаянно неприятна. — Мог быть и кто-то, разбирающийся в полях...его же обошли, а не вскрыли, тут голова нужна поболее, чем Цепочки. Но сам посмотри — шесть трупов тут, десять на втором, еще пятеро внизу и трое в подвале...их положили без потерь, но и, — он назидательно поднял палец. — Без всякой магии. Попросту распотрошили.
-И расстреляли, — Барр кивнул на два изуродованных выстрелами тела, что скорчившись, лежали в дальнем углу. — Сколько же их...
-Стареешь, — усмехнулся маг в красном. — Плохо покойничков осмотрел. Выстрелы после были, не видишь, что ли? Их для видимости шпиговали. И стены тоже. Даже я вижу, даром что пара часов как с самолета и не проснулся толком.
-Стены... — Барр полез за очередной сигаретой. — Что, кстати, насчет этих художеств скажешь?
Маг в красном бросил скучающий взгляд на ближайшую стену — туда, где над лентами чьих-то кишок, приколоченных какой-то острой, непонятно откуда выломанной железкой, красовались размашистые надписи кровью. У которой валялась разваленная надвое — почти ровнехонько по центру — голова заведующего хранилищем.
-Да здраствуит всимирныя ривалюция...Линингратский Клуб дал нам силу, мы даем вам смерт... — маг в красном от души рассмеялся. — Господи, даже я по-русски лучше напишу, а учил-то его аккурат на одну командировку. Хотел моего мнения? Я тебе скажу — здесь воняет. И не только кровью, мозгами и дерьмом. Нет, здесь до небес несет подставой.
-Или они хотят, чтобы мы так подумали, — помолчав, выдал Барр. — Ленинградский Клуб...слышал что-то ведь, да?
-Немного, — маг в красном пожал плечами. — Но я тебе скажу, как всегда говорил — не переусложняй. Не ищи везде планы внутри планов под соусом из них же.
-И все-таки, стоит проверить все версии. Но для начала... — охотника передернуло. — Ладно, пойдем. Покажу кое-что.
Коридоры хранилища всего за одну ночь стали походить на бойню. Под ногами хлюпала кровь, под ноги попадались отдельные фрагменты тел — уже нельзя было даже сказать, чьих и какие именно. Испещренные выстрелами стены с намалеванными на них корявыми алыми звездами, опаленный чьим-то неловким заклятьем потолок. Чья-то смятая, словно в каком-то дьявольском прессе, голова, рука, оторванная по запястье, забившееся в угол тело со свернутой шеей и переломанными ногами. В коридорах все было еще — по меркам видавших виды охотников, конечно — достаточно прилично — но вот внизу, в небольшой столовой, нападавшие разошлись не на шутку. Из найденных там тел удалось пока что опознать лишь одно — да и то, собрав по частям. Было там и два жутких обрубка, чьи конечности позже нашли в закопченной духовке — они висели под потолком на ржавых крюках, выпотрошенные и вычищенные, словно рыбьи тушки — былым содержимым тел оказались забиты холодильники. Расплывшиеся от жары, практические нечитаемые уже воззвания на ломаном русском резали глаза. Миновав кухню — мимо по полу проволокли хлюпающий серый мешок, набухший от крови — Барр и маг в красном спустились в подвал, где отчаянно пытались спрятаться, когда началась резня, те, кто особого отпора дать не мог.
-Узнаешь? — тихо произнес Барр, останавливаясь у краешка очередного кровавого моря. — Одна из твоих. Из аббатства.
Девушка в обрывках когда-то серого костюма умирала, похоже, долго и мучительно. Одежда, равно как и кожа, были исполосованы в клочья, вокруг шеи змеей обвивалась ржавая проволока. Черные дыры на месте вырезанных глаз, рот, набитый отсеченными пальцами, вывернутые, едва не вырванные из плеч руки, внутренности, выведенные наружу и перемотанные в причудливые петли. Воткнутый в грудь острый серп и брошенный меж раздробленных в кашу ног молот.
-Майя Кьер, — сплюнул маг в красном. — Что она тут делала? Я, кажется, просил за ней приглядеть...
-Поехала забрать кое-какие материалы на ночь глядя, — тихо сказал Барр. — Кто же знал...
-Действительно. Кто же знал, — издевательски повторил маг, подходя к телу.
-Не стоит, — произнес Барр, глядя, как тот приподнимает край пропитавшейся красным соком тряпицы, которой тело было небрежно укрыто ниже пояса. — Не...
Маг в красном приподнял тряпицу. Пару минут молча всматривался в то, что было под ней.
-Хорошо, — произнес он, прошлепав по кровавым лужам обратно. — Я в игре, Робин.
-Чего-чего? — Барр нахмурился. — Не шути так. Я тебя взял разве что для консультации...
-Что, думаешь, я уже совсем ни на что не гожусь?
-Нет, просто у тебя и так...
-И так много дел, да, — со злостью произнес маг в красном. — В основном, правда, бумагомарательных. Но знаешь чего, я все-таки, пожалуй, подскажу нашим, как им половчее все те бумажки свернуть и куда засунуть. Давненько я в поле не выходил...
-Силенок-то хватит? — смирившись с неизбежным, вздохнул охотник.
-Чтобы размазать тебя по полу за эти слова — вполне, — ухмыльнулся в ответ второй маг. — Не воображай себе невесть чего, просто...просто мне не нравится, когда убивают наших студентов. Как директор, я, вроде должен за ними присматривать...
-Будущий директор.
-За мной не заржавеет. Ни то, ни другое, — маг в красном потер руки. — Значит так, как здесь закончим, я первым делом в Башню. Надо посмотреть, что там сейчас варится, может, выловлю кой-какие ключики...если это подстава — а я съем свои ботинки, если это не так — то начинать надо оттуда. Посмотреть, кого ею хотели пошевелить...и поискать похожий почерк. Тот, кто это учинил — не первый день работает, а значит, где-то да точно должен был засветиться, с такими-то манерами.
-Я займусь вторым вариантом, — кивнул Барр. — Посмотрю на этот...Клуб, поворошу листочки.
-Смотри, чтобы тебя ими не засыпало. Там с тебя голову снимут и фамилии не спросят.
-Им придется постараться, — резко ответил Барр. — Знаешь, меня не оставляет ощущение, что что-то похожее я уже видел...
-Когда? Где? — моментально вскинулся маг в красном.
-Не помню, врать не стану. Вот только...знакомо мне это, Корнелиус. До боли знакомый стиль...
Тощего седовласого священника служащий таможни узнал сразу — пусть первый раз он и увидел этого типа целую неделю назад: очень уж внешность была запоминающаяся. Костлявые пальцы, вытянутое лицо, холодные синие глаза...его походка, манера держаться и гримасы, в которых на секунду-другую вытягивалась физиономия, вызывали сходство с какой-то чудной ящерицей — а говоря еще проще, ничего приятного в нем не было. Что ж, по крайней мере, с документами, в отличие от морды, у святого отца, вылетающего в Штаты, был полный порядок...
-Что, уже домой? — попробовал завязать с ним разговор служащий. — Погода не понравилась?
-На погоду жалоб не имею, — оскалился священник, забирая паспорт. — На людей тоже. А вот с работой тяжело...как была, так и кончилась...
1987 год. Вторая Площадка.
Толстые полупрозрачные стены, давящий белый потолок...ко всему этому она успела уже привыкнуть за годы, проведенные на острове. Привыкнуть — но не смириться, хотя то, что творилось в последнее время, грозило сломать ее куда быстрее, чем допросы. Дело было в том, что о ней, казалось, попросту забыли. Не было больше утомительных разговоров с тем или иным магом, для которых она представляла огромный интерес — но не было в том интересе ничего даже на дюйм хорошего. Не было больше изнурительных тестов, где ее заставляли демонстрировать пределы своих сил, заставляли раз за разом убивать — убивать все то, что больше не нужно было этому жуткому "Клубу". Не было даже солдат, стоящих у дверей ее камеры и пытающихся с ней о чем-то поговорить — все кончилось полгода назад, и началась самая страшная пытка — ожиданием. Утро, день и ночь сливались в одно целое, которое она проживала в ожидании выстрела, жаркой печи крематория, поданного в камеру газа или схватки с таким количеством чудовищ, которое не способен одолеть никто на свете. Ожидание терзало ее все сильнее, но способов прекратить это мучение не было — даже если бы она, например, смогла удавиться, свив петлю из своей грубой, похожей на больничную, одежды, настоящее мучение только бы началось — ведь она лучше всех них знала, что будет с ней по ту сторону.
О, она знала это отлично, и ее заставляли раз за разом это вспоминать — практически на каждом втором допросе. Служащие этого "Клуба" неумолимы — их интересовала каждая деталь, пусть даже они и приносили ей лишь боль — нет, даже не так — пробуждали ту боль, что всегда была с ней, с того самого дня, как она проиграла. Не было ни одного допроса, на котором она не переносилась бы мыслями в то страшное время, в те исполненные агонии секунды, за которые ее противник ломал ее, словно игрушку. Вот голени, вот бедра, вот тазовые кости сминаются в руках твари с характерным хрустом, а вот тело взлетает в воздух, мутнеющим взглядом видя кровоточащие обломки того, что когда-то она считала своими ногами. Конечно, ходить она никогда уже не сможет, о чем тут думать? Разве что о том, что такие веши, как нормальная жизнь и счастливая семья можно забыть начисто. Вот тело неуклюже приземлятся боком, ломая руку в локте, всего мгновение спустя вывихивая ее же в плече. Вот и открытый перелом, а сквозь мутную пленку кажется, даже видно вытекающий костный мозг, сквозь дурман смерти можно, кажется, почувствовать каждый болтающийся нерв. Тварь неспешно идет к переломанному куску мяса, чтобы докончить дело — странно, но тот все еще сопротивляется, цепляясь за гравий оставшейся рукой и стирая мясо на пальцах едва ли не до костей, оставляя по пути вывороченные ногти, выплевывая выбитые зубы вместе с кровавыми комками. Больно, как же больно — то ли оттого, что внутри нее тоже все было смято в кашу, то ли потому, что кое-что, из того, чему внутри быть положено, волочится за ней по асфальту, только чудом не цепляясь за коряги.
Страшно ли это? Любой другой, она была уверена — не сомневался бы со своим ответом. Но она знала, что было страшнее, ведь сейчас чувствовала ровно такую же обреченность, как в дни, проведенные в больнице. Дни, которые начинались с дикой боли, волнами накатывающейся на нее и приводящей зачем-то в чувства. Дней, заполненных капельницами с донорской кровью, тромбоцитарной массой, физраствором, антисептиками и седативными. Дни, состоящие из наспех пришитых измочаленных конечностей, которые — в какой-то момент ничего уже не скрывалось — после вынесения всех постановлений будут ампутированы. Дни, когда она понимает, что пусть то, что должно быть внутри, туда кое-как вернули, всю оставшуюся жизнь придется ходить с мешком у живота. Дни прерывистого дыхания через аппарат искусственной вентиляции лёгких, тяжелой, словно многотонный пресс, кислородной маски и чистки крови. Дни тупой, животной ярости и бессильной злобы, дни непрекращающейся жалости к себе, дни слез о жизни, что закончилась, так и не начавшись. Дни, когда она молилась всем, кого знала и о ком имела лишь смутное представление. Дни, когда на одну такую молитву что-то ответило...
Но кому ей было молиться сейчас, уже давно продавшей свою душу, чтобы избежать этих осточертевших стен?
-Чего сидим, по кому рыдаем?
Насмешливый голос вырвал ее из забытья, заставив поднять голову — в следующее мгновение глаза ее удивленно расширились. В дальнем углу камеры, у самых дверей, стоял низкорослый, молодо выглядящий человек с серыми глазами, улыбавшийся — точнее, скалящийся во все зубы. Одет он был в такую же унылую серую робу, разве что на руках болтались обрывки прочных на вид ремней.
-Ты... — с английским у нее за годы плена стало чуть получше, даром что никто из допрашивавших ее не озаботился тем, чтобы хотя бы попытаться поговорить на ее родном. — Ты мне мерещишься, да?
Ну конечно же, да. Я же не сплю уже вторые сутки...
-Ну, тут уже зависит от того, что тебе удобно, — человек развел руками, сделав пару осторожных шагов вперед, к привинченной к полу кровати, на которой она сидела. — Я могу быть дружелюбной галлюцинацией, вызванной твоим переутомлением и недосыпом, которая пришла справиться, как твои делишки. А могу быть тем, кто вылезает каждую ночь наружу через замочную скважину, чтобы оббегать еще три коридора, которыми эти инвалиды интеллектуального труда все тут нашпиговали и перезнакомиться с братьями по разуму. Тебя какая часть устраивает?
Проморгавшись — оторопь проходить не желала никак — она во все глаза уставилась на говорливого субъекта.
-При первой встрече обычно представляются, — субъект же времени отнюдь не терял. — Мизукава Гин...так, кажется? На камере, по крайней мере, было написано...
-Ты кто еще такой? — собравшись, наконец, с мыслями, хрипло поинтересовалась она у незваного гостя. — И как сюда...
-Клаус Морольф, — криво улыбнулся гость. — При желании можешь добавлять "благородный", "блистательный"...а, и "скромный", конечно же. Также желательно обойтись без эпитетов вроде "отродье", "демон" и подобных, этой каши я уже наелся на допросах от местных. С фантазией у них слабовато...как и с мозгами вообще, — Клаус прислонился к стене. — А теперь давай-ка серьезно. Я заперт в двух коридорах от тебя. Привезли совсем недавно, если это тебя волнует, но попортить нервы я им уже успел.
-Как ты смог выбраться?
-Так же, как и каждую ночь, — пожал плечами полукровка. — Пока они не замажут все щели, через которые я могу разглядеть коридор...
-Тогда почему ты еще здесь? — прорычала Гин. — Почему не сбежал, если...
-А смысл? — на лице Морольфа отразилось вполне искреннее удивление. — Мы в тюрьме внутри тюрьмы, если ты не в курсе. Что толку выбегать за стены, если за ними только камни да вода? К тому же, работу никто не отменял.
-Работу? — переспросила девушка, постепенно начиная привыкать к мысли, что происходящее ей и правда не снится. — Ты здесь, но все еще думаешь о какой-то...
-То, что я здесь — это, во-первых, временные трудности, а во-вторых — не мой позор, а их оплошность, — почти весело ответил гибрид. — Дай мне еще недельку — дорисовать карту этого лабиринта, поздороваться с остальными, запомнить график патрулей...и они очень, очень сильно пожалеют, что засунули меня в этот каменный мешок, — замерев на секунду, Морольф злобно прошипел. — Свиньи в погонах будут решать, кто человек, а кто нет. Добро пожаловать в дивный новый мир, мать его! — тяжело вздохнув, Клаус сполз вниз по стене, рассевшись уже на полу. — Прости. То, что мне приходится делать, чтобы выбираться...выматывает. До чертиков в глазах. Главное — самому чертиком не стать, — остаток фразы утонул в желчном смехе. — Ты не бойся, я не кусаюсь. Хотя честно скажу, того хмыря, который мою шляпу реквизировал, я найду, и реквизирую уже его печень. Вот скажи, за каким чертом отнимать шляпу? Я что, так похож на буржуя с этих их плакатиков для скорбных умами? А...
