Зеркала звуков не передают вовсе — и за то, наверное, стоило бы возблагодарить небеса. Одного взгляда в любое из них достаточно, чтобы менее подготовленный к подобным зрелищам рассудок начал соскальзывать с обрыва в ту пропасть, откуда уже нет возврата. Один только взгляд, один только...
Стены плоти, наступающие сквозь снег и огненный дождь. Черные стаи, что дождем же валятся с черного неба. Клочья огня, клочья тел. Полыхающие лоскуты гранатных разрывов. Перепончатые крылья, изодранные пулями. Кровь вперемешку с грязно-желтой слизью. Осколки костей и раздробленных прямым попаданием укреплений. Черный дым и бетонная крошка. Прожженные насквозь какой-то дикой кислотой маски и землисто-серые от ужаса лица, заходящиеся, захлебывающиеся насмерть в своем последнем, по ту сторону зеркал отнюдь не немом, крике.
Это было там. Это проникало сюда. Это тянуло к ним всем свои руки.
Это просило, умоляло, требовало смотреть на себя. Не позволяло о себе забыть.
И все что мог сейчас он — как и любой другой, отделенный, пока что, от этого зеркалами — вновь и вновь напоминать, что у каждого из них свое дело.
Вновь и вновь приказывать себе отстраниться.
Вновь и вновь ненавидеть себя за этот приказ.
-Товарищ полковник...
-А. Наконец-то.
Глава "Атропы" оборачивается лишь на секунду — к исходу ее он вновь устремляет свой взгляд на экран. И говорит — сухо, отрывисто — уже не растрачивая сил на лишенные смысла движения:
-Только двух врагов бояться стоит. Умного — сам понимаешь, за что. И круглого дурака, — напряжения, налитого в каждое слово, достаточно, кажется, чтобы кровь волной пошла из ушей. — Поведение дурака предсказать нельзя. Дурак легко сделает то, на что никто, у кого хотя бы пара извилин имеется, в жизни бы не решился. И через это дурак может и победить. Дуракам, в конце концов, везет.
Он молчит, ожидая новых слов. Молчит, стараясь не вслушиваться слишком сильно в слова другие — те, что летят из эфира. Не смотреть слишком пристально в зеркала, за которыми...
-Так вот, операцией у них явно командует полный идиот, — не отводя взгляда от экрана, мрачно продолжал Щепкин. — Любой другой бы отошел, едва поняв, что его раскрыли. А если бы не отошел — то попытался бы сыграть иначе. Но эти...они ринулись в лоб. Даже не сменили направление удара. Я ждал чего-то в этом духе, но не думал, что им настолько не жаль своих людей.
-"Стрелы" готовы к выходу. Мы...
-Пока вам там делать нечего, — прервал его полковник, просматривая параллельно очередную распечатку. — Сам видишь, что творится...
-Сорвать высадку не удалось, — всматриваясь в расползающиеся по экрану черные пятна, выдохнул Алеев.
-Внешний купол накрылся, — проговорил один из стоявших рядом со Щепкиным офицеров — высокий, с костлявым лицом и прилипшими ко лбу темными волосами. — Они замкнули его на себя, потеряв один из кораблей. Замкнули намертво. Связи с внешним миром у Площадки больше нет, единственная система, что еще работает — следящая сеть. Починить это в текущих условиях и думать нечего...
-У оружия, на которое возлагались — и совершенно зря, как я много раз вам всем говорил — основные надежды, одним махом выбило пробки, — тихо буркнул кто-то. — И все тут же пошло по...
-Мы знали, где ждать удара, — продолжал тем временем темноволосый. — Но точной его силы, конечно, предсказать не могли. Число органических конструктов, которые они задействовали в качестве прорывных сил, превосходит все наши прогнозы. Линия Флегетон в зоне высадки ими практически подавлена, по последним оценкам, если наступление продолжится с той же интенсивностью, боезапас личного состава на линии будет исчерпан в течение полутора часов, функционирующих в настоящий момент систем ПВО — через тридцать минут...
-Люди там кончатся раньше, — подал голос худощавый человек в штатском, по всей видимости, один из магов. — Полковник, нужно выводить Живца.
-Рано, — не отрываясь от экрана, пробормотал глава "Атропы". — Веревкин, есть что новое по артиллерийскому конструкту?
-Как и ожидалось, — отозвался угрюмого вида офицер, устроившийся рядом с одним из зеркал. — Его обзорные возможности поражают. Все сектора перекрыты вглухую, темп просмотра зоны обнаружения выше, чем у любых наших систем. Четвертая попытка поражения закончилась тем же, чем и все остальные — неважно, сколько чар впихнуто в снаряд, если его попросту сбивают на подлете с подобной точностью. Шансов добраться до него попросту нет. Противорадиолокационные ракеты тоже вряд ли что-то дадут — там чистая магия...
-О чем речь? — опомнившись, тряхнул головой Алеев. — Что у них...
-Сам взгляни, — полковник раздраженно махнул рукой в сторону зеркала.
Он внял предложению — и уже каких-то несколько мгновений спустя успел о том крепко пожалеть.
Оно возвышалось на носу исполинского ледяного корабля — колонна серой, гниющей плоти, скованной заржавленными железными обручами, метров десять, если не все двенадцать, в высоту. Ни стена летящего с небес снега, ни огненные всполохи не мешали увидеть, что плоть та вовсе не была спокойной — каждую секунду жизни своей она вспухала и бугрилась, текла, словно подтаявший воск и застывала вновь только для того, чтобы тут же вновь начать меняться. Из ног, каждая из которых могла легко выиграть в толщине у двух-трех бетонных свай, выступали вбитые в палубу крюки и станины. Приплюснутая, начисто лишенная шеи голова, частью укрытая за бронированным воротом, щеголяла неподвижными фасеточными глазами из темного стекла, занимавшими всю ее поверхность без остатка.
Две колоссальной толщины руки, выпростанные далеко вперед, заканчивались блоками орудийных стволов, беспрестанно изрыгавшими пламя.
-Это...
-Двадцатый, — не оборачиваясь, бросил Щепкин. — К делу, как и ожидалось, были подключены агенты похоронного класса. В том числе и их карманный Прародитель.
-Снес третью волну "водомерок" у самого берега, — подхватил Веревкин. — Расчистил парой залпов путь через прибрежные минные заграждения. Отбил уже...четыре ракетные атаки, моментально определив позиции, с которых велся запуск и накрыв огнем все точки. Уцелевших не было. Поднятое в воздух звено выкрошил живее, чем за двадцать секунд, и это на расстоянии большем, чем...
-Точность стопроцентная, — устало добавил кто-то. — Едва что-то выбирает своей целью его, как пару секунд спустя перестает существовать. Неважно, как хорошо оно спрятано и как быстро улепетывает, отстрелявшись.
-...и в настоящий момент прикрывает продвижение всей этой мрази, — Веревкин кивнул на зеркало. — Накрывает сектор за сектором, да так, что головы не поднять. А дальше подходят подарочки из Могилы...
-...и доедают то, что осталось, — глава "Атропы", если только Алееву не показалось, едва слышно скрипнул зубами. — Это всего лишь мясо, но ему нет конца...
-Шестой сектор только что заглох, они переносят артиллерийский огонь дальше, — вновь напомнил о своем присутствии обладатель Цепей.
-Что девятый?
-Следующая группа органических конструктов будет в их зоне поражения минуты через полторы, — сверившись со своим экраном, выдохнул маг. — Нужно выводить Живца, сейчас. Без него их просто сметут.
-Его самого сметут, — огрызнулся глава "Атропы". — Пока эта образина в деле, от Живца никакого толку не будет.
-Минута до контакта в девятом. Седьмой и одиннадцатый докладывают о проникновении. Контакт в пятнадцатом, минные заграждения активированы...
-Товарищ полковник, надо что-то...
-Дайте Лучину.
Последние слова — от Алеева это не укрылось — дались главе Второй Площадки не без труда. Схватив протянутую ему трубку, Щепкин еще немного помедлил, сверяясь с ежесекундно менявшейся ситуацией на экране, и, наконец, захрипел:
-Лучина, это Улей. Конструкт наблюдаете?
-Так точно, установки в готовности.
-У вас будет секунды две, не больше. Отработаете разом, все машины, затем смена позиций и повтор. Врать не стану, если сорвется — шансов у вас почти никаких. Ждите команды. Веревкин, давай сюда всех, кому еще есть, что в воздух поднять...
-Что мы собираемся...
-Они готовились к этой войне полгода, — в который раз оборвал лейтенанта глава Второй Площадки. — А мы — с начала века, считай. Хотел приберечь до поры, но стоит, похоже, показать, чего эта разница стоит...
Берег полыхал. С треском и грохотом по затянутой угольно-черным дымом полосе разносился орудийный гул, раскатисто и долго визжали снаряды, лопаясь где-то там, в этой непроглядной нынче тьме — на земле, над головами и крышами целых еще прибрежных укреплений. Берег полыхал — и туда, прямо в дым, средь которого не сыскать было ничего, кроме смерти, рвались белыми, серыми пятнышками на воде, рвались, обгоняя друг друга, новые и новые десантные катера. Берег полыхал — им, стоявшим недалеко от края вертолетной площадки "Левиафана", оставалось только смотреть.
Позади слышались крики, топот. Позади стонали, разрождаясь очередным залпом, корабельные орудия. Позади шумело пламя и свистела рвущаяся наружу из шлангов вода.
Ничто из этого не могло заставить их даже вздрогнуть. Четыре фигуры, тянувшиеся вдоль края, были, казалось, вовсе безучастны к тому аду, что разверзся вокруг — и подставляли лица свои, укрытые капюшонами, снегу, дождю и смерти, что могла в любой миг прибыть с острова, с одинаковым безразличием.
-Первая волна начала развертывание, — выдохнул один, чуть склонив голову.
-То, что от нее осталось, — усмехнулся другой.
-Пожалуй, так вернее. Нам следует занять свои места.
-Нет. Рано.
-Позволю себе не согласиться.
-Я хочу посмотреть. Посмотреть подольше, — голос, что походил на женский, донесся из-под третьего капюшона. — Мы не так часто можем себе позволить спускать его с поводка...
С последним прозвучавшим словом один из четверки позволил себе обернуться. Высившаяся позади них громада, ощетиненная орудиями, в очередной раз вздрогнула, давая залп — кожа на перехваченной железными полосами груди с треском расползлась, обнажая поеденный ржавчиной механизм и выталкивая наружу дым пополам с густой черной кровью, которой хватило бы на пару ведер. Пошла пена, сердито зашипел раскаленный почти добела металл. С мерзким хлюпаньем рана принялась затягиваться — запах гниющего мяса ветер, ко всеобщему счастью, уносил прочь довольно быстро.
-Этот отросток не сможет долго функционировать, — стоявший по правую руку от женщины вновь тихо покачал головой. — Обращение времени для регенерации боезапаса отнимает слишком много сил.
-Царь Земли и Царь Небес уже почти на месте, Ларгель, — в последовавшем вскоре ответе чувствовалась усталость пополам с легким раздражением. — Как только они начнут кормление, сил у него будет достаточно, чтобы палить без перерыва до второго пришествия.
Пропоров стену черного дыма, наружу вырвалась очередная ракета — массивная голова конструкта повернулась в сторону новой угрозы раньше, чем та успела бы преодолеть лишний метр. С оглушительным скрипом дернулись вверх орудия, перенося огонь. Отхаркнув белый дымок, бросили в цель ворох снарядов — один, другой...
Огненный клубок, прогорая за считанные секунды, ринулся вниз, к воде.
-Они все еще пытаются.
-Тщетно, конечно же, — в который раз подал голос Ларгель. — Корона в одиночку исправит все просчеты, допущенные на начальной стадии. В этом можно быть...
Довести фразу до конца ему не было суждено — а даже если бы то и удалось, ее бы начисто перекрыл дикий, готовый вот-вот разнести в клочки барабанные перепонки, треск. И последовавший за ним глухой, утробный вой.
Все случилось слишком быстро, чтобы можно было надеяться уследить хотя бы за частью занявших меньше секунды событий. Ларгель успел заметить лишь то, что дым, застилавший берег, разом смахнуло прочь, точно огромной незримой рукой, Зигогрим — как там, в ночной тьме, что-то едва заметно блеснуло и тут же погасло. Остальным не досталось и этого.
Но крик, исторгнутый отростком Короны, боевой машиной, не просто соединенной с его телом, но бывшей частью его самого — пропустить было уже никак нельзя. Как и зрелище, что представляла теперь голова Прародителя — растрескавшаяся, истекающая черной кровью и дымом, разбитая вдребезги мозаика, некогда бывшая единым целым, некогда — еще миг-другой назад — представлявшая собою сотни идеально подогнанных друг к другу фасеток.
-Что...
Ларгель успел выдохнуть лишь одно слово — да так и застыл, не в силах оторвать взгляда от точек, что остров горстями выбрасывал в небо. Точек, что множились с быстротой, сводящей на нет любые попытки подсчета. Точек, что стремительно приближались, росли...
Точек, за каждой из которых стояла смерть.
По исполинскому телу Короны будто пробежала рябь — искривленные, оплавленные, разбитые фасетки, источая дым и непереносимую вонь, вновь становились целыми. Орудия великана вновь дернулись — но только и успели, что это: под новую, бывшую едва ли не громче прежней, волну бешеного треска, глаза его вновь обратились в кровоточащее месиво.
Это не было ударом, пришедшим со стороны внешнего купола Второй Площадки — тот был выведен из игры ценой "Офелии" и всего ее экипажа. Это вообще не было связано с магией: подобную атаку почувствовал бы любой из них и прежде всего — сам Корона, отразив без какого-либо труда. Но не было это и чем-то, доступным взору, не было снарядом или ракетой, которую Прародитель без труда бы обратил во прах.
Но что же? Что...
Времени для размышлений больше не осталось — как и для чего-то еще. Точки — нет, уже не точки, но ракеты — были уже слишком близко.
Подали голос корабельные орудия. Составили и впечатали в разум своих творений новые команды пастыри плоти — и мешанина когтей и крыльев сорвалась с неба, облепляя спешащую к "Левиафану" смерть, погибая сотнями, лишь бы унести с собой еще одну ракету. По телу Короны вновь пробежала рябь...
-Прочь! — содрав капюшон — лицо под ним оказалось удивительно молодым — рявкнула Нарбарек, агент похоронного класса за номером первым. — Все внутрь!
Восемь ракет прервали свой путь раньше срока.
Три уцелевших — рванулись вверх на последних метрах, лопнув в небе аккурат над громадой "Левиафана".
И пришла боль.
Хозяева острова знали своего врага, знали, кто явился к их порогу. Знали, похоже, слишком хорошо — и с точностью до секунды сумели предсказать следующую реакцию Короны. Едва только Прародитель опомнится от удара, сумевшего каким-то непостижимым образом нанести ему вред, едва только поймет, что обычных средств больше не хватает, как в дело будут пущена магия — и он, пусть даже лишенный зрения, вновь будет безошибочно находить свои цели — теперь уже с помощью ее одной.
Взорвавшиеся над кораблем ракеты, до краев налитые чарами, пресекли эту попытку в зародыше. И принесли с собой чистую агонию — для любого, кто на беду свою оказался сейчас снаружи.
По Цепям прокатился огненный поток, непереносимая боль раскаленной спицей пронзила спинной мозг. Ларгель, распластавшийся по залитой черной кровью палубе, скреб руками по металлу, ломая ногти — уши закупорил нестерпимый звон, на глаза набросили черный полог...собрав оставшиеся силы, агент похоронного класса прогнал по всему телу обжигающе ледяную волну — маг послабее умер бы на месте от одной только этой попытки — оградив себя от принесенной с ракетами чистой муки. Сплюнув на площадку кровь — попав под удар, он едва не откусил себе кончик языка — Ларгель потер глаза, залепленные черной жижей, выдернул из волос невесть как оказавшийся там шмат скользкого серого мяса. Поднял голову...
