-Госпожа Базилевская сказала, чтобы шли прежним курсом, — чуть помолчав, добавил старый палач. — Дьявол знает, что она там удумала, но...мне уже хочется на это посмотреть.
Наспех поставленный высокий шатер — точнее, палатку — освещала лишь одна-единственная лампа. Три фигуры, сидевшие сейчас там за раскладным железным столиком, говорили тихо — пусть иногда одна из них и начинала повышать голос, активно помогая себе жестами.
-Чего он тянет-то? Уже вторая волна зубы сломала!
-Разрешение задействовать авиацию им получать не нужно. Но здесь применять ее опасно. Ты же видела карту. Пожар...потенциальная...
-Чушь собачья это все. То, что там ведьма творит, десять пожаров перебивает. А ты что молчишь?
-Он идет сюда. Осторожнее.
-Он? — один из сидевших за столом вдруг дернулся в сторону, поправляя чуть съехавшую с лица маску. — Но мы...
-Картина Репина "Не ждали", — четвертый голос врывается в палатку вместе с его хозяином — в два шага добравшись до стола, он запрыгивает туда, встав на самый край — вторая нога свободно болтается. — А скоро будет и "Приплыли".
-Приказа еще не поступало.
-Это вам. Потому как я один иду.
-С какого это...
-С такого, Аннушка, что послать туда вас — проще сразу в землю зарыть. А я уже прогулялся, обстановочку оценил, понимаешь...ведьма меня испугалась, похоже. Стоило пару метров этой ее ниточки волшебной на катушку намотать, как отрезала тот побег от общей массы и отход той штуке протрубила. А золотишка-то в том кусочке немало, я вам скажу. Оставил бы себе, да где тратить?
-Ты не можешь пойти один.
-Это почему ж еще?
-Он вытащил меня в том чертовом мавзолее, когда обвал пошел. Я идти должна.
-Он...он помог мне отбиться тогда...та командировка в Соединенные...
-Прошу прощения, но вы не сможете даже приблизиться туда. А я смогу найти...
-Ничего вы не сможете. Сиди и не рыпайся, Юра — ты, конечно, шансы бы имел, не будь там ведьмы, а так — дохлый номер. Как твой взгляд дохлый. И ты сиди, Сеточка. А то сплавят нашу Сеточку с ее колясочкой да подпишет потом полковничек приказ на маленький такой расстрельчик...
-Да ты...
-И ты не пролезешь. Ее это земля, понимаешь, нет? Как на ладошке у нее будешь — только в кулак сжать и раздавить. Нет, мальчики и девочки, не ваша ночь это. Один я сегодня выступаю. Одному мне слава, овации и цветы...
-Я сейчас тебя тресну.
-Уверена?
-Конечно. Помню уже, что воздух бить надо.
-Мы должны...
-На себя беру. И сам расплачусь. За мной тоже счета есть, между всем. Да и с ведьмой вопросик один личный утрясти надо, ребятки.
-Да что ты мелешь? Ты с ней ни разу и не говорил-то!
-Не говорил. Но фокусы ее мне не по нраву. Крови уж больно много, а фантазии — нуль да еще нулей с десяток. Задела ух как больно эту...мою...ну как там ее? А! Профессиональную гордость, точно. Вот за то и поквитаемся к утрецу...
-Ты...точно справишься в одиночку?
-Да как бетонные сваи пальцами ловить, Юра. Дайте мне часок — и эта язва юбки подберет и на своих двоих до границы дочешет прямым курсом, — в голосе были разом и злость и веселье. — Никто не смеет воровать моих зрителей. Особенно таких благодарных...
За стенами пляшут огни. На стенах беснуются тени. Собравшихся в комнате людей куда меньше, чем теней — но у одного их целых шесть. Он стоит у стены, заталкивая в большую черную сумку какие-то странные предметы.
-Это была уже четвертая атака, — мрачно произнес Герхард. — Как долго вы еще...
-Не уверена, что могу ответить на этот вопрос с достаточной точностью, — холодно, механически проговорила ведьма. — Я, кажется, переоценила состояние местных духовных жил.
Лицо графини за последний час прибавило в бледности, в движениях ее — все больше резких, нервных рывков. Однако, ничто больше не выдает усталости — а голос лишь свидетельствует о том, как хорошо она держит себя в руках.
-Думаю, я смогу вытянуть из этой земли еще немного. Хватит отбиться от пятой, если они снова кинутся, — вздохнула Августина. — Потом переходим на собственные резервы.
-Паниковать уже можно? — как-то рассеяно спросил Мотылек. — И это...в простынку закручиваться?
-В сороковые видала и похлеще, — проворчала ведьма. — Пока что ничего, с чем бы я не справилась. Что ваш кровосос, Герхард? Сколько еще его ждать?
-Обычно он вполне пунктуален, — палач неторопливым жестом закатал рукав, кинув взгляд на часы, после чего хрипло крикнул в пролом, зияющий в потолке. — Как там наш фронт? Перемены чувствуются?
-Остатки четвертой группы отходят, — донесся со второго этажа тяжелый голос. — Видимость, увы, стремится к нулю. Что вы хотите, от машин одни костры остались...
-Прелестно. А теперь проверьте небо.
-Вы думаете, я бы не заметил пассажирский самолет?
-Нет, — Герхард чуть постучал тростью по стене. — Я думаю, вы могли не заметить...
-Так. А это еще что такое?
Экзекутор расплылся в ухмылке.
-То, с чем он не раз против меня выходил, — словно очнувшись ото сна, Герхард быстрым шагом дошел до ближайшего окна. — Следующую атаку отразят уже за нас, господа, так что времени собраться, думаю, нам хватит...
Мотылек сдвинулся в сторону, к стене. Первой мыслью было закинуть голову вверх и выкрикнуть в очередной раз Татарьева, выпросить у того бинокль. Вторая оказалась куда разумнее — и, прошептав короткий приказ одному из ключей, маг часто-часто заморгал, прикрыв, наконец, глаза вовсе. Вырвавшийся наружу дух смотрел в небо вместо него, прекрасно различая в ночной тьме вереницу странных черных предметов, что ползли в воздухе, приближаясь к кромке леса — четко сохраняя строй и постепенно набирая скорость.
-Это и есть ваш план? Гробы? — удивления в голосе Татарьева не было, одно лишь плохо скрываемое раздражение.
-Довольно символично, я думаю, — протрещала вдруг рация. — Я на подлете. Мы немножко развлечем наших товарищей из "Атропы", а вы, я надеюсь, обеспечите нам мягкую посадку.
-Непременно, — чему-то улыбнулась ведьма. — Мне все равно уже пришлось отозвать Терний из леса.
-Причина именно та, что я думаю? — резко спросил Мотылек.
-Да. Он идет. Четвертый идет.
Бой, начавшийся еще ранней ночью, никак и не думал утихать. Четвертая по счету попытка прорыва к монастырю захлебнулась — и, пусть она и оказалась куда успешнее прежних, пусть продвижение и было, было оно минимальным. Чадящие костры и обугленные остовы машин. Кровь на останках срезанных деревьев и кровь, текущая по земле. И, разумеется, все те вещи, что породила ответная атака — для большинства из них ни у кого из штурмующих сейчас старые руины, не нашлось бы никаких внятных определений. Одной или двух картин того, что случилось с их предшественниками было бы достаточно, чтобы в ужасе повернуть назад — почти для любого человека.
К несчастью для обороняющихся, эти люди представляли "Атропу". Продвигавшиеся вперед люди почти не обращали внимания на пелену ужаса, сотканную из множества губительных для разума даже в одиночку картин. Они смотрели сквозь — и видели только четкую цель. Цель не отличалась от всех прочих — она просто-напросто была сильнее. И требовала повышенной осторожности.
Цель берут в кольцо. Огненные стрелы с шипением рвут воздух — крепость выставленных щитов прощупывают из гранатометов. Ландшафт здесь не самый удобный, даром что поля навешивали в спешке — где-то определенно должны быть слабые места или прорехи. Руины монастырских сооружений смотрят грустно черными дырами в стенах и провалами на местах былых окон, по руинам лупят с надежно укрытых позиций из всего, что есть — о доброй половине этих игрушек обычным войскам и мечтать никогда не придет в голову. Под ногами хрустит, осыпаясь от малейшего касания, почерневшая за несколько часов трава. Земля жадно глотает каждую капельку дождя, но по ней уже расползаются змеями трещины. Хороший знак — землю эту цель, похоже, уже осушила почти до конца. Хороший знак — цель все-таки можно взять, надо лишь надавить посильней.
Они уже близко. Да что там близко — они зашли так далеко, как прошлой группе и не снилось. У них есть...
-Воздух! Воздух! — дерет кто-то свои глотки.
Ночь наполняется воем — диким, страшным. Ни один самолет на такой не способен — и ничто живое, наверное, тоже. С черного неба падают градом черные камни, пропахивая чудовищные борозды в земле, и, раскрываясь с лязгом и грохотом, выпускают наружу свой груз. Выпрыгивают ловко на изуродованную землю закованные в железо силуэты — лохмотьями свисает с них истлевшая еще полвека назад форма британской армии. Бывшие бойцы "первого дробь пятого" батальона Норфолкского полка не рассуждают ни одной лишней секунды — такую возможность у них забрали еще в тот жаркий, страшный день. Бывшие бойцы "первого дробь пятого", не колеблясь и не теряя даром драгоценного преимущества, что дала им внезапность, открывают шквальный огонь — из всего, что есть в их руках, из всего, чем стали их руки. Некоторого оружия не видели даже в "Атропе".
У кромки леса — кровавая карусель, что крутится все быстрее и быстрее. Опомнившиеся куда быстрее, чем, наверное, рассчитывал хозяин кукол штурмовики Второй Площадки начинают огрызаться — с таким врагом все как-то сразу становится проще — а кое-где и переходят уже от обороны к наступлению. Новые гробы сыплются на измученную землю как из рога изобилия, новые куклы, вылезающие наружу словно в каком-то диком нетерпении, начинают свою работу — одна падает, расколотая вдребезги меткими выстрелами, но на место ее встают две или три еще более страшные.
У кромки леса — хаос, что все ширится. Экипажи машин заживо горят в своих объятых пламенем самоходных склепах. Отряд разбит и рассеян — противника все больше, и даже штурмовики Второй Площадки не успевают его списывать — особенно под таким огнем. Особенно когда из новых, куда больших по размеру гробов, начинают вылезать уже даже отдаленно не напоминающие людей конструкции, один залп которых превращает в дымящуюся кашу из щепок, листвы и крови их укрытия.
У кромки леса — бойня, что все растет и растет. У кромки леса пытаются подороже продать свои жизни, и никому уже нет дела до неба — до неба, по которому уже, нисколько не таясь, ползет исполинская туша пассажирского самолета. Несколько черных точек с воем отделяются от него — новые гробы устремляются аккурат к монастырю, и падают где-то там, оставляя за собой шлейфы из угольно-черного дыма. Самолет прячет в своей тени поле боя. Самолет спешит дальше — туда, куда ползут собранные со всего леса тускло-золотые нити. Волны зачарованного металла текут вперед, сливаясь, сплетаясь и растягиваясь, образуя золотой ковер. Ковер раздается вширь и наливается силой — в него вливают, не жалея, все, что может предложить земля. Земля, на которой уже больше ничто не вырастет. Самолет идет на снижение. Самолет спешит коснуться золотого ковра...
Старые руины в очередной раз тряхнуло — да так, что с потолка посыпалась, крошась, каменная крошка. Старые руины определенно желали, наконец, сгинуть — держаться под выстрелами они желали все меньше и меньше.
Пол трясло, но человек, пробиравшийся сейчас к дверному проему, шел ровно и спокойно — не торопясь, но и не медля лишний раз. Лицо его было сковано титаническим напряжением, казалось, еще чуть-чуть — и можно будет услышать, как скрипят зубы. Шесть теней, что тянулись за ним по полу, перешептывались каждый на свой лад — не молчала сейчас ни одна.
Он остановился у дверей. Вытянул из кармана пальто продолговатый черный футляр с простеньким замочком — тошнота, терзавшая его уже битый час с того момента, как он умыкнул этот незатейливый на вид предмет, почти сразу же усилилась. Он уже собирался раскрыть футляр, когда по плечу хлопнула тяжелая рука.
Вернее, попыталась, чтобы тут же быть перехваченной сотканным из дыма силуэтом, который уже потянулся было к шее...
-Петля, отбой, — прорычал Мотылек гневным шепотом, вгоняя ключ обратно. — Тебе жить надоело, лысина? Какого хрена ты еще не с этим католическим пеньком? Все ж уходят уже!
-Все, да не вы, — тихо ответил Татарьев. — И не ведьма.
-Она отход наш прикрывает, — фыркнул маг. — И будет прикрывать до последних минут. А что до меня — времечко мое пришло, лысина. Сейчас или никогда.
-Это что? — Татарьев скосил глаза на футляр.
-Это, лысина, возможность ее на секундочку-другую с толку сшибить, — усмехнулся маг. — Ключи помогут — сделаем что-то навроде...слепка. С последнего, кто до меня вот это вот лапал, — раскрыв футляр, он продемонстрировал Татарьеву массивный на вид револьвер. — Вытянем образ наружу да рядышком пустим. Иллюзия, конечно, чистой воды, и ничего другого, но чем черт не шутит, вдруг и засмотрится...
-Я иду с вами. И даже не спорьте.
-Ты? — Мотылек с большим трудом удержался, чтобы не расхохотаться в голос. — Ты-то на кой хрен в эту тьму египетскую лезть настроился, изумление? Ты что, не видел, что она с такими, как ты, делает? Это я настолько больной, что вприпрыжку туда, где у всех от страха пиджаки заворачиваются...
-Видел, — Татарьев рванул револьвер из футляра. — И потому вам лучше иметь вместо иллюзии что-нибудь посущественней.
-Ты... — маг ошеломленно взглянул на майора. — Да ты...как ты его держать-то вообще можешь? — в голосе Макарова чувствовалось неподдельное удивление. — Погоди, погоди. Лысина, ты вообще, что ли, ничегошеньки не чуешь сейчас?
-Голова немного покалывает, — озадаченно пробормотал Татарьев. — А что не так?
-Сдаюсь, — протяжно вздохнул маг. — Толстокожий, как стена бетонная. Зуб даю, проявись у тебя над ухом Волшебство, и то не пошевелишься...
-Тут что, всего один... — Татарьев уже проверял барабан старого кольта.
-Один-то один, а хватит на миллион. Или на два, — усмехнулся Мотылек. — Стреляй, пока рука не отсохнет — так оно работало, я читал.
-Чудесно. Ну что, выходим?
-Не гони лошадок, лысина. Еще кое-что осталось, — Макаров довольно гадко улыбнулся. — Раз уж ты вызвался, иллюзия у нас существенной будет. Ох какой...ты это, лысина, прости меня заранее.
-За что же?
-Сейчас мы из тебя золотопогонника лепить будем.
За все продолжавшимся боем — в нем даже стал намечаться определенный порядок — ведьма наблюдала практически непрерывно. Убогих инструментов для этого было вовсе не нужно: на подчиненной, пусть и умирающей уже в подчинении земле, хозяин видел и слышал все, чего только желал. Никто не прошел бы мимо незамеченным. Никто, кроме...
Этих перемен она ждала уже давно — ждала не без опасения, пусть и знала, что они неизбежны. Но даже она не думала, что наступят они с такой ошеломительной скоростью.
Отследить ту секунду, когда бой превратился в чистейший хаос, было решительно невозможно — даже для нее: случилось это слишком быстро, случилось это разом и повсюду.
Случайная, безумная сила, что вырвалась сейчас из леса и заявила свои права на реальность — а прежде всего, на право ее насиловать в свое удовольствие — не нарастала постепенно, не начинала с малого, например, с увеличивающегося числа промахов. Появившись, она погрузила в хаос все и сразу — и это стало своеобразным сигналом, по которому графиня, скрепя сердце, смахнула разом большую часть защиты с территории. Ушло на это всего несколько секунд — несколько мучительно долгих секунд, за которые перед глазами ее успели пронестись и взмывающие в воздух люди, и машины Гробовщика, начавшие вдруг водить хоровод вокруг уцелевших деревьев, и...
