Воздействие было, осталось понять, какое именно. Зрительный контакт, или все же чары наложены с использованием голоса? По крайней мере, от первого у него есть какая-никакая защита: махнув рукой обоим бойцам — и вот они уже следуют за целью на расстоянии, соблюдая предельную осторожность — Лин вытащил из одежд и натянул, быстро сбросив шарфы, свою маску — вставленные туда линзы должны были чуть искажать видимость, препятствуя нормальной встрече взглядов. Проверив — уже третий раз за последние пять минут — на месте ли пистолет, он кинулся следом....
Цель явно торопится. Походка быстрая, неровная, сумка на плече болтается из стороны в сторону. Мальчишку она гонит перед собой — создается ощущение, что в этом конкретном случае она попросту не хочет упускать шанс, хотя понимает, что времени у нее в общем-то не так уж и много.
Налево, в проулок. Прямо. Спрятаться за мусорным баком, переждать. Снова в путь. А теперь — через улицу, укрываясь за машинами. Карта района прочно сидит в голове, в конце концов, он зубрил ее часа два, через каждые десять минут сворачивая и снова разворачивая...карта эта подсказывает, что дальше будет один старый дворик...
По-хорошему, надо бы стрелять уже сейчас — уже раза три у него была отличная позиция. Но нужно подтверждение, нужно как воздух, а цель пока что толком и не разглядеть.
Те двое словно где-то потерялись, но он знает, что теряться такие люди не умеют — они следуют за ними, неотступно и незаметно. А вот и дворик...а вот и цель...
Цель быстрым шагом миновала грязную подворотню, толкая приманку перед собой. Он следовал за ними, осторожно готовясь к стрельбе и вспоминая, как обычно, старые слова Полковника, который занимался когда-то ими лично.
Не целься сперва в голову, не рискуй попусту, дурачье. Вначале по корпусу, а вот затем...
Ошибки быть не могло — она вела его к парадной.
Значит, все-таки она.
Еще шажок вперед — припасть на колено, стрелять...
Мальчишка чуть дернулся в сторону — словно спиной почувствовал, что сейчас будет — а Лин уже пустил пулю.
И с удивлением увидел, как она прошла насквозь, на мгновение превратив бок цели в туманную дымку — настоящее тело ее, похоже, было далеко не таким широким....
Цель стремительно обернулась — даже раньше чем он сделал необходимую поправку — красивое лицо исказилось от гнева:
-Думаете, я вас не чуяла? Горстка идио...
Настоящим идиотом, как сказал бы сейчас, будь он здесь, Полковник, является тот, кто болтает, когда надо бить. Лин в эту категорию попадать не хотел, и выстрелил вновь, зная, что в подъезд уже бежит его подмога...
Цель рванулась вперед с такой скоростью, что лишь мелькнула в глазах Лина чем-то темным и скользким, проступающим поверх тумана, и нанесла сокрушительный по своей силе удар высвобожденным из-под иллюзии хвостом, опрокинув "стрелу" назад...
...и освобождая тем самым линию стрельбы для обоих бойцов, чье оружие заговорило почти сразу же.
Заговорила и цель — если это можно было вообще назвать голосом — и звук этот, пусть и не остановил пули, но стрелков — вполне. Уже бывший на ногах Лин с ужасом услышал грохот выброшенного оружия — а затем, раньше чем он успел что-то сделать, голос цели добрался уже и до него, проскребся в и без того утомленный постоянными приступами разум, и почти мгновенно поставил тот на колени — а через полминуты бросил туда же и одеревеневшего его хозяина. Он никогда не слышал таких голосов: пара слов и его череп, всегда переполненный ненужными мыслями, опустел целиком и полностью. Долор затаил дыхание — он не хотел больше ничего другого, кроме как слушать ее...
-Идиоты, — повторила цель. — Вы уже мои!
Что-то маленькое и темное со всей силы ударило по окнам, мгновенно лопнув при контакте и брызнув багряной жижей: не успели еще осколки коснуться пола, а в комнату, истерически чирикая, ворвались какие-то болезненно-раздутые темно-оранжевые крылатые комки с изуродованными клювами, больше похожими на здоровенные комариные жала.
За какие-то секунды до того, как начался хаос, лейтенант внезапно понял, как легко маг их провел, понял, как он думал: противник уже прекрасно знает, кого искать, и, зафиксировавшись на нем, будет вести его и только его одного — кто же в такой момент обратит внимание на безмозглых фамильяров, которым можно было, к тому же, задать программу поведения задолго до того, а потом, едва станет ясно, где засел наблюдатель, подтолкнуть коротким импульсом — гарантирующим то, что их обнаружат лишь тогда, когда будет уже поздно...
Едва увидев то, что ворвалось внутрь, Алеев со всей силы оттолкнулся ногами от стола, падая назад вместе со стулом. Удар почти целиком приняла на себя спинка последнего, так что он не почувствовал почти ничего, и, не теряя времени, откатился в сторону под вопль Горсткина, в лицо которому прыгнули сразу две жуткие "птички" — и, едва коснувшись кожи, лопнули с противным хлопком. Крича так, как не способен, казалось бы, кричать человек, Горсткин принялся остервенело стирать с лица залепившую то густую темно-красную массу, которая, как в ужасе заметил Алеев, сходила вместе с самим лицом...
Ершов оказался расторопнее — прыгнув вперед, закрыл собой сжавшуюся в своем кресле Ольгу — и, резво подняв пистолет, сшиб еще одного крылатого уродца. Это было ошибкой — багряные брызги окатили солдата, заставив отшатнуться к стене и выронить ствол. Последний, не считая самого лейтенанта, дееспособный боец, не найдя ничего лучше, запустил в оставшиеся живые бомбы табуреткой, успешно вытолкнув часть чирикающей массы обратно на улицу.
Алеев был уже на ногах. Не пытаясь даже выхватить пистолет — к чему это приводило, он уже имел отвратную возможность наблюдать — лейтенант сорвал с себя кобуру, и, кое-как закрываясь другой рукой, рванулся вперед, отгоняя оставшихся птиц от Ольги своим импровизированным оружием. Как выяснилось в следующие несколько мгновений, создания эти были очень хрупкими: одной гадине хватило лишь легкого касания, чтобы отлететь к стене и быть об нее же размазанной. Вот только оставалось еще три птицы...
Первая, яростно вереща, спикировала вниз, метя в лицо лейтенанту — раскрученная кобура отбила ее в сторону, расплющив о подоконник — во все стороны брызнули горячие алые капли. Другая нацелилась на последнего человека с оружием наготове — рядовой Кульков выпустил уже несколько пуль, но задеть верткого фамильяра у него никак не получалось. Отчаявшись, боец, выскочил за дверь, позволив летучей гадости проверить ту на прочность. Дверь оказалась прочнее — боец смог лично в этом убедиться, быстро забравшись обратно в квартиру.
Последняя птичка вдруг вспыхнула синим пламенем, и, издав такой стрекот, что у всех заложило уши, спикировала прямо на стол, разбив себя о радиоаппаратуру. И, конечно же, заляпав ту своими ядовитыми внутренностями от и до.
Оглядеться, заняться ранеными, вызвать помощь...проверить, как там Сетка, не угодила ли эта дрянь и на нее...
То, что надо делать, он понимает быстро, вот только не успевает почти что ничего: с громким хлопком дверь выносят внутрь. На пороге — тот самый высокий маг с растрепанной прической. Глаза старые и внимательные. Страха в них нет, он уверен в себе. Встретишь такого в темном переулочке — до конца жизни потом будешь шарахаться от собственной тени.
Кульков вскинул пистолет раньше, чем лейтенант справился со своим — маг рявкнул нужные слова еще быстрее, выпростав вперед левую руку — даже сквозь одежду было видно полыхающие каким-то гнилостно-зеленым светом перекрученные узлы Метки. Боец не раздумывал ни одной секунды, отгородив собой Третью "стрелу" — и даже когда сорвавшиеся с пальцев мага жирные полупрозрачные змеи чар вгрызлись в его тело, пробив насквозь, стрелять он не прекратил. Отшатнувшись назад, за порог, маг взмахнул рукой, словно отгоняя надоедливое насекомое, и тело солдата поползло в разные стороны с противным хлюпаньем, разваливаясь на куски.
Еще два выстрела — все, на что хватило Алеева, стремящегося любой ценой отвлечь противника от Сетки. С губ и без того уже серьезно раненого мага сорвался стон. Он пристально посмотрел на лейтенанта и вновь запел своим глубоким голосом страшные, тяжелые слова.
Комната поплыла пред глазами лейтенанта, словно растянувшись на добрый километр, глаза же мага стали как два бездонных черных колодца. Выхаркнув с кровью еще несколько слогов, он шагнул вперед — и тут на него обрушилась вся мощь Ловчей Сети.
Оцепенение длилось недолго, каких-то несколько мгновений — на то, чтобы прогнать по Цепям короткий импульс и сбросить одурь, магу больше и не было нужно — но и лейтенанту для выстрела — тоже. Две пули в грудь — Метка вспыхнула еще сильнее, отчаянно пытаясь удержать хозяина в сознании, одна в живот — подавившись очередной строфой, маг скорчился на полу, не оставляя попыток закончить работу, и еще одна...
Пистолет сухо клацнул — то был, несомненно, звук близкой смерти — и Алеев отступил назад — ярость сменилась ужасом — отбиваться было уже нечем. Маг — да сколько же ему надо-то было? — разогнулся назад с жутким хрустом, и, вперив затухающий взгляд в контролера, рухнул вперед подрубленным дубом. Упал, но не умер — вцепившись в трухлявый паркет, он рывком подтянулся вперед, продолжая шептать — дьявольский узор, мерцавший под слоем тряпья, словно не давал телу догадаться, что по всем правилам оно должно было уже замереть навсегда.
Так лихорадочно Алеев не перезаряжал оружие еще никогда, такого страха перед тем, кто выглядел как совершенно обычный человек, ему еще тоже давненько не доводилось испытывать. Пятясь назад, покуда не уперся спиной в стену, лейтенант выстрелил — раз, другой, третий...стрелять скоро стало уже нечем, а тело все еще корчилось — пусть даже глаза давно уже закатились, а с сомкнувшихся губ на пол лился красный ручей...
Комната была залита кровью и черти чем еще — в живых помимо его самого и Ольги (и если не брать в расчет все еще подрагивающее тело мага) остался лишь один боец: рядовой Ершов скорчился в углу, с воем баюкая ошметок правой руки с торчащей наружу костью — лицо же солдата почернело как после чудовищного ожога.
Пистолет выскользнул из руки Алеева, с грохотом поприветствовав паркет. Трясущаяся рука поползла к запасной рации — хотя он более чем сомневался, что сможет сейчас хоть что-то из себя выдавить...
Сириэль Ривьерс пребывала в бешенстве, какого давно не знала. Даже когда церковные палачи, при одних только мыслях о которых человеческая часть ее тела до сих пор покрывалась потом, вышли на них впервые, заставив пожертвовать матерью ради спасения, даже когда несколько лет назад ее жестоко ранили уродливым гарпуном...в такую ярость, как сейчас, сирену еще ничего не приводило.
Иллюзию пришлось снять сразу же, как она дотащилась до квартиры вместе со своими невольными сопровождающими: оставив двух громил в штатском сторожить лестничную площадку, она убедилась, что и мальчишка, подосланный к ней на улице, и тот странный паренек в защитной маске будут стоять на месте и ничего не выкидывать — ей же, тем временем, срочно нужно было осмотреть раны. Стянув с пальца кольцо и кинув на стол, она кое-как доползла до зеркала, подумав, что сама уже порядком отвыкла от своего истинного облика, который был далеко не так красив, как иллюзии, составляемые ею на мотив подсмотренных в журналах и по телевизору образов. Темно-синяя кожа, большей частью поросшая пересохшей чешуей, серебристый ошейник, стягивающий глотку — "подарочек" от Крога, чтоб он треснул — тонкие губы, острое, словно наскоро вырубленное лицо, два ряда острых зубов...и конечно же, перепачканный в крови — ее крови, черт возьми — хвост, нервно колотящий по полу...
Ярость ее росла с каждой секундой. Подонок в маске таки умудрился ее ранить — и пусть рана была отнюдь не смертельной, болела она еще как. Чертов Крог как сквозь землю провалился — телефон маг не брал, хотя она прозвонила ему, как дура, раз, наверное, этак пять. Неприятные мысли сменяли друг друга: их раскрыли, на них вышли, маг, наверное, уже попался, а значит, пора линять. Возможно, тех данных, что ей удалось достать, таки хватит, чтобы выкупить у кого-нибудь из друзей этого скота свободу от его чертового кольца на горле, а уж свободу от всей шайки дурней с Цепями, засевших в британской разведке, она и сама себе отлично организует. Коротко и ясно — рану чем-нибудь прикрыть, вещи собрать, свидетелей, будь они хоть трижды уже очарованы песней, удавить побыстрее. И делать ноги — если к ней вообще можно было применить такое вот выражение. Ах да, конечно — материалы надо бы убрать во что-нибудь водонепроницаемое...
Закончив с приготовлениями — ушло на них около десяти минут — Сириэль потащилась к комнате, куда завела обоих зачарованных ею пленников, освободив, конечно же, от оружия. Беспокоиться было ровным счетом не о чем — она давно уже поняла, что достаточно было "вложить" в жертву нужный приказ и какое-то время та еще вполне себе будет ее слушаться — день или два совершенно точно. Боль в наскоро перевязанном боку затуманивала мысли. Подонка в маске она растерзает вторым, сразу как съест мальчишку. О, он будет умолять, чтобы она его сожрала...будет валяться у нее в ногах и пускать слюни...
Рывком открыв дверь, Сириэль двинулась за порог...
-Razdeli bol'.
Агония пришла даже раньше удивления — боль, какой Сириэль не испытывала с того момента, как...
Нет.
Такой боли она вообще никогда не знала.
Огненный жар прокатился по телу, словно в вены залили расплавленный металл, нестерпимая боль пронзила спинной мозг. Хвост Сириэль судорожно молотил по полу и стенам, руки же заскребли вначале по телу, а затем и по дверному косяку, по стене, ломая в кровь ногти. Визжа от боли — как это было непохоже на ее прекрасное пение — сирена рванулась прочь, прочь от этого ужаса, от этого дьявола с глазами, залитыми молочно-белым светом...
Вывалившись в коридор, она бросилась в соседнюю комнату — прежде всего надо было забрать кольцо, кольцо, без него она не сможет пройти и шага на этих чужих улицах...
Звон стекла ознаменовал приход чего-то — чего-то бесформенного и незримого. А еще — хохочущего так, что кровь стыла в жилах.
Сириэль метнулась к столу, где лежало драгоценное кольцо — но тот уже оттолкнули прочь, а самая важная в ее жизни драгоценность покатилась куда-то под диван...
Нет. Нет. Нет, нет, нет!
Как это возможно? Как? Как этот мерзавец смог справиться с ее чарами? Как они...
Ответы давать никто не собирался — только свинец...
Думать было сложно — честно говоря, и вовсе на грани с невозможным. Хотелось лишь неотрывно смотреть на ту бледную странную женщину, в эти прекрасные глаза с вертикальными зрачками, а остальное никогда не имело значения и никогда уже иметь не будет. Ее голос убаюкивал, словно теплая ванна, а все слова, что она им говорила, заводя в квартиру, несомненно, были вселенской истиной...
Конечно же, он отдал ей оружие. Конечно же, он бросил рацию в дальний угол — ведь так она сказала. Конечно же, он не собирался ни с кем связываться — эту мысль она подчеркнула отдельно, вдолбив ее в него острым гвоздем. Под страхом смерти он не должен был пытаться позвать на помощь...
