-Для этого необходимо во-первых, понять, с чем ты имеешь дело, — в голосе мага чувствовалась нервозность. — Во-вторых, найти свидетельства того, что этот фокус проделали не с тобой одним. У нас все далеко не так, как в Европе. Никаких семей, вроде тамошних Морольфов, которые оказывают помощь гибридам, никаких специальных обществ, кружков и всего такого. Все разобщены, как и в былые времена, а значит, массовых волнений можно не опасаться. А подавить их поодиночке для такой махины, как Вторая Площадка — вовсе не проблема...
-Можно подавать с пищей, — тихо сказал палач. — С водой, скорее всего, тоже. Нет ничего проще, чем заготовить еще несколько партий, которые пойдут вовсе не для гибридов. Или подменить адреса доставки для тех, что уже готовы.
-Мне кажется...
-Нужно не очень много, на самом-то деле. Нужно всего лишь успокоить Снегового и остальных ослов, убедив их, что все идет по плану. А потом сделать так, чтобы оно пошло не в какую-нибудь там школу, для одного несчастного полукровки, а непосредственно в пищевое производство. По всему вашему Союзу, — маг вновь хотел что-то вставить, но Асколь не дал ему и рта раскрыть. — По странам, которые пляшут под его дудку. Вот только не надо думать, что меня волнует, как вы изводите своих гибридов. У нас хватает своей мрази, о которой приходится заботиться. Меня волнует кое-что другое — на что пойдет страна, население которой обнаружит, что ныне бесплодно и что это уже не вылечить никоим образом. На что пойдут люди, у которых отняли будущее. Я не верил в письмо до конца...не верил, пока не увидел, какие решения одобряет ваш Кай. Теперь...что ж, теперь я уже почти верю. Верю, что его цель в том письме действительно указана правильно.
-Два месяца назад Снеговой получил разрешение, — уже совершенно севшим голосом произнес Аус после нескольких минут молчания. — Мы все можем уже носить это в себе. Мы все... — руки мага затряслись и листок, смешно порхая и кувыркаясь, вылетел на пол. — Мы все...
-Вы — вряд ли, — процедил Кат. — Во-первых, вы и так в клетке. Во-вторых, вы еще ему нужны, не так ли? Кто-то же должен производить препарат. В-третьих, первые партии, думается мне, должны идти к своим настоящим целям — чтобы ваш Снеговой и его прихлебатели ослабили бдительность, уверились в том, что все двигается по плану.
-Логично, — не слишком-то уверенно согласился Аус. — Но все-таки...
-Пускать сопли будешь потом, — прорычал Асколь. — Сейчас надо решить, что делать с этой дрянью. Производство налажено здесь?
-Да, — сверившись с документами, ответил маг. — Но Снеговой не дурак, он не стал бы класть все в одну корзину. Я более чем уверен, что производственные линии "Хлора" как минимум продублированы.
-Допустим. Возможно ли узнать, где еще развернуто производство?
-Здесь данных нет, но, думаю, ответ мне известен, — расправив плечи, выговорил Аус. — Остров Возрождения, что в Аральском море. У нас там полевая научно-исследовательская лаборатория, кое-какие...средства для операций Второй Площадки штампуют именно там.
-Допустим, мы найдем, чем их накрыть. Что нужно, чтобы сорвать производство конкретно на этом объекте?
-Вы не сможете.
-Я не спрашивал, смогу или не смогу, я спрашивал...
-Я повторяю еще раз — вы не сможете. Успокойтесь и подумайте сами. Подумайте — и вы поймете, почему.
Асколь прикрыл глаза, чувствуя, как на них наваливается невыносимая тяжесть. Тупое, холодное бешенство едва не разрывало его на части, и не было ничего, что могло бы то унять.
Структура проекта "Хлор", уже пущенного в дело, была слишком огромна, чтобы ее можно было повалить снаружи, и слишком хорошо защищена, чтобы был шанс обрушить ее одним точным ударом изнутри. Снеговой, эта мразь, наверняка считающая себя научным светилом и гением, полным идиотом все же не был — иначе бы на своем посту точно не задержался. А значит, что продублированы не только производственные линии, нет — весь его штат в курсе, что нужно делать, и потому...
Злость отчаянно искала выход.
Единственным способом остановить "Хлор" было перебить всех, кто имел к нему хоть какое-то отношение. Всех, кто мог продолжить дело, начатое Снеговым и одобренное Каем.
Он был сейчас в эпицентре. Он бы мог попытаться.
Вот только шанса выжить при этом не оставалось вовсе.
Злость затопляла разум. Не с этим ли столкнулся Летичев, оставивший ему то послание? Не был ли он также поставлен перед выбором — пожертвовать собой или бесчисленным множеством чужих жизней?
Летичев не колебался. А вот сможет ли он?
Сможет ли он, зная, что где-то там остаются те полные боли глаза, чей хозяин вверил ему свою судьбу — умышленно или нет? Сделал его своей единственной надеждой?
Руки палача сжали хлипкий деревянный стул с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
Он открыл глаза.
-Ты меня проведешь.
-Что? — Ауса, кажется, перекосило от испуга.
-Ты меня проведешь. Туда, где делают этот чертов "Хлор". И я очень не советую тебе отказываться...
Стены коридора, которым они не так давно прошли, утопали во тьме вместе с потолком, и видны были только лишь тянущиеся вдоль них трубы пневмопочты. Пол здесь был железный, холодный до чертиков даже сквозь прочную обувь — и только за порогом, за массивной дверью, сплошь усеянную предупреждающими знаками, стало получше: и со светом, и с полом.
В лабораторной одежде он выглядел, наверное, убийственно глупо, но выбирать не приходилось — военной формы комендант "Огнива" не мог добыть за такой короткий срок при всем желании. У дверей их ждала бдительная охрана — Кат не знал, чего такого наплел им про него Аус, но это подействовало: вся караулящая проход троица поначалу вытянулась, а когда они проходили мимо, сосредоточенно изучала носки своей обуви. Маг отчаянно старался держаться спокойно, но по одним его глазам было видно, насколько тяжело это дается Раймонду — говорил же он сейчас и вовсе голосом настолько севшим, что неизменно привлек бы чье-то внимание.
На их счастье, в хорошо освещенном проходе с множеством дверей — разумеется, молочно-белых — никого не было: здесь работали в тишине и, похоже, даже лишний раз за дверь не выходили.
-Пройдем до конца, там налево, — бормотал маг. — Дальше будет лифт вниз. Если на посту не задержат, попадем, куда надо.
-А если задержат?
-Я был у вас в заложниках, выбора у меня не оставалось, — пожал плечами Аус. — Своя рубашка ближе к телу, уж простите.
-Что-что?
-Ничего, — огрызнулся маг. — Давайте быстрее. Если кому-нибудь из часовых взбредет в голову позвонить наверх и уточнить насчет инспекции, нам обоим конец.
-Инспекции?
-Я представил вас, как одного из штата Снегового, — тихо произнес маг. — Молчанов Павел, редкой породы скотина. Кто сам не видел, тот про него слышал уж точно — потому и останавливать не стали. Никому не охота отсюда, из теплого местечка, вылететь на Вторую, в штурмовые части.
-Понятно...а чем тут занимаются? — палач покосился на ближайшую дверь.
-Работа с живым материалом, — очередное пожатие плечами. — Ведомство Снегового и Лисянского. О первом вы, мне кажется, уже имеете представление, второй направление психиков держит...
-Он чем-то лучше?
-Тем, что чаще в отъезде бывает, — скривился маг. — А так не сильно далеко от Аркадия Валерьевича ускакал.
Впереди, по правую сторону, распахнулась дверь: на глазах у Асколя и Раймонда оттуда выкатили тележку, на которой стояло нечто вроде огромного аквариума. Внутри была заперта чахлая человеческая фигурка — опутанная проводами, как елка гирляндой, она время от времени тихо вздрагивала. Развернув тележку в нужную сторону, троица в белых одеждах потащила ее — грубо и устало — мимо палача и мага, чтобы скрыться за очередными дверьми, прекрасно притушившими все посторонние звуки.
-Не спрашивайте, — бросил Аус, ускоряя шаг. — Я сам не знаю.
Асколь и не спрашивал. Достаточно было того, что видели глаза. Белый коридор, пусть и казался почти бесконечным, скоро остался позади — и, чуть обогнав мага, он вошел в нужную дверь, повернув, как и было сказано, налево...
Шесть оружейных стволов слепо уставились на него из дальнего конца коридора.
Шесть стволов, шесть людей в тяжелых дыхательных масках, два чернильно-темных глаза.
-Обидно, однако, что вы нас совсем за дураков держите, — проскрипел, выходя из-за спин своих бойцов, Горбовский. — Давайте-ка по-хорошему...
Оборачиваться не было нужды — он и так чувствовал, что мага рядом уже нет. Почему-то казалось, что нет его уже и на этом этаже.
Все они были слишком далеко, чтобы он мог хотя бы попытаться — слишком далеко, а у него при себе было лишь порядком уставшее тело, даже не прикрытое, как обычно, зачарованным облачением.
-И даже не пытайтесь, — Горбовский, словно прочтя его мысли, прищурился. — Я знаю, кто вы.
Палач не ответил — зачем? — продолжая почти спокойно глядеть в черные глаза. Как это вышло, как и откуда они узнали — о таких вопросах обычно полагалось думать уже после. Сейчас же он думал лишь об одном: кого убьет первым, когда они приблизятся, чтобы его взять.
-Как я уже говорил, вы очень зря держите нас за идиотов, — хрипнул русский, рывком нацепляя точно такую же маску. — Давайте!
Под потолком что-то зашипело, точно клубок рассерженных змей. У него еще было время — время, пока потекший из вентиляционных отверстий газ не спустился вниз — вот только одного времени здесь было мало. Ни один из них не приблизился, продолжая держать его на прицеле.
Они и правда знали.
В другой ситуации, он бы, наверное, все же попытался. Он не мог сказать сейчас, как именно — но в том, что рискнул бы, сомневаться не приходилось. Сейчас, однако...
Сейчас он мог лишь ждать. Они были очень осторожны, несомненно, но одну непростительную ошибку все-таки уже сделали.
Вовсе не следовало оставлять его в живых.
Видов и методов допроса довольно-таки много. В "Догме" этим делом почти всегда занимался Факел — особенно, когда время поджимало. Были люди, которые, безусловно, считали, что это дело не очень-то и надежное: ничто не мешает допрашиваемому молчать или преднамеренно говорить неправду. Это, конечно, было не так — и любой служащий Дома Резни сказал бы, как обстоят дела в реальности: любой человек, оказавшийся в руках ликвидационной группы палачей, ответит на все заданные ему вопросы быстро и правдиво — исключения были столь редки, что их, можно считать, не существовало вовсе. Сомневающимся следовало представить следующую картину: человек закаленный и сильный духом, категорически не желающий говорить, распинался на нескольких вбитых в землю колышках, после чего от него — быстро-быстро — отрезался кусок за куском. Это был лишь один пример из богатого арсенала Факела, и, при необходимости, проделать что-нибудь схожее мог любой, заслуживший палаческий титул. Садизм, как правило, не поощрялся, точно так же, как и в среде работников печально известной Живодерни, более того, за него нередко наказывали — далеко ходить за примером не нужно было никому, кто слышал об одном из лучших тамплиерских агентов, чья безудержная жестокость привела к провалу множества важных операций и, в конце концов, довела его до казни. Палач владел множеством изощренных способов добывания информации, мягких и жестких, и в этом не было чего-то из ряда вон — такое же необходимое зло, как и они сами.
Не нужно было лишний раз говорить и о том, что знал палач и что делать, сложись ситуация с точностью до наоборот: если шансов выпутаться уже не оставалось, он, по крайней мере, должен был выдержать ровно столько, чтобы умереть, так и не успев ничего рассказать. Такова была теория. С практикой Асколь, к своему сожалению, также был знаком — и должен был признать, что происходящее сейчас было и наполовину не так тяжело, как тогда.
В лицо били две мощные лампы — каждая была способна заменить собою целый прожектор. Глазам было больно, но они даже не слезились — лишь почти неотрывно смотрели в два чернильных пятна — глаза человека напротив.
Комната, в которой он оказался, наталкивала на одну из двух мыслей: либо методы у этих людей недалеко ушли с начала века, либо столь наглых попыток проникновения здесь не случалось — и держать специалиста своего жестокого дела на станции не считали первой необходимостью. Как бы то ни было, все было до боли знакомо — и оттого он мог позволить себе чуть улыбаться.
Карандашно-серые стены, яркий свет. Неудобный железный стул, к которому он был пристегнут жутковатого вида кандалами — по крайней мере, им хватило понимания завести руки за спину. Ни одного предмета в пределах досягаемости — не то, что острого, а вообще любого: ни бумаг, ни какого-нибудь жалкого стакана воды. Караульный у входа, двое по ту сторону дверей, угрюмый детина в форме за спиной, по правое плечо. И, конечно, сиплая темноглазая сволочь, что пялилась на него с нескрываемой ненавистью.
-Может, начнем с вашего имени?
Он, все так же тихо улыбаясь, делает попытку встать, и на плечи тут же начинают давить руки-лопаты. Морда у солдатика, что по кивку Горбовского бьет его по ноге, просит даже не кирпича, а пули. Кто знает, может он ее еще и дождется.
-Нет? Ну что же, тогда я вам сам скажу, — русский изображает задумчивость. — Кат...Асколь, так?
Ответа, конечно, не следует, зато в голове уже начинает что-то потихоньку выстраиваться. Аусу предавать нет никакого смысла, ему нужно отсюда вырваться, до крови нужно. Кто еще? В своих он уверен, как и всегда, значит...Кевин? Башенный?
-Ваша наглая выходка вам дорого обойдется, — плюет Горбовский. — Уже обошлась. Ваша попытка убийства первого секретаря Директората провалилась. Провалилась, слышите, вы?
Сложно удержать себя в руках — и не потому, что его снова начинают бить — аккуратно и выверено — по косточкам. О чем этот хмырь только мелет? Никто из них...
-Ваш...коллега был довольно точен в своих показаниях. Мы знаем, сколько вас еще осталось. И, будьте уверены, поиски уже ведутся. Вам не выбраться отсюда живыми.
Слова Горбовского словно минуют некий фильтр, оставляя на выходе те крупицы, что действительно заслуживают внимания. Кевин не мог предать — во всяком случае, не в пользу Клуба. Кевин не мог ничего рассказать — в конце концов, он такой же палач, он должен — и способен — выдержать почти любое давление...
Но он все-таки рассказал. Если, конечно, это не игра, не старая и банальная уловка, призванная развязать ему язык.
И все-таки...что они сделали с Кевином? Что...
-Возможно, вы не до конца понимаете сложившуюся ситуацию, — сипит русский с чернильными глазами. — Вам отсюда не выйти. Вы можете лишь выбрать, каков будет остаток вашей жизни. Расскажете все сейчас, до того, как мы прибегнем к помощи техников, и он будет сравнительно неплох. Во всяком случае, вам никто не будет пережигать мозг к чертям собачьим...
Техники, значит...они этим угрожали. Это будет точно не здесь, значит, его будут вести. Значит, есть шанс. Если они все еще не в курсе о Цепях — а об этом Кевин сказать точно не мог — шанс не такой уж и призрачный.
