-Ты была крохотной тростинкой, что трепал ветер...и что огонь пожрал без следа. Но кто его запалил? Думала ли ты когда-нибудь об этом?
-Нет. Если и хочешь вынести что-то из прошлого — побеспокойся о том, чтобы оно имело цену. Остальное — лишний груз, что рано или поздно утянет тебя на дно. Мы все когда-то были детьми, даже ты. Какой резон о том вспоминать?
-Твоя правда, — кивнул маг. — Тростинка, что я знал, ко второму нашему свиданию была уже перекована из самой прочной стали. Больше никакой, даже самый лютый шквал не заставит ее согнуться — этим сталь хороша. Но разве не скучает она, хоть бы иногда, по тому, как ветер водил с ней свои игры? По тому, как легко ей когда-то дышалось?
-Мы с тобой слишком по-разному смотрим на жизнь, Кауко. Ты это знаешь.
-И снова мне не с чем спорить. Вас никогда не интересовала суть той или иной вещи — лишь то, есть ли от нее польза и как ее выжать без остатка. Знаешь, я ведь очень редко беру учеников. Но когда я впервые увидел тебя, то предложил Варфоломею...
-Уверена, он долго смеялся.
-Так и было, — вздохнул маг. — А когда я посоветую тебе то же, что советовал ему, ты будешь веселиться ничуть не меньше.
-Я уже в предвкушении, — бросила графиня.
-Тебе стоит почаще бывать там, где нет ни городов, ни людей. Там, где нет подобных нам с тобою. Я уже вижу твою улыбку, но подумай...
-О чем? Чтобы бросить все и бродить с тобой по лесам?
-Ты выросла среди бесконечных интриг, не имеющих ни цели, ни смысла. Едва научилась говорить, а тебя уже учили лгать. Едва научилась ходить, а тебе уже было приказано сойти в змеиную яму.
-Яд в малых дозах полезен, — усмехнулась ведьма. — Развивает устойчивость.
-А когда его уже становится больше, чем крови?
-Не трать слова понапрасну, Кауко. Мы те, кто мы есть, и так останется впредь. Сейчас же...что ж, по крайней мере, одно желание у нас оказалось общим. Ты хочешь освободить терминал, я же не желаю становиться его убийцей. В конце концов...
-...вы уже взяли у него все, что могли взять, кроме жизни.
-Можно сказать и так, — пожала плечами Августина. — К слову о змеиных ямах, Кауко...есть еще одно подозрение, которым я хотела бы с тобой поделиться, покуда есть еще время.
-О чем речь?
-О куклах, которых мои спутники приобрели где-то в Могиле. Тех самых, что сопровождали нас до твоего логова, — прикрыв на миг глаза, ведьма вскоре продолжила. — Мне показалось...почудилось, если хочешь, нечто знакомое в этих конструктах. Не форма — скорее что-то вроде...стиля. Вчера я расчленила одну такую куклу и нашла внутри то, что найти не ждала и не находить желала бы никогда.
-Я все еще не...
-Клеймо мастера, — выдохнула ведьма. — Клеймо того, кто едва не погубил этот мир. Того, чей железный дворец скрыли воды Васюганских болот. Клеймо Серафима.
-Ты могла ошибиться, — сухо, отрывисто бросил Кауко.
-Разве что в том, кто именно творил этих кукол — он или его сын. Я хочу, чтобы ты понял — "Атропа" приложила все усилия, чтобы дочиста уничтожить все наследие Бладбергов. Вымарала из истории все упоминания о Серафиме и его семье, не считаясь со средствами — что уж говорить о том, когда попадалось то или иное его творение. Господи, да добрая половина космической программы страны была лишь прикрытием, чтобы вывезти за пределы Земли оставленный им после себя мусор!
-Значит, Серафим...
-Или Валент, — оборвала мага графиня. — Вернее всего это он — безумие Серафима не позволило бы ему столь долго оставаться вне чьего-либо поля зрения, и уж тем более сотрудничать с одним из существующих институтов...
-Он разделял...убеждения своего отца?
-Сложно сказать, — задумчиво произнесла Августина. — Действия самого Серафима — итог полного помрачения рассудка, но его сын ничем подобным не страдал. Возможно, во время войны он действовал большей частью из-под отцовской палки или вел какую-то свою игру...так или иначе, он считался мертвым — как и все остальные. Старший ребенок Серафима, его дочь, была той еще бестолочью, но Валент...о нет, это фрукт совсем иного сорта, можешь мне поверить. И если он все еще жив, если он каким-то чудом выскользнул из страны и нашел приют в Могиле...я должна его отыскать. Я должна знать, что он замыслил. А ты предлагаешь мне все бросить, — ведьма невесело рассмеялась. — Видишь же, что это решительно невозможно.
-Я бы рад был попытаться доказать обратное, но на то, наверное, не хватит и дня, — вздохнул Кауко. — Надеюсь лишь, что ты помнишь о делах куда более важных, чем поиски этого твоего Валента...
-На этот счет не тревожься. Этим я займусь, как только с терминалом все будет решено.
-И на том спасибо, — бросив последний взгляд в зеркало, Кауко обернулся. — Ну что, похож я теперь на одного из твоих знакомцев?
-Даже не знаю... — подойдя к магу и придирчиво осмотрев результат его работы, графиня стянула с полки ножницы. — Так уж и быть, я тебе помогу. И если удержишься от воспоминаний о том, каким прекрасным ребенком я когда-то была, я даже сохраню твои уши на месте...
Фотография, вынутая ею из бумажника, возраст имела уже весьма почтенный — и истерта была едва ли не до дыр. Говоря еще честнее, то было даже не фото, а вырезка из такового — крохотный кусочек помятой бумаги, на котором, впрочем, все еще можно было относительно ясно различить улыбающееся лицо под огромной черной шляпой. Лицо молодое, лицо настолько живое, что, казалось, вот-вот будет слышен смех его хозяина — прямо как в тот жаркий летний вечер, когда он посетил ее родной город...
Сделавшая этот снимок уже давно не была глупой девчонкой тринадцати лет от роду — а вот запечатленный там человек не изменился, кажется, ни на йоту: встретив его в Лондоне, она с трудом справилась с удивлением, вновь увидев — так близко, как раньше не могла и мечтать — его лицо, которое почему-то пощадили пролетевшие годы.
Бумага оказалась достаточно плотной. Агнесс пришлось приложить некоторое усилие, чтобы та начала, наконец, рваться.
На вопрос, как она добралась до порта — и почему уже битый час стояла здесь, открытая всем ветрам, Агнесс Гилмур вряд ли бы смогла ответить достаточно ясно: последние несколько часов ее жизни словно плавали в каком-то тумане, вовсе не испытывая желания оттуда выбираться. Постаравшись, она бы, наверное, смогла вспомнить, как механически одевалась, как спускалась на лифте, как вынырнула, получив по спине вращающейся дверью отеля, в рассветную тишь еще толком не проснувшегося города. Как блуждала по нему, словно сомнамбула, еще около двух часов, закончив здесь, на причале — жалкая, растрепанная, продрогшая до костей, в компании удобно устроившейся на своем камне Русалочки — статуя в очередной раз была изуродована каким-то скучающим вандалом, выплеснувшим на нее, наверное, пару ведер красной краски.
Постаравшись, она бы вспомнила и то, что было чуть раньше...
Сложно сказать, что именно ее разбудило — то ли рассветные лучи, влившиеся в комнату сквозь развешенное окно, то ли длившийся несколько мгновений контакт ее лба с дьявольски холодной рукой, которая небрежно скользнула по тому, уйдя куда-то прочь. Проснулась она каким-то диким, бешеным рывком, словно чертик, пытавшийся сбежать из своей табакерки, но так и оставшийся торчать на пружине, к коей был навечно приговорен. Судорожно вдохнув — последствия кошмара, в котором она тонула в каком-то стылом и гнилом болоте — Агнесс вновь откинулась на жаркую, измятую подушку. Пролежала так несколько минут, давая привыкнуть глазам. Давая себе возможность вспомнить. Вспомнить и почувствовать, как холодный озноб стремительно подчиняет себе все тело.
Резкий щелчок портсигара заставил ее не только вздрогнуть, но и вновь подняться, сев в смятой постели, крохотный огонек, с энтузиазмом принявшийся пожирать сигарету, высветил, пусть и довольно скверно, его лицо. Упершись подбородком в колени, она попыталась как-то унять безраздельно царящую в теле дрожь — но взгляд, на который она так надеялась, не принес ровным счетом никакого облегчения. Она бы предпочла увидеть в этих глазах ненависть, смирилась бы с любыми признаками отвращения и проглотила бы самое ледяное презрение — но прочла там то, чего боялась превыше всего: одно лишь усталое безразличие.
Сдернув с кресла рубашку, лорд-надзиратель неторопливо принялся одеваться.
Она попыталась проговорить его имя, но слова застряли в горле — а в следующую секунду поняла, что вовсе не знает, как именно к нему обратиться. Внутри словно что-то оборвалось, растекаясь по телу с болью и жаром. Открывая и закрывая рот, словно рыба, выброшенная на берег, Агнесс смогла издать какой-то жалкий, полузадушенный хрип — но этого вполне хватило, чтобы Каранток к ней обернулся.
-Что-то не так?
Голос оказался еще больнее взгляда — хотя, казалось, двигаться дальше было попросту некуда. Лихорадка, заявившая свои права на ее тело, пригласила в гости боль и тошноту — одной большой лавиной сметали они все те яркие, чудесные мечты, которыми она вскармливала себя год за годом до самой этой ночи. Слишком долго, слишком часто она принимала этот наркотик — и с этим рассветом для нее кончилась последняя доза, не замедлив обернуться чем-то горше и страшнее любой ломки.
-Встреча назначена на двенадцать часов, — уделяя больше внимания пуговицам у горла, чем ей, пробормотал Каранток. — Хорошо бы еще успеть переговорить со Стальной ведьмой — охота поглядеть поживее на то ископаемое, которое она вырыла для Могилы...
Вновь и вновь она пыталась что-то сказать — но из горла исходило только что-то жалкое, едва похожее на слова. Лорд-надзиратель, впрочем, понял ее без всяких слов — хватило ему и молчания, хватило ему и глаз, что, казалось, вот-вот забудут как моргать.
-Я думал, ты желала этого.
В голосе Карантока была усталость и чахлый зародыш вины — почувствовав их, Агнесс подумала, что лучше бы он ее ударил. Лучше бы убил прямо здесь, только не...
-Н-нет...
Вымолвить ей удалось только это — но Агнесс отчего-то казалось, что лишь взглянув на нее, узнал он и все остальное. Узнал про тот жаркий летний вечер, про вырезанный из висевшей на стене фотографии клочок, узнал про все, что ей пришлось отбросить, от чего пришлось отказаться ради возможности когда-нибудь свидеться с ним. Узнал, что она никогда не желала быть чьей-то смертью — но ступила на ту же самую дорожку, что истоптали до нее многие и многие башенные головорезы — все ради того же призрачного, казавшегося порою несбыточным, шанса...
Он узнал это все — или она сказала ему в ту ночь?
Разницы, похоже, от того вовсе не было.
-Обычно все к этому сводится, — чтобы повязать галстук, лорд-надзиратель отвернулся к стоявшему у стены зеркалу. — Значит, в этот раз я ошибся.
-Нет...я...— слова наотрез отказывались покидать горло, в голове словно устроили праздничный салют — столь сильна была боль.
-Прости, — сняв с вешалки свой костюм, Каранток повернулся к ней, попутно пролезая в рукава. — Но мне больше нечего тебе дать.
Подойдя к окну, маг распахнул его, затянулся и выпустил немного дыма наружу.
-Я не герой всея Ассоциации, что бы там обо мне не говорили, — меланхолично пробормотал он, играясь почти сгоревшей уже сигаретой. — На самом деле, я куда хуже, чем ты думаешь. И тебе же лучше будет держаться от меня подальше — если, конечно, твоя жизнь для тебя хоть что-то значит.
Кажется, ей удалось сказать что-то еще — а может, слова тогда уже стали совершенно не нужны. Следующие часы тонули в тумане — когда же он стал рассеиваться, она обнаружила себя в компании Русалочки, с обрывками старой фотографии в руках...
-Ну и куда ты умчалась, позволь узнать?
Знакомый голос врезался в уши, заставив обернуться — и спрятать руки за спину, будто бы нашкодивший ребенок. Спустившись к причалу, Грегори Маршалл швырнул ей забытое в отеле пальто — и как-то странно усмехнулся, поймав ее затравленный взгляд.
-Каранток велел тебя найти, — без тени улыбки продолжил уже охотник. — Не волнуйся, с билетами я все устрою...
-С...билетами? — онемевшими от холода губами пробормотала она.
-Так у тебя же вроде проблемы какие, нет? — недоуменно произнес Грегори. — Ну, от колпака, которым Батальон город прикрыл на время работ. Цепи ломит так, что спасу нет, сердце вот-вот откажет, да и голова сама не своя...ну, ты же у него самого еще домой отпросилась, так ведь?
-Я...я передумала, — кое-как протиснув слова сквозь сжатые зубы, выговорила Агнесс. — Я думаю, что со всем справлюсь.
-Да? — улыбнулся Маршалл. — Что ж, тем лучше. Ну что, пошли тогда? Там вот-вот уже самый цирк начнется...
-Пошли, — выдохнула Гилмур. — И правда, не хотелось бы пропустить.
На ее счастье, Грегори, поднимаясь с причала, не оборачивался. Впрочем, даже если бы и стал — клочки бумаги, упавшие в воду, давно уже унесло прочь...
В Королевском саду бал правили холод и безлюдье: самый облюбованный туристами из всех городских парков последние несколько дней почти пустовал — со стороны могло показаться, что некая сила с равным тщанием отгоняла от него как гостей города, так и местных. Давно облетевшие листья уже успели смести с истоптанных дорожек, и глазам тех редких посетителей, что брели сквозь удивительно плотный утренний туман, не открывалось особых красот. Высокие ограды, вымазанные черной, лоснящейся краской, пустые скамьи, следующие друг за другом через ровные, будто бы точно по линейке отмеренные, промежутки, да острые шпили Розенборга вдали — бывшее обиталище датских королей, большую часть которого скрывали от взора стены нагих деревьев, казалось, поспешило впасть в зимнюю спячку, столь тусклым, столь невзрачным выглядел сейчас дворец.
С унылыми пейзажами и холодом, от которого не сильно-то защищало облачение священника — следовало все-таки захватить с собой пальтишко потолще, а не вылезать налегке — Асколь еще мог смириться, а вот этот бесконечный зуд в каждой цепочке, начавший донимать палача едва ли не с самого входа в парк...
Впрочем, а чего он, собственно, ожидал, забираясь туда, где бойцами Батальона был размещен один из основных узлов замкнутого поля чудовищной мощи, что наглухо укрыло город еще в прошлом месяце — ясности ума и подъема всех сил? Судя по тому, что сильнее всего скрутило его на входе в парк, башенные крутили свои чары то ли в бывших дворцовых казармах, то ли в бывшем же домике коменданта — проверять данную теорию как-то не тянуло. Да что уж там — говоря откровенно, ему и вовсе было все равно.
-Что, ломит все еще?
-Не без этого, — бросил Кат, чуть сбавив шаг — Шепот, засмотревшись на что-то вдали, успела уже немного отстать. — Не так, как на входе, конечно... — вытянув из кармана потертую фляжку, палач привычными движениями пальцев справился с крышкой. — А не поставить ли мне эксперимент? Знаешь, о влиянии больших доз алкоголя на состояние по самую макушку забравшихся в этот их замкнутый гадюшник...
-Тебе же еще на совет, — усмехнулась Лено. — Вместе с остальными командирами групп. Забыл, что ли?
-Так мне к половине второго, — приложившись все-таки к фляжке — пусть и немного — и убрав ту на место, пожал плечами палач. — Я ж не Эрик, чтобы меня вместе с прочими важными господами на основное время звали...черт, ну дела. Я таким манером сам уже сомневаться начну, кто тут у нас главный.
