-Бревном, что застряло в глазу твоем, Кат, можно уже запросто перешибить чей-нибудь хребет, — проворчал Альтеро, сделав пару шагов вперед. — Впрочем, я, наверное, попросту успел поотвыкнуть от твоих речей...
Прекратить думать о призраках не удалось — рукопожатие Альтеро оказалось столь холодным, что сделало бы честь любому из них. Чувствовавший себя явно не в своей тарелке Эрик только хмыкнул, и, затолкав руки в карманы, направился к выходу — палачу же оставалось обернуться к брату, вновь встретив его мрачный взгляд.
-Верно и обратное, — кивнул Кат. — Сколько же лет прошло? Ты помнишь?
-Не так уж то и важно, — Альтеро поморщился. — У нас еще есть немного времени, так, быть может, потратим его с пользой? Если у тебя, конечно, не припасено возражений против небольшой прогулки и беседы.
-Если только не снаружи. А то на что мне твой вконец околевший труп сдался...
-Там вовсе не холодно.
-Да? — прищурился палач. — Да тобой словно пяток Прародителей отужинал. И только не говори, что забыл о теплой одежде.
-Может, и забыл.
-А может, снова истязаешься на публику. Так вот, огорчу — из меня зритель аховый. В детстве еще насмотрелся, знаешь ли...
-Ты нисколько не изменился, Кат, — Альтеро вздохнул, махнув рукой в сторону ближайшего пустого коридора. — Не могу, правда, решить, достойно то слез или смеха.
-Ты всегда скупился что на одно, что на другое...
Коридор, избранный Альтеро, и правда оказался совершенно пуст, хоть никаких причин тому не наблюдалось — если же тут и были отчего-то растянуты некие чары, гонящие посторонних прочь, палач их не чуял вовсе. Шаг Альтеро был быстрым и несколько нервным, словно он то и дело порывался перейти на бег — или, что куда вероятнее, никак не мог до конца умять себя в трещавшие по швам латы показного спокойствия. Не кривя душой, Кат и сам не смог бы сказать, что не испытывал чего-то подобного — но имени его собственным чувствам, как назло, не подбиралось. Эта встреча была не из тех, которые заканчиваются рассказываемыми наперебой историями, что успели скопиться за время разлуки в великом множестве — не стоило, наверное, ждать от нее и обилия теплых слов. Злобу, впрочем, тоже забыли внести в список приглашенных — по крайней мере, за себя он мог в том поручиться. Оставалась лишь странная пустота — и напряжение Альтеро, что, передаваясь и ему, ту успешно заполняло...
Предсказать, куда повернет этот разговор, он, наверное, не смог бы, даже будь служителем Атласа — и именно потому не видел ни одной причины волноваться. Альтеро вряд ли смог расстаться с привычкой продумывать загодя каждое выпущенное на волю слово — и если это действительно так, ему тоже вряд ли стоило себе изменять.
-До меня не единожды доходили вести о твоей смерти, Кат, — Альтеро подал голос, когда они преодолели уже добрую половину коридора.
-Надеюсь, ты не утомился каждый раз справлять этот праздник?
-Я вижу, ты по-прежнему считаешь, что пара-тройка бессмысленных шуток могут оградить тебя от реальности, Кат. Это заблуждение оказалось удивительно крепким.
-Ну ты же хоронишься от нее, делая серьезную морду, — пожал плечами палач. — А чем плох мой способ?
Альтеро не ответил — лишь когда они поднялись на второй этаж, он продолжил, тщательно выговаривая слова:
-Впрочем, тревог семье хватало и без того. Доходило до меня, среди всего прочего, что ты спутался с одной особой...Айра — вот имя, под которым она известна...
-Что-то до тебя чересчур много доходит, — не смог сдержать смеха палач. — Только не говори, что следил за нами в Праге. В шкафу, положим, ты бы не укрылся...неужели под кроватью?
-Я пытаюсь поговорить с тобой серьезно, брат. И я считаю...
-А я считаю, что если тебе все еще есть дело до того, с кем я...путаюсь, то у тебя на этом фронте до сих пор тишь могильная. И судя по тому, что надулся, как индюк, мимо цели догадка не ушла.
-Повод для гордости ты избрал совершенно негодный. Я бы напомнил тебе, что где женщина — там зло, что все отцы Церкви говорят нам об этом. Я бы напомнил тебе, возлюби ты простое творение, слова блаженного Августина — "Вот Бог и вот то, что сотворил Бог; добр Бог и далеко-далеко превосходит создание Свое". Но дело твое стократ хуже. Или не знал ты, что она, возможно, человеком не является вовсе? Не знал, что она, возможно...
-Сдается мне, тебя под той кроватью клопы сильно покусали.
-Ты, Кат, совершенно неисправим... — добравшись до ограждения, Альтеро перегнулся через него, выглядывая в холл. — И ничуть не изменился с тех пор, как мы жили под одной крышей.
-Ты же, я погляжу, в гору поскакал... — прислонившись к тому же ограждению спиной, пробормотал палач. — Ничего не расшиб по дороге?
-Не стану скрывать, мне пришлось нелегко, — горделиво распрямившись, выдохнул Альтеро. — С той поры как ты оставил нас и стал простым палачом, крест мой стал в разы тяжелее...но я справляюсь, как видишь. И вскоре займу место отца.
-Он тоже здесь? — постаравшись, чтобы интерес в его голосе не слишком ощущался, спросил Кат. — Или...
-Отец внизу, — кивнул Альтеро. — Ты, наверное, торопишься повидаться с ним? Мое общество тебя уже тяготит?
-Не думаю, что...
-Кат, я ведь не спрашивал, о чем ты думаешь. Я спрашивал...
-Я гляжу, ты все еще путаешь разговор с допросом.
-А ты снова уходишь от темы. Ответа ведь я так и не получил, — покачал головой Альтеро. — Впрочем, твое молчание на данную тему само по себе довольно красноречиво. Разумеется, ты сожалеешь о том, что случилось когда-то. Разумеется, ты знаешь, что раз уж между нами был затеян разговор, мы неизбежно перейдем — рано или поздно, но перейдем — и к обсуждению этого, — повернувшись к брату, он вздохнул, явно постаравшись подбавить к тому ноток грусти. — Я бы не хотел делать поспешных выводов, но могу предположить, что данная тема тебя несколько...страшит? Прости, если слово было выбрано мной не слишком удачно.
-Прощу, если в следующий раз будешь придерживать свои словеса. Их порой бывает слишком много.
-Оставь это, Кат, оставь, — снова вздохнул Альтеро. — Уж кого-кого, а меня ты никогда не сможешь обмануть, нацепив маску невежественного мясника. Ты умен — я не могу этого не признать. Ты опытен — и я не могу не уважать этот опыт. Ты, в конце концов, мой родной брат, и я не могу закрывать на то глаза...но в тебе всегда была некая червоточинка. Если позволишь мне высказать одну небольшую...теорию, то я предположу, что это наследственное.
-Вот как? — заметно нахмурился палач.
-Не сочти это пустой похвальбой, но мне кажется, я перенял больше у нашего отца. Ты же, в свою очередь — у нашей матери, — заметив недобрый огонек, промелькнувший в глазах Ката, Альтеро на миг замер, но вскоре продолжил с той же живостью, с тем же жаром. — Ты слишком высоко ставишь свой разум, да и в спутники ему избраны упрямство да гордыня. К тому же, все эти твои вечные...шуточки... — потерев все еще не до конца отогревшиеся руки, он продолжил. — Во вратах ада смеяться ты бы, наверное, не стал...
-В чем ты меня сейчас убеждаешь? — холодно поинтересовался Кат.
-В том, что ты остался таким же, каким и покинул нас. Я, как уже говорилось, следил за твоими...успехами, за твоей жизнью. Ты мог бы достичь небывалых высот, если бы только научился смирять свой дух. Но вместо того ты своенравничаешь и раз за разом следуешь собственной воле. Как тогда, дома. Ты слишком самонадеян и заносчив. Уж прости за откровенность, но, следя за тобою, я не мог не сделать соответствующих выводов. И они таковы — ты, пусть и намного старше меня, остался таким же мальчишкой, что считает очень умным плеваться против ветра. Да и пытаться против него же лететь...
-А ты здесь, чтобы указать мне путь к спасению, не иначе.
-И снова ты это делаешь, Кат, — разочарованно произнес Альтеро. — Когда же ты, наконец, поймешь, что вся эта желчь вместо ответа не защитит тебя, что успокоение, которое ты приобретаешь таким путем, насквозь ложно и не длится долго. Еще тогда, когда мы делили один дом, я замечал это. Чем больше было твое сопротивление, тем сильнее ты страдал потом, по своей же вине. И я говорил тебе о том еще тогда. Если бы ты только осознавал, сколько преград сам для себя возводишь, то плакал, а не смеялся бы. И повторял бы, снова и снова, "Брат мой прав, а я неправ"...
-Я начинал с задач попроще — повторял себе "Брат мой вправе открывать рот, а я не вправе зашить его намертво".
-И на что я наделся... — Альтеро закатил глаза. — Впрочем, мы действительно несколько отошли от темы. Видишь ли, Кат, пред лицом грядущего похода было бы поистине бесконечной глупостью допускать хоть бы малейший разлад в наших рядах — особенно с учетом того, что мы должны будем сомкнуть их, встречая неизбежный удар наших...союзничков. Потому я и хотел поговорить с тобой. Хотел сказать тебе, что и нам с тобой должно примириться.
Палач ничего не ответил — но брови его, ведомые удивлением, поползли вверх.
-Я должен признаться тебе, брат, что после того, как ты ушел, я чувствовал себя...
-...как адепт христианской науки, у которого обнаружили аппендицит? — хмыкнул палач, вставляя в зубы сигарету.
-Позволь мне закончить, пожалуйста, — гневно прошипел Альтеро сквозь зубы. — И избавь меня равно как от своих неуместных шуточек, так и от табачного дыма. Если, конечно, ты вообще способен себя контролировать, в чем у меня уже давно есть некоторые сомнения, — с шумом выдохнув воздух и потратив около минуты, чтобы успокоиться хотя бы внешне, он продолжил. — Между нами...между тобою и всей нашей семьей свершилось много такого, что сложно изгладить даже времени, но Господь наказал Петру прощать согрешившему против него брату не до семи, но до седмижды семидесяти раз, а мы, в конце концов... — на мгновение умолкнув, будто подавился чем-то особенно горьким, Альтеро проговорил на одном дыхании. — Я готов простить тебя, Кат. За все, что только было.
Незажженная сигарета выпала изо рта палача, но, пусть никакого дыма рядом не было и в помине, он вдруг зашелся судорожным, хриплым кашлем. И половины минуты не прошло, а Кат уже задыхался от раздирающего нутро смеха, едва находя в себе силы держаться на ногах — в конце концов ему удалось нащупать позади ограждение и до боли вцепиться в него, кое-как сохраняя равновесие.
Лицо Альтеро, и без того бледное, теперь выглядело так, словно на него извели как минимум банку белил.
-Что такого смешного ты нашел в моих словах, Кат? — процедил он, подступая к брату. — Быть может, поделишься этой тайной и со мной?
Тщетно — палач, казалось, слышал сейчас только себя. Сжав зубы, Альтеро, стоявший уже впритык к нему, схватил брата за плечи, ощутимо встряхнув.
-Я повторю свой вопрос, Кат. Что именно тебя так позабавило? — то ли свистел, то ли шипел он, походя на змею, предупреждавшую в самый последний раз, прежде чем, наконец, броситься. — Быть может, ты спутал меня со скоморохом?
Взглянув в побелевшее от напряжения лицо брата, палач замер — и веселость сгинула из глаз его без остатка.
-Постой-ка, — медленно произнес Кат. — Ты...ты сейчас говорил всерьез?
-Я всегда серьезен, а сейчас — в особенности. Но если ты считаешь, что я здесь единственно тебе на забаву, то случай твой еще тяжелее, чем я думал прежде. Неужто ты не понимаешь...
-Мне кажется, это ты не понимаешь, — голос палача оказался столь холоден и резок, что Альтеро против воли отпрянул. — Я не знаю, как давно кровь треснула тебе в голову, принудив нести подобную околесицу, но с меня, пожалуй, уже довольно. Ты пришел прощать меня, братец, но упустил одну маленькую деталь. Я вовсе не собирался пред вами каяться.
-Поскольку примирился со своим высокомерием, — плюнул Альтеро. — Ты давно уже ослеплен гордыней, Кат, давно уже ставишь свои страсти выше нашего священного долга. Впрочем, как я говорил, это наследственное...
-Осторожнее, братец, — не меняясь в лице, произнес палач. — Смотри, как бы слова не завели тебя слишком далеко.
-Тебе ли о том говорить? — вспыхнул Альтеро. — Воистину, изощряют язык свой, как змея, яд аспида под устами их (14), — сложив руки на груди, он одарил Ката таким взглядом, словно желал сжечь на месте. — И разве сказал я хоть одно лживое слово? Наша мать, Кат, хочешь ты признавать то или нет, виновна не меньше. Сказано было, что тот, кто видит приходящего волка, и оставляет овец, и бежит (15), наемник, не пастырь!
-Виновна, говоришь...
От этого голоса — столь тихого и спокойного, словно ими сейчас обсуждалась погода за окном — Альтеро передернуло. Но отступать было уже поздно.
-Быть может, она виновна и в том, что с ней случилось? — продолжал Кат. — Как ты считаешь? Рассуди, братец. Ты уже у нас ученый.
-Коли ты желаешь... — несколько нервно произнес Альтеро, чей голос, впрочем, постепенно наливался силой. — То, что с ней содеяли, разумеется, зло, но неужели ты не помнишь, что сказано в Писании? "Я Господь и нет иного. Я образую свет и творю тьму, делаю мир и произвожу бедствия. Я, Господь, делаю все это" (16). И сказано еще было — "Бывает ли в городе бедствие, которое не Господь попустил бы?" (17). Все подчинено провидению, и ради самого мирового порядка необходимо, чтобы та или иная вещь в свое время отпадали от своего совершенства. Господь делает то, что будет наилучшим в целом, а не в каждой отдельной части, и весь наш мир лучше и совершенней оттого, что некоторые вещи могут отпасть от благости. Скольких добрых вещей мы бы не досчитались, если бы Господь не попустил хоть какому-то злу? Ведь и огонь гореть не будет, не разрушая воздух! — шагнув вперед, Альтеро с жаром продолжил. — Не будь в мире несправедливости, подобной той, что случилась с нашей матерью, брат, не было бы тогда и отмщения правосудия, и смирения жертвы! Подумай сам, Кат. Только наличие зла позволяет нам различить добро, равно как его искоренение добро укрепляет. Подобно тому, как лев питается ослом, чтобы не издохнуть, так и добро должно злом питаться, так и мы, так и Церковь, должны питаться еретиками во имя спасения всех верую...
Удар, предназначавшийся Альтеро, был столь стремителен, что шансов увернуться, казалось, не было вовсе.
У него, впрочем, почти получилось. Почти.
Время будто бы замедлило свой ход, а мир, еще в начале речи Альтеро успевший утратить четкие очертания, окончательно распался на отдельные составляющие, из которых палачу удавалось воспринимать лишь малую часть. Например, с хрустом запрокинувшуюся назад голову брата. Свои собственные руки, что сгребли того за воротник и с силой толкнули, прижимая к ограждению. Свой же голос, медленно и спокойно, слово за словом, выговаривающий все то, что ждало своего часа бесконечно долго, год за годом гнойником вызревая внутри — и сейчас, наконец, прорвавшись:
-Я не изменился, говоришь? — перехватив и с силой вывернув руку Альтеро, пальцы которой почти успели сложиться в некий знак, прохрипел Кат. — Да, наверное, так и есть. Я до сих пор говорю, что думаю. А ты до сих пор играешь роль. За то тебя и ценят, верно? Ты хорошо играешь, пусть даже никто в тебя и не верит. Пусть даже ты сам не веришь в то, что делаешь и в то, что говоришь...
