А вот это уже интересно...
Осторожно повернув "сосуд", палач вгляделся в находящееся на его боку узенькое окошечко, укрытое прочным стеклом. Внутри, на черной бумаге лежало нечто настолько мелкое, что даже ему, никогда на зрение не жаловавшемуся, пришлось приглядываться.
Крохотная, едва видимая стеклянная крошечка — песчинка, переливавшаяся каким-то чужим, холодным светом...
Прямо как те ледяные шпили из его кошмара. Прямо как...
По телу разливалась какая-то странная немота, следом за которой шел холод: металл капсулы, конечно, леденил руки, но не настолько же! Осторожно отставив цилиндр на стол, Асколь опустился в кресло.
Скоро надо будет уходить. А уходить — значит дать ей вернуться сюда и забрать свой хлам. Забрать и это.
Если только...
Мы за Восьмым Таинством, значит? Мы чисты, Лета? Чисты, и нам можно творить, что захотим?
Что ж, закон сей работает далеко не в одну сторону...
Усмехнувшись своим мыслям, Асколь поднял цилиндрик — и, пока не успел передумать — сунул в карман.
Капсула холодила тело даже сквозь одежду. Страшно холодила...
Палящее вечернее солнце освещало небольшую взлетную полосу, у которой уже выстроился — впрочем, кое-кто умудрился опоздать и сейчас в спешном порядке занимал надлежащее место — почетный караул: первый ряд сверкал начищенными доспехами и бряцал оружием при каждом движении, второй, одетый в унылых расцветок военную форму, держал наготове новенькие штурмовые винтовки. Третий ряд охраны был сплошь в штатском — но они-то как раз и были опаснее всего...
Наблюдая за тем, как выравниваются шеренги — и как приближается к ним висящее на горизонте белое пятно самолета, Юлиан Верт оглянулся на Лету, стоявшую от него по правую руку. Рассказ ее порядком утомил епископа — благо когда они добрались, наконец, до "Всенощной", чьи здания проглядывали из-за скальных наростов то тут, то там, у него оказалось предостаточно времени, чтобы отдохнуть и подготовиться как следует к встрече с важным гостем. Епископу казалось, что Лета что-то явно не договорила до конца, но полчаса ожидания в этой духоте, под еще не успевшим закатиться за горизонт солнцем начисто избавили его от желания допытываться до помощницы, по крайней мере, сейчас.
Самолет приближался — медленно, но неотвратимо. Если приглядеться, то можно было заметить — если это, конечно, не был обман зрения — что его несколько кренит на одну сторону. Заметив это, Верт не удержался от смешка.
-Черт дери, каждый раз одно и то же... — пробормотал он себе под нос, глядя как перегруженная — теперь это можно было уже сказать наверняка — стальная птица, страшно качаясь, идет на снижение. — Каждый раз...
-В чем дело? — осторожно поинтересовалась Лета, со смесью испуга и любопытства наблюдающая за кренящимся на сторону самолетом, который заходил на посадку настолько грузно, что, казалось, и вовсе падал.
-Жирный выродок не выносит вертолетов, тошнит, видите ли, — произнес епископ. — А эта полоса не предназначена для транспорта покрупнее. Ах да, и конечно же, не будем забывать, что тамплиеры вечно летают на списанном в утиль хламе. В итоге...сама видишь.
Самолет и правда почти падал. Вот он выпустил шасси и, неуклюже, с адским скрипом и грохотом, поднимая в воздух целые тонны пыли, стал тормозить.
-Они тратят на его перелеты несколько миллионов, — тихо добавил Верт. — Каждый год. Ну вот, опять...
С громким хлопком — самолет, к счастью, уже почти остановился — от машины отлетело одно колесо: накренившись, белая громадина так и встала, уныло ткнувшись носом в асфальт.
-Господь милосердный... — охнула Лета. — Никто на всем белом свете не может столько весить!
-А... — ухмыльнулся Юлиан. — Ты никогда не видела великого магистра, да?
Подали трап — размеров он, равно как и дверь самолета, был такого, что по нему, по мнению Леты, запросто проехался бы танк-другой. К трапу несколько вспотевших от натуги рыцарей в спешном порядке подогнали здоровенную платформу с оградкой, покоящуюся на нескольких массивных колесах. И лишь когда последние приготовления были завершены, из самолета показалось нечто.
Великий магистр возрожденного ордена тамплиеров Теофиль Орельен Лесаж был человеком весьма выдающимся — причем выдающимся помногу и во все стороны. Когда малая часть магистра выдвинулась из самолета, Лете показалось, что на свет вылез какой-то жуткий, обряженный в белое холм, но то было лишь начало. Кряхтя, пыхтя и помогая себе руками настолько толстыми, что они еле шевелились, из самолета — не без помощи трех рыцарей — выбралась настоящая гора плоти, увенчанная жирной головой — заплывшей этим самым жиром настолько, что найти спрятавшиеся в его складках глаза-щелки, уродливый рот и разбухший нос казалось задачей почти что невозможной. Если бы подбородки могли убивать, то у магистра определенно было бы самое мощное в мире оружие, ибо накопил оных Теофиль не менее шести штук. Гора плоти носила форменную белую накидку с красным крестом — ее определенно хватило бы, чтобы пошить пару-тройку парусов. Магистр пошевелился — в движении он казался Лете еще тошнотворнее — угрожая раздавить неосторожным движением своих собственных телохранителей, после чего поднял налитую жиром руку в преувеличенном приветственном жесте.
-Зачем... — прошептала Лета. — Зачем здесь...это?
-Не только Леопольд умеет находить союзников, — произнес епископ, на лице которого заиграла злобная ухмылка. — Пошли. Нам нужно его поприветствовать.
Как вскоре выяснила Лета, великий магистр был фигурой достаточно противоречивой (помимо того, что был фигурой более чем объемистой): несмотря на то, что это ходячее воплощение греха чревоугодия с трудом шевелилось и с еще большим трудом членораздельно говорило, прибывшие с ним тамплиеры, судя по всему, боялись жуткой туши до чертиков — на него опасались даже смотреть лишний раз без веского повода, а отряд, который толкал платформу, куда не без труда забрался магистр, едва ли не дрожал от страха. Оказавшись, наконец, в специально подготовленной по такому случаю пристройке — ни в одни двери на "Всенощной" Лесаж бы попросту не пролез — где уже было все готово для встречи важного гостя, магистр плюхнулся за стол для переговоров раньше, чем Верт вообще успел подойти к последнему. Убедившись в безопасности помещения и на всякий случай завесив окна, тамплиеры покинули зал — уловив не оставляющий возражений взгляд епископа, то же сделала и Лета: сказать по правде, она всерьез опасалась, что через час найдет в этом самом зале лишь толстяка — рядом с обглоданными костями ее высокого начальства.
-Интересно, о чем они там говорят? — спросила она минут через десять у караулившего дверь храмовника.
-Думаю, о том, что любят, — пожал плечами тот. — Торты и массовые убийства.
Время текло медленно, словно кисель.
-Так мы договорились, магистр? — хрипло говорил Юлиан, отстукивая пальцами по столу.
-Расскажите мне историю, епископ, — гудел в ответ Лесаж, развалившийся в специально приготовленном для него кресле. — Помните, я вам говорил про трех несчастных, которые собирались меня...хм...сместить? Вы не удовлетворите мое любопытство рассказом о том, что с ними сталось, Юлиан?
-Двое из них таинственным образом исчезли, — пожал плечами Верт. — Третьего сегодня утром выловили из одной гаденькой речушки. Какие-то мерзавцы выпустили в него шесть пуль, да еще и прибили к спине табличку...как же там...ах да, "коммунист и содомит". Воистину печальная судьба их постигла.
-Воистину. Расследование, конечно, уже начато?
-Конечно, — улыбнувшись, кивнул епископ. — Но, боюсь, оно принесет весьма мало плодов.
-Надеюсь на это, — жирное лицо заколыхалось — очевидно, магистр пытался улыбнуться в ответ. — Да, епископ. Мы договорились. И договор наш, надеюсь, будет в силе до самого конца...
-Не сомневайтесь, — Верт прекратил, наконец, стучать по столу — руки устали. — Мне понадобится не более двух месяцев, чтобы решить вопрос с "Всенощной". Как только у них начнутся...проблемы, вы сможете предложить свою помощь. Вы, храмовники, во все века были хорошими ростовщиками, не так ли?
-Сроки, — загудел магистр.
-Терминал будет у нас самое позднее в начале зимы, — ответил Верт. — А "Всенощная" окажется в вашем кармане самое большее через месяц после того, если все пойдет по плану. Так или иначе, у нас будет, где его содержать и изучать.
-И право первого удара за вами.
-Да, — в голосе Верта прорезалась злость. — Есть один замок в Альпах...
-Владеет которым...назовем его Некто Л.
-Лучше назовем его Этот Выродок Леопольд, — оскалился епископ. — Это будет такая большая потеря для всей Святой Церкви...погибнуть под лавиной...как неладно, как скверно...
-Да уж, ему не позавидуешь, — пробасил Лесаж. — Мы будем готовы к началу кампании против русских уже через пару недель, через месяц самое большее. Ждать будем лишь вашего сигнала.
-Донесите до своих людей, что терминал нам нужен в целости и сохранности, магистр, — несколько нервно произнес Верт. — Ни одной лишней царапины.
-Не волнуйтесь, епископ. Если кто-то посмеет хоть пальцем его тронуть без моего дозволения, то весь его отряд будет казнен на месте, — глаза Лесажа злобно сверкнули. — Они не подведут.
-Надеюсь на то. И последний вопрос, который нам должно сегодня решить...вопрос, касающийся Ассоциации, магистр. Я боюсь, они могут...скажем помягче...несколько недооценить угрозу, исходящую от этих русских. Вы ведь понимаете, о чем я?
-Конечно, — заплывшая жиром голова кивнула — вернее, чуть дернулась вниз. — Ассоциации нужно будет...указать верную дорогу. Дать им достойный casus belli. У меня все уже готово, епископ.
-Цель?
-Один небольшой схрон в Шотландии.
-Кому вы поручите это дело? — резко спросил Юлиан. — Это должен быть профессионал.
-Профессионал и будет, не беспокойтесь. Наш лучший человек. Настоящий мастер, пусть и несколько...увлекающийся.
-Неужели... — так и не договорив, Юлиан медленно вытащил из кармана записную книжку, в которой накарябал всего одно слово, показав его магистру. — Неужели...
-Ну что вы, епископ, — магистр громоподобно усмехнулся. — Вы же сами видели, как его казнили. Но я согласен, что он подошел бы для этой работы лучше всех прочих.
-Действительно. Знаете, если бы он был жив, я бы вам рекомендовал задействовать именно его, — с нажимом произнес Верт. — Если бы он был жив, вы понимаете...
-Понимаю, — магистр скосил взгляд на дверь. — Что ж, если все эти мелкие проблемы мы решили, то, думаю, стоит уже перейти к самому важному.
-Это к чему же? — не понял Юлиан.
-К обеду, разумеется.
Интерлюдия 5. Потеря.
1987 год.
-Угадай, что я сегодня сделал?
Длинный коридор — белые стены, белый потолок, скользкий белый пол — был разделен на несколько частей шестью массивными дверьми. Каждая из этих дверей была создана отдельно, каждая представляла собой своего рода эталон в той защитной системе, что была для нее избрана. Магическая и техническая защита чередовалась, на последней же двери вступая в странный союз: в ход шло все, что только было. Человек, что сейчас заступил за порог последней из этих дверей, прекрасно знал, что даже этого могло стать недостаточно.
Человек — высокий, светловолосый, аккуратно подстриженный — шагал прямо и плавно, заложив, согласно своей старой привычке, руки за спину. Выражение лица его было мягким и спокойным, больше сказать — совершенно бесстрастным, само же лицо имело светлую кожу и правильные черты. Человек выглядел здоровым, подтянутым, пусть и чуточку худощавым для своего роста, он выглядел собранным, но в собранности этой проглядывало запрятанное где-то глубоко напряжение, и далеко не легкое. Впрочем, это было не то, что можно было заметить при первом взгляде.
Дверь медленно закрывалась за его спиной, сопровождая сие действо тихим визгом механизмов. Створки сошлись с громким щелчком, воссоединились части изображенной на двери цифры, был которой ноль.
Задав свой вопрос, человек тихо улыбнулся — ответа, как обычно, не последовало. Пожав плечами, он двинулся вперед по полупрозрачному полу: сотни, если не тысячи, тоненьких проводов, металлических ниточек и трубочек переплетались под ним, образуя огромную паутину, которую уже вряд ли получилось бы когда-нибудь распутать. Весь этот перекрученный хаос имел выход наружу — там, чуть дальше, за толстой стеклянной стеной, чья чистота была безвозвратно изуродована предупреждающими знаками и надписями всех мастей и видов, соглашающихся меж собой лишь в одном: все они сулили верную смерть.
Человек был одет в невзрачную серую рубашку и болотного цвета брюки, обувь его не чистилась явно больше пары недель. Сложенные за спиной руки, наконец, пришли в движение, стаскивая накинутое на плечи ветхое пальтишко и набирая короткий код на торчащей из стены клавиатуре. Мерно гудя, в полу раскрылся небольшой люк, откуда наверх поднялось внушительных размеров металлическое кресло. Кинув пальто туда, человек вновь улыбнулся. И сделал еще пару шагов к стеклянной стене, наконец, подняв глаза на то, что было за ней.
-Я начал уже скучать по нашим с тобой разговорам, Принц Вьюга. А ты?
За стеклянной стеной — там, где на свободу вырвались все эти провода, проводки и проводочки — раскинулось хаотичное на первый взгляд нагромождение странных приборов, перекрученных труб и мутных экранов. Все покрыто слоем многомесячной пыли. Все объединено вокруг высокой вмурованной в пол капсулы из странного сплава, верхушка которой, также опутанная проводами и трубками, уходила в потолок. Металл чистым не был — почти каждый сантиметр его был исписан поблескивающими символами, которые, если долго на них смотреть, словно начинали перетекать с места на место, сверкая при том чистым золотом. Там, под самым потолком, виднелась и приваренная наверху капсулы табличка — кроме все того же нуля на ней не было ровным счетом ничего.
Человек на капсулу не смотрел. Он — как всегда и было — встретился долгим изучающим взглядом с тем, что было внутри, за толщей испещренного охранными письменами стекла. Встретился взглядом с большими глазами, залитыми непроглядной синевой — казалось, они даже не имеют зрачков.
Глазами этими смотрел мальчик лет двенадцати, не больше. К коже его, белой, как снег, присосались жадными пиявками многочисленные электроды, в плоть безвольно повисших рук забрались тонкие трубочки, хилую шею сдавил металлический обруч — расходящиеся от него провода уходили в пол, под капсулу. Белоснежные волосы-сосульки — тонкие и длинные, способные переломиться просто от грубого прикосновения — были перепутаны с оканчивающимся присосками проводами, что облепили ему виски и затылок — еще одна присоска, та, что ранее крепилась на лбу — отвалилась и теперь болталась где-то внизу...
-Уже не могу вспомнить, когда я дал тебе это имя, но согласись, что это лучше, чем быть Объектом Ноль, — человек медленно опустился в кресло, забросив руки на подлокотники. — Если бы Снежная Королева существовала, ты бы был ее сыном, несомненно. Вот почему я тебя так назвал. Принц Вьюга.
