Бежать от этого было почти что некуда — ведь стоило, образно говоря, сделать шаг в сторону — и вот уже можно было лицезреть радостно машущую ему своей костлявой рукой Смерть, другой лапищей приобнявшую Криста, ухмыляющуюся во всю свою костлявую черепушку. Шаг в другую сторону — и вот они, мысли о неизбежном тяжелом разговоре с триумвиратом Дома Резни...
Поднимаясь по старым скрипучим ступенькам, он старался не думать хотя бы о самой противной детали из всех, имя которой было Юлиан Верт — и о том, что именно от него, как выяснилось, будет поступать информация по новому делу, вот только эта мысль, конечно же, сильнее других за него и цеплялась. Следом скакали слова "Ленинградский Клуб" и вся та паника, которая маршировала за ними — паника, поднятая в верхах, которые до сих пор не озаботились им хоть что-нибудь толком объяснить.
Конечно, для тех, у кого голова на плечах была не только для вида, даже тех крох информации, что уже были, хватало, чтобы попытаться выстроить какую-то свою картину, вот только получавшееся полотно было отнюдь не из приятных — особенно если добавить поползшие слухи. Организация, по размерам и мощи соответствующая Ассоциации, подмявшая под себя все русские магические конторы и взявшая настолько страшный и кровавый курс, что кое-кому становилось дурно — вот какие слухи висели теперь в воздухе. Добавить к ним то, что он видел лично, вспомнить вопящего на все лады Гергбу, который был, похоже, в этой конторе всего лишь одним из многих оружейников — и угроза, встававшая за горизонтом, вырастала от размеров мамонта уже до приличной такой скалы.
Что ж, по крайней мере, сегодня он сможет отсеять правду от этих самых слухов — как только получит материалы допросов захваченной ими магички — и, быть может, скала чуть уменьшится в размерах...
Провернув ключ в старом замке, он открыл дверь: не распахнул — привычка решала дело — а вначале чуть толкнул, и лишь когда она пошла вперед без проблем, и никто с той стороны не стал стрелять, позволил себе пнуть ее дальше, ступая на шуршащий коврик.
Позволяя своему лицу вытянуться в одновременно и удивленном и раздраженном выражении.
-Только не говори, что не рад меня видеть, Кат, — улыбнулась Лета Цикурин, развалившаяся в направленном к дверям кресле. — Я расстроюсь до слез.
Со времен последней их встречи — было то около года назад — помощница епископа нисколько не изменилась: та же затянутая в монашеские одеяния весьма привлекательная фигура, те же разбросанные по плечам невнятно-желтые волосы, та же блуждающая по вечно сонному лицу препохабная ухмылочка. Рядом с креслом, что она занимала, валялась тяжелая черная сумка, стоявший чуть дальше, у окна, столик, не только был накрыт — на него уже успели выставить пару пустых бокалов.
-Стоило догадаться, — вздохнул Асколь, буквально заставляя себя сделать пару шагов вперед. — Кого еще Бешеный мог послать, кроме своей любимой подстилки?
-Бьешь мимо цели, — усмехнулась Лета, вытягивая ноги вперед. — Его вообще возбуждает только подсчет собранного компромата. А от подписания мандатов на зачистку аж трясет...
-Дверь закрывать не буду — тебе сейчас выходить, — пройдя мимо кресла — пришлось переступать через преградившие дорогу ноги в тяжелой обуви — Асколь развесил и приоткрыл окно, впуская в комнату свежий воздух. — Материалы?
-Все здесь, — Лета похлопала рукой по черной сумке. — Но попридержи коней, сделай милость.
-С какой стати? — совершенно искренне поинтересовался Асколь.
-Да с такой, Кат, что не бумажками едиными, — эта фраза получилась у Леты в чуточку более серьезном тоне. — Я должна всесторонне обеспечить тебя...хм...информацией, — она глухо рассмеялась. — Той, что в бумажки не вошла. Так что, боюсь, тебе придется смириться с моим присутствием — лично я бы советовала поискать в нем что-нибудь приятное.
-Мне понадобится микроскоп и года три времени, — захлопнув дверь, экзекутор ослабил уже приличное количество времени душивший его стоячий воротник, вытащив оттуда и сунув в карман колоратку.
-Зря остановился, — прокомментировала сие действие Лета, расстегивая сумку. — Ладно, к делу. Я знаю мало, но по крайней мере, это уже вполне себе точная информация. Планируется масштабная кампания против этого Ленинградского Клуба, вас решено выдвинуть на передний край.
Чудесно. Лучше даже быть не может.
-Прости, что без аплодисментов, — мрачно ответствовал палач.
-Твою группу собираются забросить к русским, скорее всего, к ранней осени. Предварительная разведка, сбор информации, вероятно, пара точечных ударов по выявленным целям — тем, которые послабее. Установление связей с местным магическим подпольем должна будет взять на себя Ассоциация — если, конечно, они и правда создадут оперативную группу по данному вопросу...
Слушая помощницу епископа, Асколь отметил для себя, как изменился сейчас ее тон: куда-то смыло все присущие ей нахальство и наглость, а скучающее выражение лица стало сейчас совсем уж сонным. Рассказ явно давался ей с большой неохотой — было видно, что Лета хочет побыстрее закончить с неинтересной ей темой и перейти к чему-то еще. Вот только к чему...
-Если в верхах решили начать новый крестовый поход, значит, слухи подтвердились? — протянул Асколь, садясь в кресло напротив. — Русские готовят что-то серьезное?
С ответом Лета помедлила какое-то время. Поднявшись на ноги и прошествовав до дверей, она подергала разок дверную ручку, после чего сбросила обувь в угол.
-Знаю только, что да, но не знаю, что именно, — пожала она плечами, направляясь к креслу Асколя. — Вот это вы и будете у нас выяснять...
Прожевав остаток фразы, помощница епископа, добравшись до кресла, попыталась разместиться на его подлокотнике — почти сразу же встретившись взглядом с экзекутором.
Взгляд тот был донельзя тяжелым.
-Что-то не так?
Голос Леты — тот самый, прекрасно ему знакомый — вернулся за какое-то мгновение — вместе с все так же хорошо известным выражением лица.
-Да. Мы тут ради дела, — мрачно ответил Асколь, преспокойно выдержав взгляд помощницы епископа и заставив ее отвести глаза первой. — Так что...
-Дела могут быть разные, — протянула Лета, наклоняясь вперед и цепляясь пальцами за расстегнутый воротник палача. — Ты так не считаешь?
Нет, не считаю. И лучше бы тебе...
Злости и раздражения не было — лишь усталость.
-К делу, — повторил он, парой коротких движений отцепляя помощницу епископа от своей сутаны и придавая ей легкий толчок — впрочем, даже его хватило, чтобы Лета качнулась назад и чуть не свалилась с кресла.
-Действительно, Филин, — фыркнула Лета, вставая на ноги. — Удачно тебе кличку подобрали.
-Это почему же? — не удержался от вопроса Асколь.
-Все птицы их ненавидят, разве нет? — упав в свое кресло — ровно напротив его — Лета наклонилась вперед, сложив руки на коленях и сцепив пальцы. — Что ж, если ты предпочитаешь такие дела, то будь посему, — голос ее снова поскучнел. — Та еврейская дурочка, которую вы повязали в Польше, оказалась весьма полезным источником информации. Теперь мы имеем кое-какое представление об их организационной структуре, присутствии в странах Восточной Европы, а также о положении дел в самом Союзе. Если любишь страшилки на ночь, тебе понравится, — Лета кинула палачу увесистую папку. — Протоколы допросов. Госпожа Сойфер вращалась в довольно высоких кругах — в последние годы кто-то из руководства Клуба решил спрятать ее в том городке.
-И зачем же им понадобилось это делать?
-Похоже, их руководство недалеко ушло от Ассоциации. Фракций меньше, а грызня все та же. Покровитель госпожи Сойфер отодвинул ее подальше с доски, когда понял, что слишком зарвался в своих интрижках. Она отвечала за хранение весьма больших объемов информации, которую он, похоже, собирался использовать в будущем.
-А конкретнее?
-Тебе правда это интересно, Кат? — рывком поднявшись на ноги, Лета в три шага сократила расстояние и остановилась перед ним. — Ты еще скучнее, чем был в том году, хочу я заметить, — подавшись вперед, она нависла над палачом, упершись руками в его кресло.
-А я хочу заметить, что ты отклоняешься от темы...
Выговаривая последние слова, Асколь против своей воли заметил, что тон его чуточку, но изменился. Глаза Леты висели прямо перед его лицом, все так же любезно приглашая в них раствориться, а стоило позволить взгляду скользить чуть ниже...
Одну вещь она знала точно — железным человеком он не был. И каждый ее жест, каждое не относящееся к делу слово работало на его дальнейшее ослабление. Она знала — конечно же, она знала — что он выдерживал пытки. Что в общем и целом его учили выдерживать — пусть лишь временно, но выдерживать — все, что угодно, от таких вот соблазнительных поз и движений до загнанных под ногти игл. А еще она знала — нет, скорее просто чувствовала, к его большому сожалению — насколько он устал. Устал от крови, устал от смерти. От дурных вестей и дурных разговоров. От дешевых интриг и необходимости работать вслепую. От невозможности заснуть без того, чтобы проснуться в холодном поту от ставшего уже таким родным кошмара, смысла которого он до сих пор не мог разгадать. В конце концов, как он устал от долгой этой дороги....
Он не был железным. А она знала на что давить, знала давно и прочно. Кому в такой ситуации удавалось получить решающее преимущество и добиться своего, решало лишь время.
-... их руководство, так называемый Директорат, разделен, фактически, на две большие группы, — склонившись над ним, она практически шептала ему на ухо, продолжая при этом улыбаться. — Человеческая — военные и ученые, как я поняла — занимаются планомерным выведением на чистую воду и истреблением всего сверхъестественного, магическая — использует ресурсы организации для мести Ассоциации и собственных исследований. Директорат этот объединен вокруг одной невероятно скрытной и опасной фигуры. В глаза его почти никто не видел, знают только имя — Кай. Так вот, от этого самого Кая трясет мелкой дрожью и тех, и других...
Асколь не ответил. Что-то было не так. Что-то, помимо вполне очевидного намерения Леты перевести их разговор в более приятное ей русло.
Кай.
Он точно никогда раньше не слышал этого имени. Где же он мог его слышать?
Но почему от одного этого слова все тело словно сковало холодом?
Нет, это имя он точно не мог нигде слышать. Разве что...
Разве что во сне.
-Ты вообще меня слушаешь, нет? — взглянуть в лицо реальности — и ей самой — Лете удалось его заставить лишь после того, как она встряхнула — вернее, попыталась — палача за плечи. — Или тоже устал от всей этой мути?
-Я устал от того, что ты на меня дышишь, — очередным легким толчком заставив помощницу епископа вернуться на прежние позиции, он сфокусировал взгляд на предмете вполне безобидном — столике за ее спиной. — Кай. Так что там с этим Каем?
-Похоже, покровитель Сойфер активно под него копал, — ничуть, похоже, не расстроившись провалу второй своей попытки завоевать его внимание, Лета вернулась к своему креслу — продолжила говорить она, уже роясь в сумке. — И накопал что-то такое, что вынужден был спешно залечь на дно, потянув с собой всю свою агентуру.
-И что это было, мы, конечно же, не знаем?
-Да мы вообще ни черта пока точно не знаем. Вот и носимся, словно на пожаре, — закончив с сумкой, Лета извлекла оттуда внушительных размеров сверток из старой бумаги. — Та еще заварушка готовится.
-Клуб собирается воевать со всем миром, — скосив глаза на сверток, произнес Асколь. — Это я уже успел сообразить. Вот только с чего они взяли, что у них хватит пороху?
-Что есть у русских, что они настолько обнаглели? Вот это вы и узнаете, — улыбнулась Лета. — Ознакомься с материалами, передай своим, как будешь в Риме. Вскоре вас, вероятно, вызовет триумвират. Если все настолько серьезно, как я думаю, то это будет та еще встреча...
-Созывают, конечно же, не только нашу группу.
-Конечно. Шестеренки уже закрутились. Будят агентуру, проводят внеплановые учения в рыцарских орденах. В Ассамблею направлены запросы — собираются поскрести хорошенько по пыльным углам.
-А похоронка, конечно, уже в курсе?
-Если они не были в курсе раньше нас всех. В Риме все станет ясно, Кат. Одно меня во всем этом радует — уж я-то точно на передовой не понадоблюсь, — зашуршав бумагой, помощница епископа бросила очередной нахальный взгляд на Асколя. — Все, Кат, все. Слишком много серьезных дел за последние полчаса. Но, — она рванула бумагу на себя — у меня есть способ это исправить!
На коленях Леты, уже очищенная, наконец, от бумажной шелухи, лежала внушительных размеров пузатая бутыль.
-Я знаю, что тебе нравится. Я знаю, что всем нравится, — выдохнула она. — Личные запасы Юлиана. Урожай 1912 года.
-Хороший...способ самоубийства, — криво улыбнулся Асколь. — Как думаешь, что будет с твоим прахом, когда он узнает, что...
-Что я позаимствовала кое-что из его хранилища, куда у меня есть почти полный доступ? — Лета поднялась на ноги. — Думаю, что ничего, чего бы я не пережила, — так знакомые ему наглые, ядовитые нотки снова были в ее голосе — в глазах же читалась решимость и нежелание отступать в третий раз. — Брось, травить я тебя не собираюсь. Я тогда следом покачусь...
Взгляд палача скользнул по бутыли, медленно перетекая на державшую ее особу. Вызвал — не мог не вызвать — мысли, которые хотелось запрятать подальше. Подальше да побыстрее.
Но, черт возьми, как же он устал...
Один маленький шажок в сторону...
Прямо в пропасть.
Но если он поможет ему сбежать от этого треклятого ледяного кошмара, почему бы и не...
-Черт с тобой, — вздохнул он. — Не возвращать же ее Бешеному...
-И правда. И правда, — радуясь своей маленькой победе, Лета направилась к столу. — А я уж боялась, что ты предпочтешь моей приятной компании скучные дни в Риме, наполненные политическими дрязгами, да возможность бухать с этой кабанихой...
-Шепот бы обиделась, — мрачно улыбнулся Асколь. — А ты знаешь, как она реагирует на обиды.
-Да брось. Твой передвижной цирк мне до Луны. Ты — нет, — Лета ткнула пальцем в сторону палача, грохая бутыль на стол. — До сих пор нет, Кат. Пусть ты меня и не особо жалуешь...
Бутыль открывалась долго и тяжело — помогать Лете он вовсе не собирался, предпочитая созерцать сие зрелище со стороны и пытаться привести в порядок суетные мысли. Мысли, которые уплывали все дальше и дальше, которые переплетались, образуя старые и страшные картины.
Картины темного моря и затянутого черными тучами неба. Прекрасной женщины с густыми смоляными волосами.
Залитого его кровью каменного пола и хриплой молитвы, срывающейся с его пересохших, покрытых кровавой коркой губ...
-Я слышала о том деле, Кат, — мыслям его вторил звук разливаемого по бокалам вина, перехлестываясь с шумом моря и дождя — со звуками молитвы — всего, что тогда у него осталось, всего, что тогда ему хватило, чтобы победить ее...
