-Kallohonka, — пожала плечами ведьма. — Просто-напросто скромные похороны для жертв очередной охоты, отдавших жизни в честной схватке. Чтобы отпустить их души и все такое...
-Он, похоже, действительно на "вы" с цивилизацией, — усмехнулся Эмиль.
-Он с ней на "уберите это от меня", — мрачно проговорила графиня, делая несколько осторожных шагов по направлению к озеру. — Был таким еще во времена моего отца, и вряд ли годы что-то исправили. Осторожнее, Магнус. Ступайте, пожалуйста, прямо по моим следам — и проследите, чтобы куклы не приближались...
-Что-то не так? — тут же вскинулся третий маг.
-Сложно сказать, — пробормотала ведьма. — Его магия здесь повсюду, но и замаскирована весьма искусно. Даже мне потребовалось бы некоторое время на то, чтобы вычленить и проанализировать данную систему...если, конечно, это вообще можно назвать системой...так, постойте-ка...
По мере приближения к озеру целиком открылись взорам гостей и другие деревья, что до того заслонял чахлый кустарник.
-А вот это — уже предупреждение, — мрачно проговорила Августина, разглядывая распятые на стволах скелеты в истлевшей почти до неузнаваемости советской форме. — И эти души, мне думается, напротив, очень долго никуда не отпускали...
Троица была уже у самой кромки берега, когда ведьма резко вздернула руку.
-Дальше ни шагу, — холодно произнесла ведьма. — Я пойду к нему одна.
-Не самая лучшая мысль, — покачал головой Эмиль. — Все-таки, я хотел бы...
-Оставьте свои неуместные желания здесь и сейчас, или оставить вам вскоре придется уже свою жизнь, — прервала его Августина. — Вы прошли весь этот путь лишь потому, что я была с вами, потому что меня он все-таки узнал. И если он не согласиться выслушать меня, вам и подавно не найти здесь ничего, кроме гибели...
-По крайней мере, эта битва точно будет славной, — усмехнулся в свои шарфы Магнус. — Если, конечно, вы не преувеличили его заслуг в своих рассказах.
-Ни на йоту, — голос графини был по-прежнему невероятно мрачен. — В этой стране нет никого, кто мог бы с ним сравниться. Мой отец всегда уважал его искусство, а его было чрезвычайно сложно впечатлить. Да и я не могу не отдавать должного... — Августина вздохнула. — Я пойду одна и позову его. Если он захочет меня принять, я пройду внутрь — вам может показаться, что я исчезну, но того не стоит пугаться.
-А у него есть причины на нас нападать? — Эмиль посмотрел на собственные скрытые перчатками руки так, словно в первый раз их видел. — Помимо нарушения границ, я имею в виду...
-В конце тридцатых ему с лихвой хватало и этого, — меланхолично ответила Августина. — Все, что заходит в его лес, он расценивает как свою законную добычу. В ту краткую и глупую войну он был для Ленинградского Клуба основной головной болью. И ни один из магов, которых посылали, чтобы эту боль унять, назад не вернулся.
Магнус вновь усмехнулся в свой шарф. Не обращая более на спутников ровным счетом никакого внимания, Августина сделала первый шаг в воду. Заговорила, голосом ровным и спокойным, обращаясь то ли к озеру, в которое ступала все дальше и дальше, то ли к самому ветру, что со страшной силой налетел сейчас на него.
Эмиль хранил напряженное молчание, спутник его, напротив, пребывал в каком-то неестественно приподнятом настроении, принявшись мерить шагами берег. Возможно, потому-то он и не увидел того, что открылось взгляду второго мага — когда же Магнус обернулся на тот едва слышный вздох, что испустил Эмиль, от ведьмы не осталось уже ничего, кроме едва заметной ряби на воде.
Вторая Площадка.
Мизукава Гин разбудил не шум — этот гость появлялся всегда совершенно неслышно. Не было дело и в словах — в те секунды он не успел еще ничего сказать. В каком-то смысле она уже настолько привыкла, настолько сроднилась со своей убогой камерой, что стала ее частью — и ощущала малейшую перемену, пусть даже и заставшую ее во сне.
Впрочем, и сон тот не был особенно глубок...
-Клаус?
Ответа не последовало — но ее постепенно привыкшие к темноте глаза уже могли различить ковыляющую в ее сторону фигуру.
-Это ты?
Ответа не было. Сделав еще несколько шагов, полукровка покачнулся и почти уже рухнул было на пол — к его счастью, обитательница камеры уже проснулась окончательно, в два шага подскочив к нему, не дав ему упасть.
-Клаус? Что...
Слова застряли в горле. Лицо Морольфа выглядело совершенно обескровленным, руки, вцепившиеся в ее плечи, беспрестанно дрожали. Прошло не меньше десяти минут, прежде чем полукровка, усаженный у стены, выдавил из себя первое слово — то было настолько неразборчивым, что показалось Гин лишь набором звуков.
-Защитнички...человечества...мать их, — выдохнул Клаус еще несколько минут спустя. — С такими-то друзьями...и врагов...не требуется...
-О чем ты? Во что еще ты влез?
-Еле...сдержался, представь себе, — сжав зубы, Морольф подождал, пока сгинет терзающая тело дрожь. — Еле сдержался, чтобы их...там же...кожей внутрь не вывернуть...
-Кого? Клаус, где ты был? Что...
-Я видел, на чем стоит их Клеть, — подняв глаза, с ледяной злостью в голосе произнес Морольф. — Что ее питает. И пусть меня десять багрянок раздерет, но я эту гнусь стоять не оставлю...
16. "Левиафан"
Tell me who is that man
With blood on his hands
Pretending he's god...
(Dream Evil — Crusaders' Anthem).
1 ноября. Копенгаген, Дания.
Резкий щелчок ножниц. Прядь седых волос, мгновения назад еще намотанная на пальцы, кружась, опускается на пол.
-Сколько там их будет?
Августина помедлила с ответом, меланхолично разглядывая все то, что заполняло широкий дубовый стол, стоявший на расстоянии пары шагов от ее кресла. Были здесь ножи и какие-то крючья, водились в изобилии камушки, осколки костей и мотки бечевки, чьи-то выдранные клыки и цветные стеклышки, а в ножку стола — то-то радости потом будет владельцам гостиницы — был вогнан видавший виды топорик.
-Делегации Башни и Могилы, посланник Атласа. Представители Церкви, — наконец, произнесла ведьма, пригубив кофе из чашки. — Кто-то из них тебя смущает, Кауко?
Щелчок ножниц. Сбросив за спину очередной пучок волос, собеседник графини, не оборачиваясь, принялся за следующий. Ведьма, наблюдавшая за этим процессом уже больше пятнадцати минут, чувствовала нечто сродни гордости: уговорить этого необычайно высокого человека, что уселся сейчас против зеркала, придать своему облику хоть бы самый ничтожный налет цивилизованности было задачей не из простых. Наблюдая за тем, как существо, поначалу казавшееся выходцем из каменного века — впрочем, даже самый последний дикарь не отпустил бы волосы на такую длину — начинает постепенно приобретать более приемлемые для выхода в свет черты, Августина старалась не думать подолгу о тех мелких неурядицах, с которыми был сопряжен сей процесс. Взять, хотя бы, преподнесенную ее спутнику электрическую бритву, что была с омерзением отброшена прочь в угоду одному из его жутких ножей — стоило радоваться, в конце концов, что он не предпочитает для тех же целей топор. Довольно-таки дорогой костюм, купленный специально для этого дня, вызвал один лишь смех — вдоволь поглумившись над предложенной ему одеждой, маг предпочел и дальше хранить верность своему прежнему наряду из плотной кожи, чьих-то шкур и редких тряпичных заплат, встречавшихся то тут, то там. Шитое дратвой и серыми нитками, это воплощенное уродство сплошь было обвешано какими-то крохотными мешочками, перьями, все теми же стеклышками, иголками, крючками и кусочками коры — удивительно, как все это не отрывалось при ходьбе. Картину дополнял скроенный из меха и обрывков чьей-то формы плащ, пуговицы для которого делались, похоже, из всего, что только нашлось в тот момент под рукой: среди прочего ведьме попались на глаза винтовочный патрон и изрядно потускневший орден, в котором графиня еще при встрече узнала крест Маннергейма первого класса — и не смогла удержаться от очевидного вопроса.
-Прислали после той войны, — пожав плечами, ответил тогда Кауко. — Какой-то растяпа в лес пришел, чуть голову не сложил, пока до меня добрался, обратно вообще провожать пришлось. Сперва думал, случилось чего, а он ради этой чепуховины, оказалось, так рвался, уж зачем — так и не выпытал. Ну хоть на что-то сгодилась — и то хлеб...
Много кто увидел бы в подобных речах граничащее с глупостью простодушие — но только не она, знавшая этот осколок давно сгинувших веков, наверное, лучше всех, кто мог похвастаться своим с ним знакомством — а чтобы учесть таких людей, хватило бы пальцев одной руки. Простотой, и тем более глупостью здесь и близко не пахло — просто в этом был весь Кауко. За то время, что занял их путь сюда, графиня сполна убедилась в том, что двадцатый век, как и те, что были до него, не заставил старого мага измениться ни на йоту. Образ его нисколько не расходился с тем, что остался в памяти ведьмы, будучи заронен туда в бесконечно далекие ныне дни: столь же высок, столь же сухое и поджарое, словно у гончей собаки, тело, столь же мало ест — и говорит вдесятеро меньше. Все та же едва заметная грустная улыбка, нет-нет, да и пробегавшая по губам. Все тот же, что и прежде, взгляд светло-серых, едва ли не прозрачных глаз — единственного, что без уверток напоминало об оставшихся за спиной мага веках...
Встречаться с этими глазами ведьма не любила — слишком уж часто в них всплывало все то, что она сама оставила позади.
-Быть может, Леопольд?
Щелчок ножниц.
-Лорд-надзиратель Часовой Башни?
Ножницы ухватили воздух.
-С ним что-то неладно, — медленно проговорил маг. — Пока не знаю, что именно. Ты ведь тоже то чуешь, так?
-Немного, — покачала головой Августина. — Он накручивает на себя такое количество чар, что порою сложно что-то уловить, кроме белого шума. Но что-то, несомненно, присутствует...
-Присутствует, — повторил Кауко уже на русском, будто бы для того, чтобы подчеркнуть правильность выбранного ведьмой слова. — Очень глубоко. Он не itseton (1), я бы почувствовал. Но с ним что-то, чего быть не должно...
-Одержимость? — недоверчиво спросила Августина.
-Нет. Тоньше. Аккуратней. Опасней, — отрывисто произнес маг. — Но я чувствовал этот запах...
-С одеколоном Каранток и правда перебарщивает.
-Не глупи, — срезав очередную прядь волос, бросил Кауко. — Что-то глубже. Сладкий запах, очень сладкий...до дурноты. Я бы сказал, что похоже на ольху, но ни одна ольха в мире так не пахнет...
-Во всяком случае, в нашем, — мрачно проговорила графиня. — Лорд-надзиратель, как я слышала, большой поклонник реликвий, оставшихся после ухода Ши. Готов удавиться за очередную безделицу для своей коллекции. Или удавить кого другого. Возможно, он что-то носит с собой...для защиты или иных целей — отсюда и...
-Возможно, — маг покачал головой. — Но будь осторожна рядом с ним.
-Благодарю за предупреждение, — усмехнулась графиня. — Признаться, я до сих пор отчасти удивлена, что мне удалось тебя уговорить к нам присоединиться.
Щелчок ножниц.
-Я должен был убить тебя. Убить всех, кто приложил руку к его пленению. Всех, кто смел его хотя бы коснуться. Всех, кто виновен в том, что я уже столько лет не слышу его песнь, — Кауко вздохнул. — Но даже если бы вся эта кровь оказалась мне по силам, что бы это изменило?
-Одно мне всегда в тебе нравилось, — холодная улыбка продержалась на лице Августины лишь несколько секунд. — Твоя честность.
-За несколько дней с тобой я сказал больше, чем за последние двадцать лет, — маг пожал плечами. — Если уж мне и приходится плодить столько слов, пусть они хотя бы не вьются змеями, как твои.
Какое-то время тишину нарушали лишь уже почти привычные щелчки. Отставив на миниатюрный столик свою чашку, графиня, не торопясь, потянулась за сигаретами.
Щелчок крохотной серебряной зажигалки.
-Все столь же много куришь...
-Не все обречено меняться.
-Но ты изменилась.
-Мы с тобой виделись всего лишь дважды, Кауко, — пожала плечами ведьма. — Второй раз, если память меня не подводит, был спустя несколько лет после Гражданской. А что до первого — тогда я вовсе под стол пешком ходила. Вряд ли картина, нарисованная тобой, не имеет пробелов...
-Ты изменилась, — повторил маг, стряхнув с плеча несколько волосков. — Изменилась сильней, чем я думал.
-Сильней, чем бы тебе хотелось? — выдохнув дым, бросила в ответ графиня.
-Ты достойная дочь Евгении и Варфоломея. Ведь ты не могла сбежать ни от силы, что оставила тебе одна, ни от уроков, что преподал тебе другой...
-Скучаешь по моему отцу? — усмехнулась ведьма.
-А ты?
-Мы оба знаем правду, Кауко — он был одним из худших. Когда отец помер, если бы не нужда хранить тайну, колокола по всей стране звонили бы как на праздник... — Августина устало вздохнула. — Я не любила его, чего греха таить. Но это вовсе не значит, что я его не уважала.
-Пожалуй, эпитафии лучше старому негодяю и не подберешь...
Оба рассмеялись.
-В пути ты как-то обмолвилась, что завела очередного ученика. Где же он? Почему до сих пор к нам не вышел?
-Мотылек выпорхнул из моих рук, — печально улыбнулась графиня. — Страшился, я думаю, закончить свои дни на иголке...впрочем, в этой комнате я далеко не единственная, кому не везет с учениками. Не так ли?
Щелчок ножниц.
-Твои неудачи учениками не ограничиваются, Августина.
-Не думаю, что стоит углубляться в эту тему, — куда холоднее, чем прежде, проговорила графиня. — Право, вовсе незачем портить такое чудесное утро.
-Ты так и не сумела простить, я прав?
-Ошибаешься, Кауко. Мой несчастный слепец давно прощен.
-А ты сама?
Графиня молча бросила в пепельницу жалкий остаток сигареты, и, на мгновение прикрыв глаза, потянулась за следующей.
-Я поведала тебе слишком много во время нашей второй встречи...
-Не думаю, что ты сказала бы что-то, чего сказать не желала.
-Оставим прошлое, — довольно резко произнесла Августина. — Сейчас нам надо заботиться вовсе не о нем.
-Твоя правда, — тихо кивнул маг. — Что до убийцы в синих стекляшках?
-Леопольда я возьму на себя, — поднявшись на ноги, ведьма сделала несколько шагов в сторону Кауко. — Таль достала все необходимое для ритуала, все жертвы уже у нее на привязи.
-А что же ты?
Рука Августины медленно опустилась на плечо мага — чуть помедлив, тот бережно взял ее в свои, рассматривая, словно какую-то диковинку.
-Ты воплотишь коготь, — тихо-тихо проговорил Кауко.
-Если придется, — безразличным тоном произнесла ведьма. — А если и того окажется мало...что ж, в этот раз я ставлю отнюдь не на себя, но на Таль. На то, что ей суждено сотворить, — высвободив свою руку, Августина прошагала в сторону кресла. — Она лишь крохотный камушек, но без него не бывать нашей лавине...
Щелчок ножниц.
-Я все еще помню нашу первую встречу.
-Не надо, Кауко.
