-Выходит... — пробормотал он. — Кое-кто из Директората, я слышал, уже собрался записать всех их в уничтоженные и закрыть дело, но ему...
-Короче говоря, мы, нахрен, провалились, — грубо подытожила Вторая. — Чего теперь-то, а? За ними вприпрыжку побежим? Нет?
-Теперь — какой-то октябрьский план, — мрачно проговорил он. — Не спрашивайте. Я сам ничего еще толком не знаю, кроме того, что это будет операция уровня той, что с терминалом. Доходили слухи, что в самом Лондоне...
-Вторжение? — резко спросила Анна. — Мы, наконец, начинаем?
-Не знаю, — он покачал головой. — Но постараюсь узнать в ближайшее время, не сомневайтесь. Надо же знать...
-Ты уж узнай, сделай милость. Ох как мне охота знать, где косточки мои останутся, — проворчала Притворщик. — Юра, хватит уже в молчанку играть. Я же знаю, что и тебя это колышет.
-Было бы хорошо узнать заранее, где и с чем нам придется столкнуться, — тихо сказал Лин. — Это бы очень помогло.
Вот они уже и у дверей его коморки. Вот уже и прощаются до завтрашнего дня. Лин уходит первым — уходит, как-то странно на них поглядев. Анна задерживается на пару минут — расспросить немного про то, о чем они утром беседовали с Сеткой. Но вот собирается к себе и она.
-Узнай все, — как-то тихо говорит Вторая. — Печенкой чую, что-то большое назревает. Большое и гадкое. Узнаешь?
-Я же обещал.
-Обещал он... — раздраженно бормочет Притворщик. — На кого похож стал? Там пуля, там пуля...решето хреново. Смотри, будешь так играть — спишут в утиль, а нас опять какому-нибудь дерьму перепоручат...
-Не спишут, — почти против воли он усмехнулся. — А если и спишут, уж явно не накануне чего-то большого и гадкого.
-Смотри, — мрачно вздохнула Вторая. — Сдохнешь — на том свете тебя сыщем и шею намылим за дезертирство. Все, бывай.
Уходя, она толкает его плечом — и, когда он морщится от боли — нога чуть было не подводит, чуть было не заставляет упасть на пол — тихо смеется.
-Удар надо держать, — бормочет Вторая себе под нос, удаляясь. — Тоже мне...
В каморке его темно, в каморке его не прибирались уже достаточно долгое время, чтобы все успело покрыться пылью. Тем быстрее он замечает свежий, хрустящий в руках дорогой бумагой конверт на своем заваленном разнообразным хламом столике.
Ни адреса, ни какой другой строчки — только тяжелая печать Директората на обратной стороне. Если мало было того, что кто-то вошел к нему как к себе домой, то печать эта добавляет — да так, что дальше некуда уже. Пальцы холодеют, пальцы словно в дерево обращаются. Пальцы рвут — неаккуратно, неловко — бумагу дорогую.
В ладонь ему падает оловянный солдатик в красном мундире с синими отворотами.
Одноногий.
Небольшой листок бумаги вылетает следом, ложится в руку.
Карточка-приглашение — строгая, холодная, исполненная в каких-то мраморных тонах. Всего три строки.
Время — через четыре дня, в воскресенье утром.
Место — кофейня "Амарант" в Ленинграде.
Имя отправителя...
Первый секретарь Директората, Кай.
Интерлюдия 9. Приглашение.
1986 год.
Этот сеанс связи не относился к числу запланированных. Тот телемост, что входил в программу — стоя там аккурат после завершения, успешного завершения долгие годы готовившегося эксперимента — впрочем, уже не имел смысла. Как и сама программа.
Как и все эти годы.
Как и все эти люди.
Изображение было не особо четким: смазанные очертания комнаты с крепкими дверьми — неудивительно, что он выбрал именно ее — ничуть не лучше видимый человеческий силуэт. Грязь, кровь. Опалины на когда-то белоснежной рабочей одежде. Растрепанные волосы, сведенное от боли лицо. Лоб перехватывает обгорелая резинка от очков. Руки в рваных перчатках, тяжело опустившиеся на холодный металл стола.
-Все-таки явился, — прохрипел маг, чуть подавшись вперед, поближе к экрану. — Так не терпелось позлорадствовать?
-Вам знакома сказка "Тень"? — холодный голос по ту сторону экрана. — Ученый вернулся домой и стал писать книги об истине, добре и красоте. Шли дни, шли годы. Так прошло много лет... (1)
-Где. Где я ошибся? — с тяжелым звуком на стол улегся пистолет.
-В людях, — немедленно следует ответ.
-Мы проверили все. Все, что могли. Я рисковал даже нарваться на дуэль с этой старой кошелкой, когда срывал все ее сроки ради дополнительных тестов, — хриплый голос, поразительно отчетливый звук перезарядки. — Я проверил все варианты, до каких дотянулся. Десяток твоих диверсий снес, даже не дав им начаться...
-Было очевидно, что так и будет. Но вы не могли приблизиться к зеркалу. Даже к осколку его — не могли.
-Значит, ты подсунул кому-то... — хриплый, усталый смех — или пародия на таковой. — Но ведьма говорила, что никто не выносит. Никто.
-Верно. Но как закончить свое существование, каждый решает сам. Я никогда не неволю. Я всегда даю выбор. Увидев истину, скрытую за людьми, тот человек понял, что должен сделать нечто большее. Что он должен остановить вас. Это было тяжело — для стоящего на одной из самых низших ступеней проекта. Намеренную ошибку вы бы вычислили без труда. Но он допустил куда больше ошибок по пути к той, которую желал сделать и не смог. Этого оказалось достаточно, чтобы система дала сбой. Этого оказалось достаточно для вашего поражения.
-Я заблокировал зону. Ни один...ни одна вещь не вышла наружу. И знаешь, что? — в говорящем просыпается ярость. — У меня почему-то никак не желают кончаться патроны. Я почему-то до сих пор не уплыл в багряную страну. Знаешь...я даже боли сейчас не чувствую.
-Вашей мощи хватит на полную ликвидацию прорыва, — голос по ту сторону экрана не изменился ни на йоту. — После чего поддержка обратной силы будет прекращена. И для вас наступит Киноварь. Я только планировал это, но вы, в отличие от меня, знаете, что это так. А если еще не знали — то можете увидеть прямо сейчас. Сейчас, когда ближе всего к пониманию.
-Ну наступит, положим. Может, даже, до тебя доползу. Такой вариант ты рассматривал?
-Ущерб, который вы нанесете в пробужденном состоянии, компенсирует устраненный вами прорыв по людским потерям, приблизительно на восемьдесят-восемьдесят пять процентов. Дискредитирует не только данный проект, но и остатки вашего рода, чью ликвидацию "Атропой" вы уже не сумеете предотвратить.
-А если я сдохну прямо тут, с последним из тех, кто пришел с той стороны...
-Вы также лишитесь возможности повлиять на дальнейшие события. Верно.
Человек у стола на мгновение прикрыл глаза. Тот, что по ту сторону, не мог этого видеть, но это желтое мерцание было ярче светофора.
-Ты, конечно, знаешь, что дело будет продолжено. Думаю, уже ищешь...
-Нет, Александр. В этом нет необходимости.
-Поясни, сделай милость напоследок.
-Вы читали "Тень"?
-А еще много шутил и любил мороженое. А чем питаешься ты, всегда было интересно? Чужими мечтами?
-Ученого снедали печаль и забота. Он писал об истине, добре и красоте, а люди нисколько в этом не разбирались. Наконец, он совсем расхворался...
-Сбавь обороты, сказочник. У меня там еще порция за дверью, последняя...последняя, как мне кажется, — тяжелый пистолет скользнул в руку. — Давай-ка поживее. Если для тебя это слово хоть что-то значит.
-Когда ученый захворал, он стал слугой собственной тени, Александр. Шло время, и тень стала говорить ему "ты". Шло время, и тень стала присваивать его знания. Шло время, и тень уже танцевала с принцессой вместо него...
-Мы ведь о старой доброй Киновари, да? Я думал, ты подбираешь сказки половчей.
-Мы о людях, Александр. О том, почему вы ошибочны по сути своей. Вот...вот ваша тень...
Хлесткий щелчок. Шипение и сдавленный хрип заработавшего по ту сторону магнитофона.
Голоса магов, стоявших во главе проекта.
-...имитация Мраморного Фантазма техническими средствами...для...как он это смеет называть, исхода? Исхода человечества с Земли? Госпожа Базилевская, вы ведь понимаете, что...
Голос ведьмы, что дала на проект добро.
-Разумеется, я понимаю. Понимает и он. Фатальная ошибка, стоящая за всем проектом, не могла не прийти нам обоим в головы с самого начала, но...господа, вы забываете одну простую вещь. Мы в этом плане прагматики, если угодно. А он — уж простите, верующий.
-Идеалист.
-Выскочка.
-Еретик.
-Магия вписана в мир, как всем нам прекрасно известно. А для имитации того, что позволит магии существовать за его пределами, что позволит обойтись без вросших в самую почву нашего мира систем, для имитации Мраморного Фантазма — пробной имитации! — уже требуются колоссальные мощности. Выводы, я думаю, вы можете сделать самостоятельно...
-Он предлагает положиться на атомные костыли. На то, что они помогут поддержать всю эту дырявую, как старый дуршлаг, систему. Выползти на этих самых костылях за пределы мира, а там...
-Малейший сбой. Малейшая ошибка, гвоздик, которого не оказалось в кузнице в нужный момент — и мы потеряем себя!
-Потеряем магию.
-Не только, — вновь спокойный, чуть снисходительный голос ведьмы. — Вероятнее всего, любой, кто уже достаточно сросся с искусством, потеряет саму жизнь. А для выживших...что ж, для них, так или иначе, будет навсегда закрыта дорога к Истоку. Дорога, на строительство которой наши предки затратили века. Ради которой пролили моря крови, океаны пота и слез.
-И ради чего? Чтобы смешаться с этой тлей?
-Ради того, господа, что он называет спасением человечества.
-Чушь. Они пекутся не за людей, а за свои шкуры. Точнее, хотят эти самые шкуры сбросить — и шанс у них есть только за пределами мира.
-Может и так. В любом случае, я бы хотел знать — почему? Почему вы позволяете ему продолжать?
-Потому что у него есть шанс. Разумеется, я не говорю про эти идеалистические...фантазии. Но искусственный Мраморный Фантазм, пусть даже не самая стабильная имитация...ради этого стоит закрыть глаза на все остальное, пусть бы он хоть колесом ходил у нас на совещаниях.
-Если он добьется успеха — вы сможете им...заняться?
-В этом нет никакой необходимости. Он не желает никому ничего плохого, он просто...он просто не в состоянии видеть картину целиком. Пожалуй, даже не так. Он имеет все возможности, но отчаянно не хочет ее видеть.
-Поясните.
-Знаете, он был другом моему ученику. Они были друзьями еще с детства. Никогда особо этой дружбы не одобряла, но знаете...ради проекта он забыл даже про нее. Мотылек говорил мне, что когда Александр пару лет назад назвал его "товарищем Макаровым", он еще неделю ходил с таким видом, словно ему удалили головной мозг и набили череп ватой. Александр поставил на карту все, поверил в свою идею, поверил в людей...нет, это уже давно не вера. Это банальный, примитивный до боли фанатизм. А на голом фанатизме не уедешь сколько-нибудь далеко.
-Он...
-Если он справится, достаточно будет просто лишить его поддержки. Он, разумеется, волен будет продолжать попытки своими силами, но вы сами прекрасно понимаете — ни один слабый маг не способен помочь ему в этом деле...
-А никто из обладающих силой не обладает таким запасом дурости, чтобы соглашаться эту силу обменять на...
-...на вероятную гибель! Не так ли, госпожа...
-Именно так. Я надеюсь, это не покажется вам навязыванием собственного мнения, но девиз нашего рода служит прекрасным ответом на наивные идеалы молодости.
-Нижайше прошу простить, если допущу где-либо ошибку, но...достойно жертв стремление к короне?
-Эта часть, что обычно не проговаривается, но...и чем в раю прислугой быть, мы изберем скорее адские престолы.
Смех. Тихий, все такой же снисходительный смех ведьмы. Звонкий, хриплый, каркающий — так смеются маги.
Щелчок. Запись обрывается.
-Знаете, что сказала тень?
Молчание.
-Теперь я достиг верха счастья и могущества человеческого и хочу сделать кое-что и для тебя! Ты останешься при мне, будешь жить в моем дворце, разъезжать со мною в королевской карете и получать сто тысяч риксдалеров в год. Но за это позволь называть тебя тенью всем и каждому. Ты не должен и заикаться, что был когда-то человеком! А раз в год, в солнечный день, когда я буду восседать на балконе перед народом, ты должен будешь лежать у моих ног, как и подобает тени. Надо тебе сказать, я женюсь на принцессе. Свадьба сегодня вечером....
-Что ж, хоть одну вещь тебя делать научили. Подбирать чертовы сказочки.
-Подумай только, моя тень сошла с ума, вообразила себя человеком, а меня называет — подумай только — своею тенью!
-Как же все у тебя просто. Я обречен умереть, а мой флаг никто не поднимет...
-Ваша тень — человеческая природа. Ваша ошибка — человеческая природа. Человек ошибочен сам по себе, Александр — и это сидит в вас настолько глубоко, что даже когда один пытается спасти другого, природа берет верх. Тьма внутри вас берет вверх. Вы ведь, разумеется, знаете о теории, известной, как Шестой закон?
-Врага надо знать в лицо.
-Я бы трактовал его следующим образом. Я бы сказал, что этот закон — закон человеческой природы. Закон человеческой ошибки. Я вижу до конца, я вижу до корня. Я вижу эту ошибку. Исход невозможен, потому что вы сами его себе не позволите. И чем сильнее вы будете пытаться...вы знаете эту теорию.
-А ты — проводишь ее в жизнь.
-Совсем скоро все закончится. Совсем скоро я сорву печати. Нет, не говорите. Загляните в будущее. Так далеко, как только сможете — а сейчас, на грани, вы сможете многое. Возможно, вы уже видели что-то из этого раньше.
-Я...
-Мне не нужно этого знать. Загляните так далеко, как сможете, Александр. Возможно, вы уже предвидели тот или иной вариант. Возможно, вы уже сорвали тот или иной план. Это не имеет значения. Вы заглядываете очень далеко, но вам следовало обернуться назад. Вам следовало посмотреть, что я уже сделал.
Желтые глаза медленно закатываются, словно стремясь вовсе заглянуть внутрь черепа. В одном словно что-то лопается — но это просто растут новые зрачки. Ненависть его настолько сильна, что окажись рядом человек — умер бы на месте от одного только взгляда.
Он всегда знал — так, наверное. Всегда знал, всегда чувствовал, что главное — то единственное, что имеет значение — делается, вероятно, за Клетью. Там, куда не смогла пробиться даже воля планеты, что уж говорить о нем...
-Теперь вы понимаете, почему отсутствует необходимость собирать песок, что вы рассыпали? Почему мне не нужно искать то, что вы оставили после себя?
-Если и есть где-то ошибка, то только в тебе, — хриплый, надтреснутый голос. — Во все времена существовали те, кто был готов жертвовать, и кто шел на жертвы. Ради красоты. Чести. Правды, в конце концов. Они это делали с радостью. С радостью, слышишь, ты...дыра в мироздании? Их колотили камнями, но они шли!
-Вы видели варианты грядущего. Я могу сгинуть, в некоторых из них. И тогда наступит будущее. Эпоха, где не будут бить камнями, Александр, где ими засыплют то место, где подвижник готов принести себя в жертву. Глумиться будут не над пророками, но над храмом и жертвенником как таковыми. А пророк может оставаться. Может влачить существование на правах слабоумного. Не нужно распинать, Александр. Нужно всего лишь не дать взойти на крест. Не нужно стрелять в оратора — разрушьте трибуну, и он окажется безобидным сумасшедшим, что кричит глупости посреди пустой площади. Вы ведь видели эти варианты. Вы ведь знаете, о чем я веду речь. Для любых свершений, которых вы жаждете, нужна основа, смысл. Но вы пожраны собственными тенями. Собственными ошибками. Если будущее и наступит, то это будет будущее, где не существует любой смысл, превышающий животные устремления. Будущее, где нет идеи и никто и никогда не воззовет к подвигу.
