-Мотылек? — Августина резко обернулась. — Почему ты еще...
Графиня не договорила — в помещение вслед за магом твердой походкой вошел, целясь в нее из массивного револьвера, худощавый человек в залатанной шинели и потасканном черном мундире — черно-красные погоны с черепом и костями, черная же фуражка, белая повязка на глазах...
Той пары мгновений, на которые ведьма замерла, магу хватило с лихвой — смазанная черная тень метнулась по полу, дымным столбом рванувшись вверх, протянув сотворенные из дыма же руки к потрепанной тетради — с того самого момента, как графиня забрала ее у Герхарда, она предпочитала с ней не расставаться, держа рядом с собой: всегда — на расстоянии вытянутой руки.
Хлопок. Жалобно взвизгнув, дымный силуэт слетел назад по одному только мановению руки Августины, скинувшей оторопь на миг раньше, чем дело было бы сделано. Второй короткий жест заставил мага рухнуть на колени.
-Как вульгарно, — процедила Августина, перебрав пальцами воздух — схватившись за горло, Мотылек качнулся вперед. — Даже не знаю, смогу ли я простить подобную наглость. Впрочем, неважно. Сейчас нет времени. Наказанием я озабочусь, когда мы с тобой прибудем в парижскую мастерскую. А вы... — она перевела взгляд на Татарьева. — Вы мне казались куда умнее. Ради чего?
-Октябрьская революция освободила всех, — пробился из-под иллюзии голос того, кто на деле целился сейчас в ведьму. — Вы сняли защиту, я видел. Вы снимете с него ту штуку. Сейчас же.
-Или что? — ведьма не повела и бровью. — Быть может, вы достаточно непробиваемы для того, чтобы держать это оружие, но вот чтобы стрелять...боюсь, вас оно не признает.
Бросив короткий взгляд на задыхающегося мага, Татарьев вдавил спусковой крючок. Ведьма грустно улыбнулась. Не было даже щелчка.
-Из уважения к вашей смелости, все будет быстро, — холодно проговорила графиня. — Но прежде, чем снимать с вас кожу, должно снять облик, который вы оскверняете...
Очередной короткий жест. По образу, что скрывал майора, пробежала рябь, словно по экрану плохо настроенного телевизора. Почти уже потерявший сознание от удушья маг вдруг почувствовал, что хватка ослабла — и, удивленно приподняв голову и раскрыв до того затянутые пеленой глаза, он не поверил тому, что они видели.
А потом рассмеялся в голос — хрипло, надрывно, стуча кулаком об пол.
Людей в потертых шинелях стало больше на два десятка — и новые фантомы все продолжали появляться.
Ведьма отступила на шаг.
-Так...так быстро? — пробормотала она.
-Что это? — Татарьев озирался по сторонам — кажется, до него с трудом доходило, что он все еще жив.
-Мы в поле, — прохрипел, вставая на ноги, Макаров. — Мы, черт возьми, в поле!
-Четвертая "стрела"? Но...
Тени мага задрожали, полезли вверх. Сложная сеть рисунков, покрывавшая его руки, пришла в движение.
-Что бы ты ни планировал, откажись сейчас же, — холодно произнесла графиня. — Одного неосторожного действия с любой стороны хватит, чтобы погубить нас всех вместе с этим местом.
-Уж простите, ваше сиятельство, — криво улыбнулся Мотылек, раздирая правый рукав и шагая в сторону графини. — Но так и тянет попробовать.
Ведьма отступила на шаг — впервые за все время, за все те годы, что он провел рядом с ней, он видел это — может, еще не страх, но уже неуверенность. С той силой, что теперь устанавливала свои правила для них всех, не могла совладать даже она.
-Какова вероятность, что я угадаю внутреннее имя, брякнув первые буквы, что придут мне на ум? — сделав еще пару шагов к ведьме, прохрипел Мотылек — правая рука его беспрестанно кровоточила. — Я думаю, достаточно хреновая, чтобы получилось!
Шаг вперед.
-Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Мотылек...
-Ксенофонт. Мать. Его. Макаров.
Шаг вперед, к ведьме. Попыток защититься нет и близко — лишь взгляд, весьма прозрачно намекающий на то, что ждет его потом.
Он был к тому готов. Готов уже давно.
Схватив графиню за руки и дернув на себя, он шипит ей в ухо слова, которые искал так долго — и которые обрел сейчас — лишь потому, что обрести не имел никакой возможности.
-Стальная ведьма Рея Бесщадная, — шепчет он, прижавшись лицом к ее — и, зайдясь надрывным смехом, оседает в бессилии на пол.
Графиня падает рядом лишь секунду спустя.
-Надеялась...продержать тебя...дольше, — хрипло произнесла ведьма, отчего-то улыбаясь магу. — Что ж...экзамен...сдан.
-Плакал, наверное, мой Париж теперь, — улыбнулся маг в ответ — улыбнулся сквозь боль. — Ох...я думал, оно легче будет...
Правая рука Макарова задрожала, выгнулась, сведенная судорогой. Что-то, стремительно набухавшее под кожей, прорвало ее с противным звуком и выскочило наружу, быстро соскальзывая на пол по окровавленной руке. Браслет — нет, железная змейка — дернулась в сторону мага, жадно хватая воздух, и замерла там, на полу, так и не добравшись до бывшего хозяина.
-Ну и чего вы ждете? — язвительно произнес забытый всеми Татарьев. — Оркестра? Или вас оставить тут полежать и вспомнить былое?
Две пары глаз подарили майору испепеляющий взгляд.
-И если окажется, что из-за этого поля я вечно буду в таком...облике, вам, Макаров не жить, — проворчал Татарьев, подавая руку магу. — Идемте. Транспорт уже заждался.
Шаги, звучавшие наверху, удалились безнадежно далеко еще добрых пять минут назад. Во многом он был этому рад — ведь прекратились, кажется, и те жуткие толчки, каждый из которых внушал все большие опасения не дождаться помощи — и быть похороненным под этими старыми сырыми камнями, когда рухнет, не выдержав измывательств, потолок подвала.
Нога болела нещадно — а в той бутылке, что оставил ему, казалось, вечность назад, Макаров, не было больше ни капли. Доковыляв в который раз до двери, он попробовал было выбить ту плечом — ответная боль была такой, что едва не бросила его на пол.
Нет, это совершенно точно было бесполезно. Он не выберется отсюда — а "Атропа" очень скоро сравняет все это местечко с землей — уже во второй раз за один век...
Мрачно усмехнувшись, он отвесил двери тихий щелчок, в душе проклиная на все лады недостаток сил. В таком состоянии он...
Грохот, последовавший едва ли не сразу за его безвинным жестом, саданул по ушам — а отлетевшая в дальний конец темного коридора дверь нанесла не менее болезненный удар по ощущению реальности происходящего.
-А, вот ты где, — разнесся по помещению чей-то веселый голос. — Ну что, на свободу с чистой совестью?
Знакомая речь. Знакомые шуточки. Знакомый звон цепочек с замочками на шее и, конечно же, знакомая безумная улыбка. Неудачник быстрым шагом приближался, не забывая при том играть одной рукой с очередным дьявольски острым на вид предметом — подбрасывал у себя над головой и ловил, не глядя, двумя пальцами.
-Ну и заставил ты меня тут побегать, командир, — не дав ему и секунды на то, чтобы опомниться или хоть что-нибудь сказать в ответ, Четвертый схватил Алеева за руку, буквально выволочив вон из подвального помещения. — Хорошо тебя отделали, я погляжу...
-Остальные...
-Живы, живы, не трясись. Тоже за башкой твоей дурной сюда хотели, да я не дал. А чего ты морщишься? Ну ножку покарябало, тоже мне великие дела. Пока я тут, ты хоть с двумя сломанными в балете выступать можешь...
-Ведьма...
-Держу пари, чешет сейчас на всех парах к самолетику, вместе со всей своей братией, — волоча его темным коридором, продолжал бормотать Четвертый. — Вообще-то, командир, у меня приказ чуть иной был — вначале их перевязать, а потом уже за тобой. Мне даже бумажный самолетик сложили — чтобы я их сбил. Но знаешь чего? — он извлек из кармана изуродованную практически до неузнаваемости рацию, в которую было забито несколько внушительного размера гвоздей. — Пусть подавятся. Делу время, а потехе пара лет. Полковник? Полковник? Ну не молчите там, я же переживаю! — рассмеялся он, двумя пальцами отломав у рации и так державшуюся на одной лишь клейкой ленте антенну. — О, сразу лучше стало...полковник?
-Четвертый? — пробился сквозь треск чем-то не на шутку встревоженный голос. — Докладывай немедленно! Они, кажется, уже взлетают!
-Кое-кто тоже скоро взлетит, — шепнул Неудачник лейтенанту, буквально втаскивая его вверх по каменным ступеням. — На реактивной тяге и аккурат до Венеры.
-Четвертый! — рявкнула рация. — Доложить...
-Контролер со мной, — ничуть не смутившись, пробормотал Неудачник. — Его тут немножко поломали, так что вам закину и сразу за...
-Отставить. Новый приказ — немедленно покинуть район проведения операции, — голос по ту сторону звучал так, словно сам полковник не мог до конца поверить в то, что ему приходится говорить. — У вас не больше четырех минут...
-В чем... — вырвав у Четвертого рацию, он кричит в нее, искренне надеясь, что его тоже будет слышно. — В чем...дело?
-Только что пришла передача от Директората, — донеслось сквозь помехи. — Они считают, что мы утратили контроль над ситуацией. Второй Площадке приказано немедленно отвести все силы из района. Через три с половиной минуты будет нанесен удар с воздуха...
Чудовищная новость бьет ему в лицо ничуть не хуже, чем набирающий силу ветер, несущий с собой запах прибитой дождем гари. Они уже наверху. Они уже бегут, сломя головы, через монастырский двор.
Среди руин пляшет огонь. Среди руин разбросаны изуродованные тела штурмовиков "Атропы" и останки каких-то чудных механизмов — таких кукол он не видел даже в мавзолее.
-У кого-то в Директорате, я скажу, совсем головка того, — бормочет Неудачник. — Или меня испугались? Ну знаешь там, со мной вероятность того, что их план потянет, просто все потолки ломит. Или...
Две минуты. Может, меньше — часы давно уже стали идти в обратную сторону. Среди огня он замечает вдали шесть-семь огромных гробов, окутанных дымом: гробы с тихим свистом поднимаются в воздух. Первая мысль — указать на то Четвертому, пусть подберется поближе, поймает в поле и спустит с небес на землю. Вторая мысль — о времени. Времени этого уже почти что не осталось.
Услышанное никак не желает укладываться в голове. Макаров говорил, что авиацию никто в здравом уме не применит. Тот старик-палач, что отделал его как мальчишку, говорил о Кае. О том, что...
Тела, раскиданные по земле, осуждающе смотрят на него мертвыми глазами. Мысль холодная и гадкая, словно за воротник заползла какая-то свалившаяся с дерева дрянь. А что, если...
Об этом не хочется думать, просто не хочется. Но имеет ли он право не пускать в голову эту мысль?
Он сделал все правильно. Дело даже не в приказах, нет — он сделал все, чтобы отряд остался цел. Он сделал все, как и должен был — и, может быть, именно в этом его вина?
Черные точечки в черном небе. Странно, как он вообще умудряется их различать. Ноги должны еле гнуться, а уж та, из которой совсем недавно Макаров выдернул пулю — и вовсе не должна была увести его так далеко. И тем не менее, они уже почти выбрались. Они уже бегут меж поваленных пней, обагренных кровью.
Черные точечки в черном небе. Уже серые. Уже слышно их вой.
-Что мы встали? — кажется, он едва ли не кричит. — Мы все еще слишком близко!
-Забыл, командир? — рассмеялся Неудачник. — Побежим — точно размажет. А встанем...да хоть бы и тут — и волос с нас не сдует. Так что стой и радуйся жизни. И мне, что ее продлил так вовремя.
Вой нарастет, вой приближается, вой перекрывает его запоздалые слова благодарности четвертой "стреле" начисто. В руинах монастыря, в поле, там, у леса, где кипели самые жестокие бои — везде расцветают в одночасье огненные цветы, спеша пожрать все вокруг...
Хрипит безнадежно сломанная рация, бормочет что-то об успешном поражении цели, о том, что самолет, приземлившийся там, в поле, раскололо и утопило в огне. Он почти не слышит. Он не может оторвать взгляда от пожарища — чудно, конечно, но до них и правда даже ветерка не донеслось. В пламени, что яростно, нетерпеливо сжирает все последствия его тогдашней команды, его выстрела, его правильного, до точки правильного решения, видится почему-то ему теперь чистое безумие того, кто отдал этот приказ. Того, кто предпочел быть в стороне — кто оставался в стороне все это время, и кого никто никогда толком не видел. И, вместе с этим, окончательно утверждается, крепко встает на ноги самая поганая из мыслей, которую он так старался гнать подальше.
Они были правы. Он мог это предотвратить.
Они были правы. А теперь рассказывают свою правду огню.
Неожиданный прилив сил — видимо, не будь рядом Неудачника, он бы потерял сознание — вызывает только злость. Отвернуться от огня сложно. Но ему все-таки удается.
-Идем, — едва шевеля губами, говорит он, желая пусть бы и оглохнуть, но не слышать больше треск пожарища. — Здесь...здесь не на что больше смотреть.
Белый потолок от края до края. Белые же стены — других цветов в коридорах "Атропы" не признают, похоже, никогда. Здесь всегда горит свет — все лампы до одной. Здесь всегда тихо — даже тогда, когда палаты забиты ранеными.
Боль в ноге обещает преследовать его до могилы — заклятье, которым воспользовался Макаров, чтобы "приморозить" рану, натворило с мышцами таких дел, что большая часть того, что он услышал от врачей по поводу целительских способностей Мотылька и магов, которые лезут не в свою кухню, оказалась откровенно непечатной. Прописанное "Атропой" лекарство — тусклый лучик света: он становится чуть ярче, если забыть на минуту о том, что горстями жевать его также не самая безопасная вещь на планете. Подарочек от Неудачника — длинную черную трость с загнутой ручкой — так и тянуло в первые дни сломать со злости об колено: затолкав ее в конечном итоге в шкаф, он твердо решил делать вид, что все осталось как прежде. Впрочем, прежде он никогда не желал откусить себе ногу, забежав предварительно на стену...
-Новости-то есть?
Анна словно нарочно его обгоняет на каждом шагу, словно пытается намекнуть, что привыкать ему надо быстрее. Лин такими вещами не занимается — идет он тихо, как обычно, замотавшись в свои шарфы по самые глаза.
-Сначала думали привлечь целую орду пожарных, — говорит он, чуть подождав. — Потом решили, что раз Четвертый все равно там — выдали ему пару водяных пистолетиков и дело пошло куда как быстрее.
-Они уничтожены? — невзрачным голосом спрашивает Лин.
-Обломки все еще изучают, но пока что...пока что пусто, — он невольно подергивает плечами. — Кроме десятка метров золотой нити — видимо, не успело прирасти к основной массе — ничего пока что не нашли.
Перед глазами, как и последние несколько дней, вновь встают взлетающие гробы.
-Похоже, они никогда и не планировали использовать самолет для побега. Под конец полковник и остальные думали, что они дождутся ввода Неудачника в игру, чтобы сбежать, оказавшись в его поле, но, похоже, ведьма далеко не настолько безумна, как им было удобно считать. Я рассказал, разумеется, что видел, но...
-Но те штуки, что стартовали чуть раньше бомбежки, конечно, уже днем с огнем не сыскать? Так, выходит?
