-...слышишь, скажи что-нибудь!
-Что-нибудь... — едва отодрав друг от друга пересохшие губы, выдавил из себя Стекольщик. — Что-нибудь...
-Какого дьявола тут стряслось? Ренье!
Лицо было знакомым. На миг ему даже показалось...показалось...
И снова он почувствовал нечто вроде стыда — как можно было второй раз дать себе обмануться, как он мог дважды увидеть Арлетт там, где ее и близко не могло быть?
-Ты должна была оставаться в резерве, Сильвестра. Разве не...
-Мне, наверное, полагалось там оставаться, пока вас всех тут не перебьют? — шумно выдохнув, она опустила свою маску на лицо. — Хотя, похоже, все к тому шло.
Боль постепенно утихала. Ошалело оглядываясь по сторонам, он почувствовал острую необходимость на что-нибудь опереться. Ноги и так-то с большим трудом соглашались держать тело, а уж после подобных картин...
-Что здесь случилось, я спрашиваю?
Изуродованные останки тех, кого он, казалось, лишь считанные мгновения назад вел в бой, словно заставляли на себя смотреть, не давая ни отвести взгляд, ни даже моргнуть. Чувствуя, как где-то в недрах черепа снова начинают исполнять свою нехитрую партию легионы молоточков, Ренье сглотнул подступивший в горлу горький комок и до боли сжал зубы, чувствуя, как мысли его одна за другой разбиваются о выстроенную памятью преграду.
Сильвестра даже представить себе не могла, насколько сильно было в нем желание дать ей ответ. Но чтобы сделать это, следовало — такая малость — знать его самому...
-Я...я не помню...
Были ли на свете слова, более ненавистные ему, чем эти?
-Я...я ничего не помню...
-Ты это сделал?
Взгляд его напоролся на бесстрастную железную маску, на ней и застыл.
-Не...не уверен, — выдохнул Ренье, не желая лгать. — Я помню свет...
Сердце билось все сильнее. Покачнувшись, он начал заваливаться вперед, но руки в поношенных перчатках не только не дали телу Ренье завершить начатое, но и наградили звонкой пощечиной.
-Соберись! Я тебя на горбу таскать не намереваюсь!
-От-тойди... — оттолкнув Сильвестру, он отступил назад, к краю мостка. — Не приближайся. Не приближайся ко мне...
Слова, похоже, должного эффекта не дали — напротив, лишь разозлили ее еще пуще прежнего. В два шага подскочив к Ренье, она схватила его за плечи, встряхнув со всех своих сил.
-Я все про тебя знаю, — яростно зашипела она. — Знаю, тебя хорошо поломало когда-то. Знаю, что и потом не особо сладко пришлось. Вот только глянь туда, — буквально развернув его в сторону объятой огнем верфи, прорычала Сильвестра. — Все наши там. Сражаются. Быть может, уже умирают. И, хочешь ты с этим соглашаться или нет, но сейчас ни у кого нет времени на твою личную драму.
-Ты...не должна, — с трудом проговорил он. — Если ты знаешь...если ты слышала...то должна знать и то, как я могу быть опасен. Со мной опасно просто находиться рядом. Неужели ты не видишь...не видишь... — он снова поглядел в сторону тел. — Все это мог сделать я.
-А мог и кто-то другой, — раздраженно произнесла Сильвестра. — Но, уж прости, я вряд ли смогу уговорить всех тех, кто сейчас там вышибает друг дружке мозги, взять небольшой перерыв, чтобы мы с тобой смогли провести всестороннее расследование, — отстранившись, она сделала первый шаг в сторону верфи. — Пошли, стеклянный мальчик.
-Ты...ты понимаешь, что мне нельзя доверять? — едва не вскричал Стекольщик. — Ты понимаешь, что я мог...
-Держись впереди, — зло произнесла Сильвестра. — Пока этот балаган не кончится, мне хватит.
Жар становился поистине невыносимым. Зашедшийся визгом пулемет захлебнулся быстрее, чем Лин успел добраться до середины крыши: позади не осталось уже ничего, кроме огня и жуткого воя — выпущенные на волю чары отыскали укрывшихся в комнате бойцов, а теми, кого они по какой-то причине упустили, занялось со всем возможным старанием пламя. Здание ощутимо тряхнуло. Юрия бросило вперед — резко оттолкнувшись от крыши, он вскочил на ноги, на целую секунду больше допустимого смотря на свои ободранные перчатки в пятнах крови. Очередной толчок он встретил уже на бегу — в этот раз удалось устоять, но судя по тому, как нагревалась под ним крыша, задерживаться здесь явно было бы глупейшей из возможных ошибок.
Вот только что ему оставалось? Разве не возьмут его там, внизу, еще вернее?
В уши бросился грохот взрыва и рушащихся перекрытий. Еще отчего-то целые окна лопались с оглушительным звоном, выплевывая наружу стеклянную крошку, панели здания оплавлялись на огне, будто воск. Еще один толчок даже немного помог, бросив Лина к дальнему краю — туда, где виднелся ржавый, с давно слезшей краской, кончик пожарной лестницы...
Череда взрывов — огонь, похоже, пробирался все дальше и дальше, достав уже до помещения, где были оставлены некоторые боеприпасы. Сложно было что-то услышать среди всего этого треска и грохота, но в ушах продолжали почему-то стоять крики — то ли эхо, оставшееся от тех, кто сгинул первыми, то ли все новые и новые...добравшись до вожделенного края, Юрий первым делом отправил в полет автомат — еще не хватало зацепиться чем-нибудь во время спуска — и принялся перелезать на ту сторону...
И снова — толчок: хорошо хоть, уцепился за ржавые поручни он на совесть. Скосив взгляд, Лин оценил расстояние до земли, после чего заставил себя прикрыть глаза — то, что он собирался сейчас проделать, требовало предельной концентрации, часть которой, к счастью, обеспечивали вовремя принятые лекарства.
-Остановись, — проговаривает он себе под нос, вжавшись — жар чувствуется даже сквозь маску — в чудовищно быстро нагревающиеся прутья. — Остановись. Остановись...
Глаза под маской вспыхивают молочно-белым. Утопая в черноте, которой сейчас залило весь, без остатка, мир, он безошибочно находит там себя, представленного, как довольно простая и четкая схема. Даже в чем-то примитивная.
Коснуться ее, интуитивно внося поправки — дело еще проще...
Жар отступает, уходит и боль. Уходит прочь вообще все, что может помешать — и, не дожидаясь, пока оно соизволит вернуться, Лин срывается вниз, соскальзывает по раскаленному уже металлу, в лохмотья раздирая поначалу перчатки, а затем и то, что под ними. В нескольких метрах от земли отцепляется, приземляясь без малейшего отзвука боли — с одним лишь знанием, что долго терпеть, прежде чем явить себя, она не сможет.
Взгляд на руки — левая содрана до мяса, но это грошовая цена за спасение. Здание, превращенное магом во внутренности доменной печи, уже ходит ходуном — пламя вырывается из окон, его языки жадно лижут воздух...
Двигаться с нужной скоростью после "отключения" — дело не из простых: не раз и не два Юрий убеждался в том, что потеряв, пусть даже на время, все те ощущения, к которым с рождения привыкало тело, многие с трудом могли толком ходить, что уж там говорить о беге. Был бы в их числе и он сам, если бы не бесконечная череда тренировок, если бы не следовавшие день за днем попытки овладеть до конца своим даром — или, что вернее, проклятьем. Если бы он только мог снять боль с тех, кто были там, внутри...
Мотнув головой, он прогоняет прочь лишние мысли. Живых там уже нет. И если он позволит себе думать о чем угодно, кроме своей цели — об этих ли людях, об Анне, которая наверняка уже схватилась с врагом, о Сетке или лейтенанте — то лишь пополнит, причем с позором, список потерь. Где с трудом помогли бы даже лекарства, выручает старый, не всегда до конца работающий прием — клятвенное обещание себе заняться очередным ритуалом чуть позже. В теории, увеличивая постепенно время — от пары минут до пары дней и больше — подобный ему, при наличии достаточной воли, мог и вовсе прогнать болезнь, но Юрий был уверен, что до практики это не доходило ни у кого: даже если и удавалось проделать такой трюк раз, два, или даже десять — его второе проклятье всегда возвращалось вновь, просто-напросто сменив личину.
Сейчас, однако, ему не нужен был долговременный эффект...
Я подумаю об этом позже. Через три часа. Через три часа я подумаю обо всем, что меня сейчас пугает...через три, через три...
Окровавленные руки отрывают от земли автомат.
Она справится. Справится. И Сетка тоже. Но убрать мага должен ты...
Эта мысль, столь простая на вид, скрывает за собой целую бездну вопросов, ни на один из которых он не может пока найти ответ. И, уже на бегу — к следующему, вроде бы еще пустому, дому — подгоняет свое оцепеневшее сознание, не давая болезни уцепиться за страх, спутать и парализовать, оставив в ожидании огненной смерти...
Анна сейчас далеко, а Сетка вся без остатка поглощена координацией оставшихся бойцов — нет ничего, чем бы они могли сейчас помочь...
Но что он сам может сделать для них?
Он непрерывно атакует. Заклятье чрезвычайной мощи, и, похоже, его активация занимает продолжительное время — потому он всеми силами старается его поддерживать, зная, что прервав однажды, может уже и не успеть воссоздать вновь...
Если ад и есть, то грохот за спиной точно вырвался из самых его глубин — иначе просто и быть не может.
Ждать, пока он выдохнется, бесполезно. Даже если это случится, к тому времени все уже будут мертвы — да и Цепи его, наверное, могут накачивать чары силой целые сутки. Оружие, включая тяжелое, неэффективно...
Здание позади осыпается, хороня бойцов "Атропы" в клубах черного дыма и грудах бетонной крошки.
Успешно отражал атаки со всех направлений. Однако, эта огненная стена ни на секунду не опускается, а значит, должна работать в обе стороны — он не должен видеть и того, что впереди, не должен видеть вообще ничего дальше своего носа...
В узком проходе между двумя зданиями Юрий на краткий миг оборачивается, видя столб пламени. Он еще выше, да и двигается, кажется, куда быстрее прежнего. Спешит прямо за ним, не отвлекаясь на отдельные выстрелы с других направлений.
Варианты? Следящие чары и использование наблюдателя. Первое...нет. Ему нужны все силы без остатка, он бросает все на поддержание этого пламени. Значит...
Вновь обернувшись, он смотрит на живое, ревущее пламя, смотрит на то, как к нему неумолимо приближается смерть. Первую мысль — позвать Сетку — отбрасывает почти сразу: если Ольга не связалась с ним раньше, значит, она сейчас ни на что вообще не способна — устала и отключилась или вовсе...
Ты подумаешь об этом позже. Ты подумаешь об этом через три часа...три часа...
Весь до капли обратившись в зрение, он старается забыть о пламени начисто — там нет ответа, который ему нужно отыскать. Забыть о пламени. Забыть о криках. Забыть о погибших и тех, кто скоро последует за ними. Забыть о Сетке, лейтенанте и об Анне. Забыть обо всем и посмотреть на мир чуть иначе.
Проверить, пока еще есть шанс, свою догадку.
Глаза Юрия сейчас — два мерцающих белых пятна. Мир кто-то снова окунул в бутылек с чернилами, и единственными, пусть и едва видимыми, светлыми пятнышками остались те, в ком теплится жизнь. Где-то там, впереди — все ближе и ближе — есть и пятно, обозначающее мага, но добраться до него сейчас нечего и думать: след настолько нечеткий, что он только попусту растратит все силы, пытаясь нащупать то, что едва может разглядеть. Где-то там, где-то...рядом...
Тусклое серое пятнышко на уровне земли. Мелькает между домами. Явно не человек. Просто какая-то кошка или собака...
Есть!
В мир возвращаются цвета, а к Юрию возвращается ни с чем не сравнимое чувство холодного спокойствия. Цель ясна — а больше ничего и не нужно.
Бросаясь за угол, он старается вытравить в памяти мельком виденный след, выжечь его там намертво — он готов вцепиться в него зубами, лишь бы только удержать.
За спиной ревет пламя — маг, спешащий по следу, лишь подбрасывает Лину очередное доказательство того, что он не ошибся.
Женщина-палач отбивалась отчаянно. Разрядить в нее все, что осталось в двух пистолетах, как оказалось, было более чем недостаточно, чтобы прикончить или хотя бы замедлить на должном уровне — убийца в измочаленном выстрелами черном облачении действовала столь стремительно и свирепо, что определенно заслужила бы уважение Анны — если бы в опустошенном сознании последней оставалось сейчас хоть что-то, кроме жажды крови. Снова и снова она бросалась вперед, снова и снова Ключи встречались с ее ножами. Тяжело, хрипло дыша, она кружила вокруг бывшей ее, наверное, на две головы выше противницы, нанося удар за ударом. Та отвечала — один раз даже едва не вскрыв Притворщику живот безумно удачным движением. Счет, впрочем, вела пока Анна — в последние мгновения записав в него вспоротую ткань и кожу на спине этой бесноватой дылды, а после, играючи уйдя от двух Ключей, низко пригнулась, прорвалась ближе, и почти достала до горла, будучи вынуждена отступить в последний момент.
Коридор плясал пред глазами, утопая в неведомо откуда взявшейся красноте. Бешено стучащее сердце требовало одного — размозжить это ненавистное лицо, изрезать, искромсать ломтиками это тело, и, прежде чем выпустить из него жизнь вместе с кишками, заставить покричать. Покричать для нее хотя бы немного.
Еще один порез, еще одна тщетная попытка достать клинками воздух. Анна захлебывалась смехом — и даже зная, что тот выдает ее с головой, ничего не могла с тем поделать.
Скоро. Уже совсем скоро. Еще с десяток разрезов и останется только добить.
Черный дым, текущий с нижних этажей, все настойчивее лез в то, что осталось от окон, расползался все дальше, пробиваясь через зияющие в потолке дыры.
Не так давно из одной такой дыры прилетела граната, покончившая с двумя башенными бойцами. Он старался надолго у них не задерживаться.
Сверху что-то орали — лающая русская речь вперемешку с выстрелами. Какие-то хлопки, какой-то треск — кажется, что-то горело...убедившись, что оставшиеся марионетки Башни движутся в верном направлении — вверх по лестнице на последний занятый противником этаж — Эрик прислонился к изрытой выстрелами стене, переводя дух. Окровавленные — и где только успел измазаться? — пальцы были как деревянные, но видавший виды револьвер забивали исправно.
Выдохнуть. Выждать для верности еще три секунды.
Пора.
Преодолевая по две ступеньки за раз, он метнулся наверх, в хаос, сотканный из дыма и визга чьих-то автоматов.
Мимо прокувыркалось измочаленное чьей-то удачной очередью тело башенного бойца. Вовремя отпрыгнув в сторону и, преодолев последнюю ступень, Эрик вынырнул уже наверху — и тут же распластался на грязном полу, в последнюю секунду разминувшись с градом свинцовых подарков. Выпалив на звук — все равно в этом дыму ничего иного не оставалось — откатился в сторону: судя по булькающим хрипам и шлепку медленно оседающего в пыль тела — а также по тому, что он все еще был жив — выстрел пришелся куда надо.
В строю осталось лишь две башенные марионетки — укрывшись за какими-то ящиками, которые вот-вот должны были разворотить в месиво вместе с их телами, они молотили почти что наугад. Вовсю воспользовавшись тем, что противнику еще есть кем заняться, Эрик, держась как можно ближе к стене, кинулся вкруг комнаты, к окнам. Глаза беспрестанно слезились от дыма, нос и глотку резало так, словно внутрь забросили по меньшей мере мешок иголок — с каждой секундой становилось все яснее одно: если не покончить со всем прямо сейчас, добьют их даже не русские — а само это местечко, что оно треснуло.
