-Зачем он вам? — резко спросил маг. — Он совсем сдал в последние годы, никуда не вылезает. Сдохнуть с ними всеми со скуки можно...не то, что у вас, наверное.
-Вы так думаете?
-Не думаю, знаю. У вас хоть работа, — маг усмехнулся. — У вас хоть с безделья загибаться не станешь. И платят, наверное, прилично...а здесь? День за днем тухнуть под весом их унылых правил, устаревших века на два?
-Вам не позволяют вволю заниматься своими разработками? — она попыталась изобразить понимание.
-В точку. Для них это все ересь и бред чистой воды. Да что там говорить...скука, сказал же. Думал, что в армии от них скроюсь, так нет, прочистили мозги кому не надо. Мерзавцы...может, мне к вам податься, а?
-Неудачная шутка, — ответила Неус. — Уж поверьте мне.
-А кто шутит? Вы в средствах не стеснены, вы творите, что хотите. И еще награды за это получаете. Что, думаете, я...
-Всегда считала, что желающие оказаться в армии в мирное время — психопаты. А уж про желающих оказаться у нас и думать ничего не надо. Радуйтесь, что живете далеко от мест, где горят огни. Радуйтесь, пока жизнь вам это позволяет.
-Вы так говорите, словно сами не любите того, что делаете, — огрызнулся маг. — Вы же палач. Что я, не знаю, что ли, что с ними по-другому не бывает? Надеюсь, вы не будете прятаться за словами про какой-то там долг, как прячетесь за этими вашими бинтиками?
-Вы допустили небольшую ошибку в своих рассуждениях, — негромко, но четко сказала Неус, резко повернувшись к магу и в два шага подойдя к нему вплотную. — Эти повязки защищают вовсе не меня.
Аксель Кетильхесс вдруг поперхнулся, содрогнувшись от сильного рвотного позыва, впрочем, не дошедшего до конечной точки. Неус прошептала два коротких слова, сдобрив их не менее коротким жестом вдоль лица и плеч: бинты, встрепенувшись, словно проснувшиеся от долгого сна змеи, поползли вниз, открывая взору мага лицо Амальгамы, ее шею, руки...руки, что ловким движением сдернули с носа очки, позволив ему заглянуть, наконец, и в глаза...
-Я никогда об этом не просила, — прошелестело нависшее над молодым магом существо, выдохнув ему в лицо очередную порцию чистейшего хлороформа. — Уж поверьте мне...
Аксель не ответил — с полузадушенным хрипом он сполз вниз, стукнувшись бы затылком об начищенный паркет, если бы Амальгама его не подхватила.
Надеюсь, я не перестаралась...
Склонившись над телом мага, Неус тяжело вздохнула, выговаривая нужные слова. Бинты медленно принялись наползать обратно...
-Стоило вас прихлопнуть еще на подходе, — бормотал Коре Кетильхесс, звеня ключами. — Меньше возни было бы, видит Бог. Кто же знал, что вы с собой привели...кто она вообще такая?
-Сложный человек, — пожал плечами Хлыст, наблюдая за тем, как маг отмыкает один замок за другим на массивных железных дверях. — Ее создали во время войны. Этот проект был одним из самых чудовищных вещей, что она породила...
-Вот уж точно, — огрызнулся маг, отпирая последний замок. — Как вы вообще можете работать с...этим?
-Спокойно. Она, может, и сложный человек, но не плохой. Послушайте, я прекрасно понимаю, что мы выглядим для вас разве что досадной помехой...
-Да неужели?
-Но выбора у нас не было, — экзекутор поднял завернутый в ткань футляр. — Эта вещь принадлежала одному из членов организации, известной как Ленинградский Клуб. В ваших краях о них что-нибудь слышали?
-Нет. А стоило?
-Как посмотреть, — задумчиво добавил Оскар. — Так или иначе, она, как мы считаем, представляет огромную ценность, и опасность от нее исходит ничуть не меньшая.
-И почему бы не заняться ей самим? У вас, я думал, специалистов хватает...
-Скажем так, вещь была получена...не самым прямым путем, — усмехнулся Хлыст. — Светить ее раньше времени никто не желает. Мне кажется, условия, которые предлагает Филин, вполне честны. Вы сможете оставить ее себе. Нас устроит уже то, что мы узнаем, что же это за осколочек...ради него мы проделали долгий путь...
-И напугали моего сына до обморочного состояния. У него до сих пор зубы стучат. Ч-черт, надо было ему сказать, чтобы сразу ее вырубил, а не разговоры тянул...
-Возможно. Ваш шанс уже упущен, — Хлыст легонько толкнул дверь. — Так значит, ваша мастерская...
Договорить палач так и не успел — застыл в изумлении. Открывшийся его взору огромный холодный зал с темно-синими стенами и полом, раскрашенным под шахматную доску, был забит зеркалами от края до края. Зеркала укрывали стены, зеркала висели на потолке, зеркала устилали даже пол — большей частью по углам. Шесть ровных рядов зеркал — по двенадцать в каждом — заполняли большую часть помещения — но обомлеть видавшего виды экзекутора заставило вовсе не это.
За каждым из стоячих зеркал — мутных, словно заиндевевших, подернутых какой-то странной рябью, можно было с трудом, но разглядеть человеческое лицо. Здесь были мужчины и женщины, старики и совсем молодые люди, лица чуть ли не эталонной красоты и уродливые морды...застывшие, словно будучи сжаты в неких чудовищных тисках, недвижимые почти полностью — кроме глаз.
В доброй половине глаз плескалось безумие. Во всех — боль.
-Холодновато тут у вас, — преувеличенно бодрым тоном произнес палач. — Топить надо получше...
-Добро пожаловать в Галерею, — усмехнулся в кулак Коре. — Ну что же вы стоите? Вы же хотели видеть ее хозяина, разве нет?
-Матиас...здесь? — недоверчиво бросил Хлыст.
-Конечно, — маг потер руки от холода. — Как и его мастерская. Я же говорил, в нашей семье не любят шума. Потому и пришлось перенести ее...на ту сторону.
-А эти...
-Матиас здесь. Как и все, кто ему чем-то помешал, — Коре снова улыбнулся, делая шажок назад. — Удачи в переговорах. Советую подобрать себе зеркальце пошире...
Дверь словно в насмешку громко хлопнула, закрываясь за его спиной. Еще раз окинув холодный зал ничуть не более теплым взглядом, Хлыст сделал пару шагов вперед.
Однако, в следующий раз поменяемся ролями. Она будет вести деловые переговоры со старой спятившей сволочью, сующей людей в зеркала, а я — сторожить всяких расхлябанных безобидных олухов...
Тишина, висящая здесь, действовала на нервы почище любого шума. Остановившись на почтительном расстоянии от второго по счету ряда зеркал, он, справившись с более чем неприятными мыслями, заставил себя присмотреться к нему получше. Вгляделся в лицо, застывшее в безмолвном вопле, и с трудом сдержался, чтобы не отшатнуться, когда понял, что его только что наградили ответным взглядом. Умение читать чужие мысли было совсем ни к чему, чтобы этот взгляд понять — в нем, кажется, уже веками плавали одни и те же слова.
Убей меня...
Потеряв над собой всякий контроль, он делает шаг — еще, еще один...он так близко, что может уже коснуться гладкой поверхности...
-Я бы не советовал, господин палач.
Голос, шедший, казалось, отовсюду, был звонким — словно звук бесконечно бьющегося стекла...
Проклятье.
-Матиас? Матиас Кетильхесс?
Терять уже все равно нечего, так что его голос даже не дрожит. Почти.
Матиас Кетильхесс. Типичнейший представитель старой гвардии магического сообщества. Такие даже не пытаются казаться людьми.
Матиас Кетильхесс. Прямой потомок полоумного убийцы, поднявшего на дыбы половину Европы ради своих экспериментов...вынужденного из-за них же бежать за тридевять земель...интересно, тот легендарный зеркальный шлем тоже зарыт где-то здесь?
Матиас Кетильхесс. Пожалуй, один из тех, с кем лучше никогда не встречаться. Филин, Филин...за что ты меня так ненавидишь?
-Допустим, — вновь раздался оглушительно звонкий ответ, ринувшись на него со всех сторон — по зеркалам тут же пробежала легкая рябь. — А кто вы? Коре наконец вспомнил, что мне нужно еще сырье?
-Боюсь, что нет, — решив, что тянуть больше уже точно незачем, он срывает тряпицу с контейнера, что сжимает в руках. — Несколько лет назад...скажем так, я здесь от известного вам Ката Асколя. Вы ведь помните...
-Еще бы мне не помнить, — теперь по зеркалам бегут настоящие волны, все более и более буйные. — Еще бы мне не помнить этого нахального пьяницу...не вышло у нас доброго разговора с ним. Ох не вышло...
-Вот как? — сам не понимая, кому — он улыбается. — Ну, сейчас, я вас уверю, ситуация несколько иная...
-Да неужели? — в стеклянном голосе отчетливо чувствуется язвительность — и нарастающие вместе с волнами на зеркалах раздражение.
-Кат Асколь шлет вам свои приветствия, глубочайшие извинения за инцидент многолетней давности...и небольшой сувенир, — не зная, куда приткнуть злосчастный контейнер, он попросту поднимает его вверх на вытянутых руках. — Он считает, что эта безделица могла бы стать хорошим украшением вашей коллекции.
-В таком случае, его наглости поистине нет границ, — зеркала звенят — то, очевидно, смех мага. — Он смеет предлагать мне осколок?
Господи, дай мне выбраться живым отсюда. Пожалуйста. Хотя бы для того, чтобы я набил кое-кому морду...
-Этот осколок хранился у одного из высокопоставленных членов Ленинградского Клуба, — быстро говорит экзекутор. — Мы...
-Это название мне ничего не говорит.
-Они собираются уничтожить нас всех, — бросает он в одно из зеркал, за которым корчится неизвестный ему страдалец. — Всех, кто уродился с Цепями...
-Какие затейники, — короткий перезвон зеркал. — Но что мне до того? Меня теперь не найти. Меня теперь не увидеть и не коснуться. В этом доме я повсюду. А когда проект будет завершен, я, суть разорванный круг, обрету, наконец, истинное смыкание. Я буду везде. Я достигну предела, достигну Истока...
Очень рад за тебя, старая мразь.
-...что мне до вашей возни и до ваших ничтожных осколков? Говори. И если твой ответ меня устроит, я позволю тебе выйти отсюда, палач.
-Этот осколок берегли как зеницу ока. Мы, к сожалению, не знаем о его предназначении и малой части, но согласно протоколам допросов той, что его хранила...о нем она рассказала в самую последнюю очередь. Она не испугалась того, что к ней будут применены пытки, она не испугалась и смерти. Она твердила лишь одно — его нельзя касаться.
И все это Филин узнал из бумажек уже после того, как спер эту хреновину у епископской суки...хорошо, хоть узнал вообще...
-И почему же?
-Это худшая вещь, — повторил он слова Асколя — слова, что тот, в свою очередь, прочитал в протоколах. — Она так и не смогла внятно объяснить, что это значит. Мы, к сожалению, тоже. К кому же еще обратиться, как не...
-Довольно, — загремели зеркала. — Оставь свой жалкий осколок здесь, палач. И уходи. Уходи, пока я позволяю.
-Вы...вы сможете что-то сказать? Что это такое?
-Я подумаю. Подумаю, буду ли этим заниматься. И какую цену я с вас запрошу.
От последних слов Хлыста передернуло.
-Я...я могу идти?
-Ступай, палач. Я должен подумать. Не волнуйся — свою цену я донесу до Филина. Не до тебя...
Он обернулся, когда уже был у дверей. Он знал, чем рискует — но этого вопроса он не мог не задать.
-Скажите...
-Да-а-а-а? — простонала комната.
-Так ли это необходимо? — Хлыст махнул рукой в сторону зеркал, за которыми застыли в своей агонии пленники.
-Естественно, — голос этот был насмешливой вибрацией стекла. — Зеркала должны быть живыми, иначе от них не будет ровным счетом никакого толка. По крайней мере, пока я не переведу проект на следующую стадию.
-Ясно, — он ухватился за холодную дверную ручку. — Что ж, спасибо вам. И...удачи с проектом.
Даст Бог времени, и на него свой мандат о зачистке найдется...
Италия, Венеция.
Герхард Хельденклинген любил старые кафе — можно сказать, любовь эта была у него в крови. Для того, чтобы быть ее удостоенным, заведение должно было, правда, иметь историю, насчитывающую никак не меньше века — и то, где он сейчас устроился, этому требованию вполне себе отвечало. Это было сродни привычке пользоваться услугами одного и того же ателье — того, что уже больше двухсот лет одевало аристократию курии. Два дня назад, прибыв в город, отец Герхард остановился всего в двух шагах от упомянутого кафе — в мансарде с небольшой террасой, снятой на собственные деньги — красивый вид, что оттуда открывался, вполне компенсировал высокую цену. Третий день подряд он приходил сюда, садился с пухлой книгой под едва выглядывающий из тени мраморный бюст, и, час за часом, неторопливо читал, время от времени отрываясь, чтобы понаблюдать за работой невозмутимых официантов. Отец Герхард не спешил — не спешил и тот, кого он ждал.
К вечеру третьего дня все стало говорить о том, что ожидание дольше не продлится: обнаружив еще днем забытую кем-то увесистую темно-красную трость, сиротливо стоявшую в уголке специальной стойки, старый палач терпеливо ждал момента, когда солнце, наконец, завалится за горизонт — и когда последние посетители покинут это тихое, в чем-то даже сонное, заведение.
Гость пришел, едва последний солнечный лучик был поглощен вечерней тьмой и тишью. Гость пришел неслышно — и пусть Герхард следил отнюдь не за одними окнами и главным входом, он все равно не смог уловить момента, когда же тот появился в опустевшей зале.
Очередная изящная трость в руках гостя — старый палач знал, их у него было более сотни — была желтой — этот сигнал Герхард понял так же хорошо, как и дневной. Гость пребывал в нетерпении. Гость был раздражен.
-Я гадал, может ли этот месяц стать еще отвратительнее, — голос гостя был тих — а точнее, приглушен обтягивающей лицо гладкой черной тканью. — Спешу выразить свою признательность — благодаря вам я получил ответ даже раньше, чем на то надеялся.
Отец Герахрд не спеша рассматривал того, кто также неспешно садился напротив. Отметил новенький черный костюм, не упустил брошенный точно на крючок вешалки высокий цилиндр, тяжелые темные очки, посаженные на длинный нос, щегольской плащ с алым подбоем.
-Весь этот месяц я молился о чуде, — не менее спокойным тоном ответил, наконец, экзекутор. — Как вы можете понять, недостаточно усердно — иначе бы в этой встрече не возникло нужды.
Оба рассмеялись.
-Я рад видеть, что у нас все по-прежнему, — двумя пальцами сняв очки, гость осторожно стянул с лица темную ткань: кожа его была бледна — не аристократически, но мертвенно. — Великолепный город, не правда ли? Помните, пятнадцать лет назад? Вам пришлось оставить здесь троих своих людей.
-Конечно, — вежливо ответил Герхард. — Вы же, я думаю, несомненно помните о том, что оставили здесь вы. В частности, мечты выгодно продать ту адскую машину...
-...как и ее саму, — тихо вздохнул гость. — Признаться, мы могли бы разыграть ту партию куда аккуратнее. — Мне до сих пор горько сознавать, что целостность моего Кладбища в тот год была так грубо нарушена.
-Кто это был? — чуть улыбнулся Герхард. — Кажется, кто-то из "первого дробь пятого"?
-Двенадцать отборных бойцов Королевского Норфолкского полка, если позволите, — гость постучал по столешнице бледными пальцами. — Увы, некоторые потери не восполнить. А ведь эти солдатики служили мне таким хорошим напоминанием о тех чудесных временах...
