Время еще было — здесь она должна была согласиться с Каем. Ей случалось латать раны куда более страшные, ей доводилось возвращать тех, кто, казалось, ушел уже слишком далеко — но даже не будь в метре от нее воплощенной смерти, не дающей ни шанса прибегнуть к чарам, даже не будь она уверена, что получит пулю в лицо, едва Кай почувствует в воздухе хоть что-нибудь, что она могла бы туда вплести одним своим дыханием, смогла бы она? Смогла бы она вернуть того, кто захлопнул за собою все существующие двери, кто сделал, наверное, все возможное, чтобы не вернуться?
Ответы, определенно, могли быть лишь у того, чьи глаза сейчас безотрывно смотрели на нее — глаза, где была собрана вся усталость людского рода от своей жизни — и того, что неизменно следовало после нее...
-Так значит, вы осознаете, что и этот ваш план может пойти прахом? — забросила Неус очередной крючок. — Иначе бы не было нужды...
-Это несущественно, — спокойно проговорил Кай. — Вы не видите цельной картины, вот почему вам кажется, что если вы одержите одну или даже несколько побед, это что-то изменит. Я говорил об этом не так давно тому, кто мог заглянуть в будущее, но он совершал ту же ошибку, что и вы сейчас. Вы смотрите вперед, когда вам следовало бы обернуться, — он вздохнул. — Впрочем, для вас это уже неважно. У меня осталось еще две или три возможности закончить все здесь. С учетом того, что оловянный солдатик так и не вышел на связь, пожалуй, лишь две. Одна из них — вы.
-Я не приму осколка.
-Вот как? — безразличным тоном произнес Кай. — В таком случае, вы не оставляете мне иного выбора, кроме как...
-...убить всех в этом доме? — прервала его Амальгама. — А вы не так уж и оригинальны. И не так уж умны. Если я откажусь вам...помочь, умрут они. Если я дам согласие — умрут все. Так неужели вы считаете, что...
-Я ничего не считаю. Я знаю, — теперь прервал чужую речь уже Кай. — Не забывайте, я видел вас до конца. И я знаю, что сама ваша испорченная суть, которая требует то мученичества, то иных безумств, присущих тем, кто для вас свят, и кем хотите себе казаться вы, не позволит вам остаться в стороне. Послушайте меня, Неус...
-Вы не сможете убедить меня, как ее.
-Я и не буду пытаться. Быть может, я просто расскажу вам сказку?
-Ч-что?
-Жила-была монетка, — шагнув вперед — по Цепям тут же разлилась обжигающая боль — произнес Кай. — Она только что появилась на свет, чистенькая, светленькая, покатилась и зазвенела — "Ура, теперь пойду гулять по белу свету!" (2)...
Если и существовал удачный момент для удара, то наступил он именно сейчас — вот только Неус, совершенно не готовая к такому повороту разговора, так и осталась стоять там, где была.
-Монетка была серебряная, меди в ней было очень мало, и вот она уже целый год гуляла по белу свету, то есть по той стране, где была отчеканена. Потом она отправилась путешествовать за границу и оказалась последнею родной монеткою в кошельке путешественника...
Кай подходил все ближе. Боль становилась все сильней. Остановившись совсем рядом с ней, он продолжал говорить — глухо, скорбно, устало...
И — если ей только не почудилось — с ощутимыми нотками жалости.
-... и тут монетка вывалилась из кармана на пол; никто не слыхал, никто не видал этого. "Вот славно-то! Опять пойду гулять по свету, увижу новых людей, новые обычаи!" — подумала монетка....
Оцепенение постепенно спадало, но она все еще не могла ударить, все еще не могла решиться. Показное пренебрежение этого существа собственной жизнью — а ведь он знал, прекрасно знал, как легко она могла бы ее прервать — служило лучшим из доказательств того, что недавние его слова правдивы. Она знала далеко не все — в этом, конечно, не было и капли сомнений. Какой план будет обращен в пыль вместе со смертью Кая, а какой она только приведет в действие? Что еще осталось у него в рукаве для одной только лондонской операции?
-Это что за монетка? Это не наша монета. Фальшивая! Никуда не годится!
Они и правда не могли ничего изменить...или же он в это истово верил, потому и подставлял себя под нож, даже не пытаясь более угрожать ей, будто бы забыв начисто о том, на что она способна.
-Я же знала, что я чисто серебряная, хорошего звона и настоящей чеканки! Верно, люди ошиблись, не могли они так говорить обо мне! Однако они отзывались именно обо мне! Это меня называли фальшивою, это я никуда не годилась! "Ну, я сбуду ее с рук в сумерках!" — сказал мой хозяин и сбыл-таки. Но при дневном свете меня опять принялись бранить...
Она не знала, что из этого было верным — и потому все еще не могла решиться. Пусть даже там, за его спиной, и продолжала совершенно молча, принимая происходящее с ней как должное, как самую правильную вещь в мире, истекать кровью Герда.
-Ах, несчастная я монетка! Что толку в моем серебре, в моем достоинстве, чеканке, когда все это ни к чему! В глазах света останешься тем, за кого он тебя примет! Как же, должно быть, ужасно иметь нечистую совесть, пробиваться вперед нечистыми путями, если мне, ни в чем не повинной, так тяжело потому только, что я кажусь виновною! Переходя в новые руки, я всякий раз трепещу от того взгляда, который упадет на меня сейчас: я ведь знаю, что меня тут же отшвырнут в сторону, бросят, точно я обманщица!
Лицо Кая, казалось, расплывалось пред ее глазами, становясь чем-то иным, чем-то смутно знакомым — знакомым по невообразимой боли, которую с собой этот образ нес. Простые слова старой сказки становилось оружием, заточенным, нет, произведенным на свет лишь для поражения одной конкретной цели — ведь видя самую суть той цели, Кай лучше всех прочих знал, какие слова пробудят в ней что-то, нужное ему, какие слова больнее ее ранят.
-Не хочу я никого обманывать! Я пробью в тебе дырку, пусть каждый знает, что ты фальшивая. А впрочем...постой, мне пришло на ум — может быть, ты счастливая монетка? Право, так! Я пробью в тебе дырочку, продену шнурок и повешу на шею соседкиной девочки — пусть носит на счастье!
Кая не было пред ней — да и был ли вообще когда-то? Сказка не имела значения как таковая — только то, что стояло за нею. И слова — те, что назначены были ей, что могла услышать она одна, заставляли увидеть, что это были стылые коридора бункера в Дахау, белый потолок зала метаморфоз. Склонившийся над нею штандартенфюрер Вольфрам.
-И она положила меня в кислоту, так что я вся позеленела, потом затерла дырку, немножко почистила меня и в сумерках пошла к продавцу лотерейных билетов купить на счастье билетик...
-Остановись.
Она сама удивилась безмерно, что откуда-то нашлись силы вымолвить хоть слово. Но, едва оно прозвучало, дышать стало легче — и, неуверенно моргнув, Амальгама вновь увидела Кая — тот же посмотрел на нее почти с удивлением.
-Но ради чего? — проговорил он, отойдя на шажок. — Разве я где-то ошибся, Неус? Разве я рассказываю сейчас не вашу собственную историю?
-Ты ничего обо мне не знаешь. Ничего. И...
-Но ведь это не так, Неус. Я знаю о вас все. Я знаю вас даже лучше, чем вы сами. Я знаю о той боли, через которую вы прошли, серебряная монетка...и я знаю, как кончается та сказка. Ваша сказка. А знаете ли вы?
-Я...
-Но вот однажды явился путешественник; ему, конечно, сейчас же подсунули меня, и он был так прост, что взял меня за здешнюю монету...
Невыносимо трудно было заставить себя отвернуться, прекратить вслушиваться, прекратить сопоставлять, искать смысл — ведь этого он только и добивался своими речами. Этим он сделал из той, что сейчас умирает за его спиной — и один Господь знает из кого еще — нечто неизмеримо меньшее, чем человеческое существо, нечто, принявшее без остатка свою жалкую роль...не человека более, но персонажа очередной старой сказки, чьи слова и поступки расписаны наперед до самого конца. Невыносимо трудно, но, едва ей это удалось, как Неус едва не рассмеялась в это бледное лицо. В его власти, несомненно, было убить ее, но и только. Еще одним персонажем она не станет.
К тому же, отрешившись от самой смерти, что начитывала ей строку за строкой, она услышала кое-что еще. И, если ей только сейчас не показалось...
-Ведь это наша родная монетка, хорошая, честная монетка с моей родины, а в ней пробили дырку и зовут ее фальшивою! Вот забавно! Надо будет сберечь тебя и взять с собою домой! — Кай шагнул ближе. — Ваша жизнь была полна боли, Неус, но скоро все закончится. Вы...
Речь оборвалась на полуслове. Несколько показавшихся Амальгаме вечностью мгновений Кай напряженно вслушивался в то, что ее ушей достигло куда раньше. И, резко изменившись в лице, рванулся вбок, прижимаясь спиной к стене, вздергивая вверх свой небольшой пистолетик...
Всаживая, одну за другой, несколько пуль в трухлявое дерево двери.
-Нет, — протянул он, едва Неус успела шевельнуться — и вновь направил ствол ей в лицо. — Не пытайтесь.
Медленные шаги к дверям — вдоль стены, подняв оружие. Остановившись, Кай, стараясь не выпускать Амальгаму из-под прицела больше, чем на несколько секунд, наградил дверь пинком — открылась она не до конца, ударившись о распростертое за порогом тело в темном костюме.
-Слишком тяжелая обувь, — холодно произнес он. — Не знаю, как они сумели обнаружить нас столь быстро, но вот так топать ногами точно не стоило...
Треск, звон. В соседней комнате словно что-то взорвалось — и, раньше, чем Кай успел направить оружие в ту сторону, соединяющую помещения дверь вынесло вперед с жутким грохотом.
-Обувь разная бывает, — сухо произнес Асколь, перешагивая через порог. — Та, что поумнее, пользуется окнами.
Ширнесс.
Кое-где еще раздавались отдельные выстрелы — но все реже и реже. В который уже раз закашлявшись от заползшего в глотку дыма, Алеев поправил нацепленную на лицо Ольги дыхательную маску — Сетка была сейчас столь слаба, что даже шевелить могла не руками, но одними лишь пальцами.
-Итак...как мне вас называть?
Темноволосый маг, чей нелепый шарфик начисто разрушал всю мрачную серьезность его облика, наградил его тяжелым взглядом, и заговорил на почти безупречном русском, не скрывая усталости:
-Людвик Швец, Пражская ассоциация, — по сухости голос чеха давал фору пустыне-другой. — Вам хватит и этого. Вы?
-Лейтенант Григорий Алеев, контролер "Черных стрел". Вам, думаю, тоже довольно будет, — столь же сухо ответил он, смотря не столько на мага, сколько на уложенную им у стены Анну — едва дышащую, в опаленном и изорванном костюме.
-Вполне, — кивнул маг, в свою очередь кинув взор — не без раздражения — на тело Корнелиуса Альбы, у чьего затылка застыл пистолет Лина. — Так вот вы какой, значит...
-Ожидали чего-то иного?
-Кого-то постарше и, наверное, поумней, — фыркнул Швец. — Впрочем, не удивлен провалу по обоим статьям — служа "Атропе", состариться успевают единицы, а чтобы счесть тех из ее солдатни, кто обладает хоть каплей мозгов, придется забираться в дроби.
-Дипломатия явно не ваш конек, — хмыкнул лейтенант.
-От советского оккупанта слышу, — усмехнулся в ответ Людвик и потер руки в перчатках. — Но, как бы у нас не было паршиво с этой самой дипломатией, товарищ Алеев, вопросы решать надо. Я прав?
-Было бы неплохо, — сдержанно ответил лейтенант. — Быть может, у вас даже и парочка вариантов найдется?
-Боюсь, больше двух не отыщу, — хрипнул Людвик. — Первый довольно прост — в нем я соглашусь, на пару-тройку минут, считать вас людьми разумными, и в знак того верну вам эту девку. В ответ хотелось бы получить вон ту парочку бесноватых, — палец в перчатке указал на разложенного на полу Альбу и, дернувшись в сторону, остановился теперь на Эрике — последний все еще пребывал в глубокой отключке. — И нет, обмен равен. Я к счету еще кое-что добавлю.
-И это...
-Правда, — просто сказал Людвик. — Зачем вы здесь. И что чуть было не устроили по указке стервеца, что у вас Каем зовется. Что до второго варианта...
-Он и так кристально ясен, — со всем возможным спокойствием в голосе произнес лейтенант. — Его обеспечат, если придется, все те, что сейчас за нами.
Молчание, повисшее после этих слов, казалось, вполне можно было потрогать или уколоть иглой. Алеев смотрел за спину магу — там, у входа, собралась команда настолько разношерстная, что голова шла кругом. Светловолосого типа с печальными серыми глазами и стеклянной перчаткой он узнал еще по Польше, где видел его, правда лишь мельком — но видел достаточно, чтобы уже никогда не забыть. Узнал лейтенант и ту высоченную женщину, с которой, как сообщил ему маг, сошлась в бою Анна, другая же женщина — что лишь на несколько секунд приподняла укрывавшую лицо железную маску, входя в помещение — была человеком новым, но, вне всякого сомнения, столь же опасным, раз дотянула до этой самой минуты и не распрощалась с жизнью. Людвик смотрел за спину Алееву: и видел там уцелевших бойцов "Атропы", до которых, едва спали чары, смог добраться сигнал о прекращении огня, последнюю из отправленных в порт тройку "глушителей", хрупкую, как тростинка, девушку в массивном кресле, существо в маске, что в любой момент было готово разбить череп бывшему башенному охотнику единственным выстрелом...
И, конечно, превосходившую ростом всех в помещении фигуру Прародителя. Последний не говорил ни слова — лишь стоял, сложив руки на груди, возвышался закутанной в шерстяной плащ горой, что дарила свой мертвенный взор одному-единственному человеку в комнате. И тот был готов пойти на что угодно, лишь бы тварь прекратила на него смотреть.
Алеев был удивлен, что Порфирий внял его словам о временном прекращении огня. Людвик удивлялся скорее тому, что все они, находящиеся столь близко к Прародителю, еще дышат.
-Нам уже пытались рассказать некую "правду", — первым прервал молчание Алеев, искренне опасаясь, что иначе прервет его уже треск автоматов. — Стальная ведьма...
-Слышал, — резко ответил Людвик. — Ее проводили из Союза орудийным огнем, что может значить две вещи, ни одной из которых я не был бы удивлен. А именно — толпа орясин, что составляет ваш Директорат, в очередной раз пополам треснула, когда у кого-то появилось отличное от их мнение...или же графиня просто выбрала не ту форму, чтобы высказать свои подозрения. За что и поплатилась. Я, в отличие от ее сиятельства, словами не играю. С детства того не любил.
-Это радует.
-...так что буду краток, как список ваших бескровных побед, — Швец в который раз уже потер руки. — Вас отправили сюда на смерть. Нет, даже не так — успей вы активировать ваши...установки, она бы побрала все население Британских островов как минимум.
-Мы, конечно, должны поверить вам на слово?
-Будь вы на это способны, то были бы полными идиотами, а с таковыми я дел не имею, — проворчал маг. — К счастью для вас, вы всего лишь полудурни.
-Вы, случаем, в переговорах шестьдесят восьмого года с Клубом не участвовали? От лица Пражской? — не удержался Алеев. — А то они, знаете, быстро что-то в тупик зашли...
-Увы, — развел руками маг. — Обо мне вспоминают обычно лишь тогда, когда нужно срочно кого-то подпалить. Вот и сейчас...впрочем, для нас обоих будет лучше, если до того не дойдет — мне не придется мучить лишний раз Цепи, а вам — лететь по ветру пеплом. Отвечая на ваш вопрос, лейтенант...нет, на слово вам верить не нужно. Где они?
