Только вот что это изменит? Что это даст ему, который и отправил его сюда, прекрасно зная, что он может что-то такое выкинуть?
-Кат!
Да что им надо? Что им теперь надо, когда весь двор завален трупами, один из них убит, а цель упущена? Когда все что у них осталось — дырки в боках, пустые карманы и эта хнычущая сука с мешком на голове?
-Кат. Он еще жив...
Разгромленная квартира в предназначенном под снос здании. В коридоре темно, но, честно говоря, это никого особо не трогает. Они сидят на притащенных из соседних квартир стульях. Сидят молча, конечно же.
Ренье, как обычно, прикрыл глаза, кто-то другой, наверное, подумал бы, что ему все равно — но здесь никто так не подумает, здесь ведь все свои. И все знают, что там, за этими глазами, бурлит тот еще хаос из мрачных мыслей — а у кого здесь сейчас иные? Даже Шепот мрачнее тучи, что уж говорить про Хлыста, что уж говорить...что уж говорить про него самого.
Асколь сидел ближе всех к двери, смотрел на нее, почти что не моргая. Так что когда та открылась и в коридор вывалился целитель, прибывший вместе с рыцарями — невысокий и неказистый типчик с давно потухшим взором, тараканьими усами и перепачканными в крови руками — Асколь был первым, кто наградил его тяжелым взглядом, в котором читалось куда как больше, чем в любом устном вопросе. Взгляда этого целитель не выдержал.
-Я...
Ну давай уже, чтоб тебя. Рожай.
-Я пытался, — наконец, выдохнул целитель, избегая смотреть кому-либо в глаза. — Очень тяжелые раны. Пули, вероятно, были зачарованы...страшнее разрывных...
Скажи уже это. Сколько можно ходить вокруг да около. Когда ты уже это скажешь?
-Я...я сделал для него все, что мог.
Злость поднимается, злость растет, требуя выхода. Этот мешок с мясом не может даже найти достаточно духу, чтобы сказать простые два-три слова, которые сказать обязан. А они почему-то могли тащить истекающего кровью Криста на себе до машины прибывшего с опозданием подкрепления. Он почему-то мог сидеть там, рядом с ним, всю дорогу, не давая начать себя жалеть, раскиснуть и расклеиться — что значило бы смерть — он почему-то помогал ему, как умел, пусть даже у него не оставалось уже тогда сил даже на самые простейшие формулы. Он почему-то довез его сюда живым. И он обещал Кристу, что он живым останется — ты только не прекращай злиться, ты только не начинай засыпать, ты только держись...
Он ничего не говорит. Просто встает со своего места и идет к этому мешку с мясом, чтобы вырвать из него слова, которые сказать тот должен. Должен, если у него есть хотя бы щепотка смелости. В противном случае он последует за Кристом.
Целитель встречается с ним взглядом. Пятится к дверям. Снова начинает что-то блеять, но, к счастью, быстро догадывается, чего от него ждут эти мрачные усталые люди. Все-таки решается.
-Он мертв.
Чернота застилает глаза. Он взял его сюда, взял, чтобы он попробовал ад. Чтобы ад решил, останется ли он в строю. Он — а не кто-то другой — бросил его в водоворот, из которого Крист не выплыл. Он выполнил свой долг, как скажут потом, более того, избавил цепь от слабого звена.
Только почему, Господи, от всех этих красивых и умных доводов ему ни капли не легче?
Он ничего более не говорит целителю, тот понимает все из одного взгляда. Уходи — говорят эти глаза — уходи, пока твои кривые руки, не сумевшие спасти эту жизнь, еще при тебе, а не вырваны с мясом. Целителю, очевидно, руки еще дороги — поперхнувшись очередной пустой фразой, он прижимается к стене и бочком проходит мимо экзекутора. А оказавшись на почтительном расстоянии от палачей, переходит уже на бег.
-Кат? — в реальность его возвращает Шепот. — Нам надо связаться с координатором.
-Хлыст, подготовь доклад, — прохрипел палач, падая обратно на стул. — Ренье...
-Да?
-Найди кого-нибудь из этих... — он не заканчивает фразы, но и так понятно, что речь идет об оставшихся сейчас в здании рыцарях.
-Зачем?
-Мне нужна будет связь с триумвиратом. Напрямую. И не по такой херовой линии, как у нас сейчас, — глухо произнес экзекутор. — Хочу задать им пару вопросов. Например, кто изначально планировал эту операцию. Что они действительно знали, отправляя нас сюда, и что из этого они нам предпочли не говорить. Я хочу знать, за что умер Крист, кто украл Морольфа...
-Сделаем, — медленно ответил Ренье. — Вот только ты сам знаешь, что мы вряд ли получим достаточно ответов.
-...и более всего я хочу знать, кто были эти парни, — чувствуя, как возвращается холодное бешенство, продолжил Асколь. — Я хочу знать, что это за твари, которые знают все наши фокусы, которые действуют быстрее чем полностью обученный экзекутор. Которые способны его убить без труда. Которые после смерти растворяются и оставляют только лужу серой грязи...
-Это русские, сэр, — новый голос заставил всех обернуться к его источнику.
Источником оказался невысокий тип в темной униформе — небритый и весь какой-то помятый на вид.
-А то я не догадался по голосам, — огрызнулся Асколь на рыцаря. — Чего вам?
-Вас...вас вызывают, — помявшись, ответил тот. — Епископ Юлиан Верт.
Интерлюдия 3. Оракул.
Винтовая лестница, что вела вниз, казалась поистине бесконечной. Время от времени попадались относительно широкие площадки, на которых были свои маленькие дверки — как правило, давно уже проржавевшие — но два спускавшихся по старым каменным ступеням человека и не думали останавливаться.
Тот, что шел первым, был высок ростом и чуточку бледен — впрочем, в полутьме эта бледность в глаза почти что не бросалась. Несколько худощавый, он выглядел от силы лет на пятьдесят — пятьдесят пять: морщин на лице не было, только старые шрамы, длинные седые волосы, укрывающие плечи, еще даже и не начинали выпадать, а глаза...глаза действительно могли бы помочь с установлением его истинного возраста, если бы он, конечно, не прятал их за большими круглыми очками с синими стеклами и в тяжелой оправе. И, точно так же, как глаза укрывали очки, нос и рот человека запечатывала небольшая прозрачная маска для ингаляций, тоненький шланг от которой уходил к продолговатой черной коробочке, заткнутой за его пояс — совсем рядом с потертыми ножнами, в которых покоился, судя по искусно отделанной рукояти, меч весьма и весьма дорогой. Коробочка тихо гудела и булькала, а меч, в свою очередь, постукивал человека по ноге, но ни на то, ни на другое он не обращал ровным счетом никакого внимания.
Его спутника, напротив, старость не просто затронула — давно и прочно сжала в своих безжалостных тисках, и, похоже, с нею он, в отличие от человека в очках, и не пытался особо сражаться. Лицо его было ссохшимся, словно испортившийся фрукт, тонкие обветренные губы кривились, когда он думал о чем-то своем, седых волос, равно как и зубов, давно уже не хватало, а сухонькая рука сжимала увесистую отлакированную трость, которая то и дело врезалась в пыльные камни с гулким звуком. Он ощутимо хромал на правую ногу, а время от времени был вынужден искать дополнительную опору, хватаясь за выступы в стенах свободной рукой. В сильный контраст со всем этим вступали глаза — все еще ясные, бодрые, с пристальным и цепким взглядом.
-Мне начинает уже казаться, что это одна из ваших...ложных комнат, — проворчал человек с тростью. — Что-то все не кончается.
-Минус девятый уровень, — ответил человек в очках. — А мы на минус шестом, так что уже скоро придем.
Надеюсь, что так и будет. В вашем лабиринте и протезы в пыль стереть недолго...
Еще несколько поворотов, еще несколько старых, пыльных площадок, и вот, наконец, пред ними огромная, в половину стены, железная дверь — в банковских хранилищах и то ставят потоньше. Дверь была воистину монументальной, но человек с тростью в первую очередь отмечал отнюдь не крепость металла, а то, как давно обновлялись охранные письмена и что за предметы были вмурованы в пол перед дверью и стены рядом, где проход сужался настолько, что ему приходилось выглядывать из-за спины своего проводника.
Тот, тем временем, уже вытащил из своих темных, явно пошитых на заказ, одежд связку ключей, быстро определив нужный. Достав спички, зажег стоявшие в стенных нишах светильники, чтобы разогнать царившую тьму и найти крохотный, почти незаметный замочек. Когда стало видно старую гравировку в верхней части двери, человек с тростью ехидно усмехнулся, даже не дочитав до конца:
-Эх, что за безвкусица.
-Не я делал, — пожал плечами человек в очках, проворачивая ключ в замке. — Я бы сделал, по крайней мере, на итальянском. Здесь давно все надо менять...двери, пол...приличную охранную систему вместо этой магической чертовщины...
-Что же останавливает? Неужто традиции?
-Время. Только время, которое на это придется угробить, — ключ сделал третий оборот и покинул скважину. — Прошу...
Человек в очках нырнул в открывающуюся за дверью тьму вторым. Через несколько мгновений скрытый в стенах старый механизм сработал, пусть и не без задержек, и монолитная дверь с выбитым на ней "Desine sperare qui hic intras" с грохотом захлопнулась.
Тьма в подземелье царила не очень долго — ровно столько, сколько понадобилось человеку в очках с синими стеклами, чтобы дернуть нужный рычаг у дверей. Медленно, постепенно, надсадно гудя, загорались одна за другой лампы, довольно странно смотревшиеся в этой темнице — они были, наверное, единственным заметным глазу элементом, что никак не вписывался в общую картину. Впрочем, картина даже так оставалась слишком большой, запутанной и сложной: как и само здание, где они сейчас находились, темница была шизофреническим нагромождением объемов. Узкие кельи, встроенные между старыми крыльями помещения более масштабные конструкции, и, конечно, коридоры, переплетавшиеся всеми возможными способами и имевшие слишком много дверей, прилегающих комнаток и тупиков. Заблудиться здесь было проще простого.
-А вы неплохо устроились, Леопольд, — человек с тростью придирчиво осмотрел ближайшие к ним двери камер. — И далеко нам?
-Не очень, — человек в очках бросил ключи в карман. — Кстати говоря, Герхард, вы первый чужак за последние полтора века, который пройдет через те двери не только внутрь...
-Где-то тут, я, наверное, должен начать пухнуть от предоставленной мне чести, не так ли? — улыбнулся человек с тростью.
-Всего лишь должны понимать, насколько исключительная сейчас ситуация, — голос Леопольда приглушал ингалятор. — Ваш агент сгинул в Польше. Дал себя захватить...
-Я бы не стал так беспокоиться на его счет, — выдохнул Герхард. — Держу пари, через пару дней его выловят где-нибудь в Балтийском море, наряженного в женское платье. Ну...как самый простой и безобидный вариант.
-Вижу, вы очень в нем уверены... — свернув в очередной коридорчик, человек в очках остановился, чтобы дернуть какой-то рубильник и там. — Но, боюсь, от этих людей уйти будет очень и очень тяжело...
-И именно поэтому вы решили, что пришло время раскрыть несколько наших карт, — выдернув трость, чуть не застрявшую меж двумя камнями, Герхард ускорил шаг. — Что по-тихому решить дело уже не получится.
-Почему же? Может, у нас еще и будут шансы, если Морольф хорош именно настолько, насколько вы его расписываете. Но Церковь уже начала собственное расследование, и, рано или поздно, наши пути пересекутся. Ко мне придут за определенным ответами.
-Ха. Вы так говорите, словно они могут вас заставить. Все равно, что башенные лопухи пришли бы на порог, скажем, к Айнцбернам, и что-нибудь бы потребовали.
-Конфликт им не нужен, равно как и мне. А что мне нужно в настоящий момент — стоящее прикрытие на всех уровнях. Пусть они копают под этих русских безумцев, пусть готовят свои операции...чем больше шума они наведут, тем проще будет нам проскочить незамеченными, — Леопольд поправил очки. — У нас не так уж и много времени осталось...
-Я уже работаю над этим, — помолчав, произнес Герхард. — Как мы и договаривались, тряхнул старыми связями.
-Отлично, — Леопольд махнул рукой вперед. — И скоро получите свою награду, как мы и договаривались...
Становилось светлее. Теперь Герхард мог разглядеть высокие стеллажи, забитые разнообразными сосудами: колбы с прахом Апостолов, залитые формалином стеклянные пузыри со странными зверьками и уродцами, черепа на бронзовых подставках, ни один из которых явно не принадлежал человеку...
В своих сырых темных камерах, за прочными решетками, висели на старых цепях не менее старые скелеты — истлевшие кости невообразимого числа тварей, сгинувших здесь и даже не получивших права отойти в землю, получивших лишь порядковые номера, написанные чернилами на их деформированных так или иначе останках. Некоторые камеры были замурованы и заварены, в некоторых стояли на железных столах гробы, а где-то было только нечто, залитое в цельный цементный блок — оставалось лишь гадать, что же захотели скрыть там, внутри, хозяева страшного подземелья. Оставалось лишь гадать, сколько же еще тут этих камер...
-Я так гляжу, уборкой тут давненько не занимались, — Герхард глянул на крохотную — там, наверное, сложно было бы даже встать в полный рост — камеру, где, судя по табличке у дверей, встретил последние годы жизни некий маг с труднопроизносимым именем.
-Нет необходимости, — Леопольд шумно вдохнул подаваемый ингалятором воздух. — Сейчас используется примерно тридцать процентов всего комплекса, и этого хватает уже лет пятьдесят. Сами понимаете, все умирает.
-Почти все.
-Почти. Но, в том числе, и некоторые чудовища. Стало ль их меньше или просто научились лучше прятаться...выбирайте уж что вам больше по душе, так или иначе, столько камер нам уже не нужно.
Интересно, сколько здесь сдохло зарывшихся слишком глубоко в твои секреты. Скольким ты прищемил сунутый куда не надо нос тюремной решеткой и навесил кандалы на загребущие руки, протянутые к вашей семейке...
-Что ж, почти пришли, — открыв дверь в очередной коридор, Леопольд весело забренчал ключами. — Ее камера в самом дальнем крыле.
-Как ее зовут, кстати говоря? — прохрипел Герхард. — Я имею в виду, на самом деле?
-Франка Корти, — быстро ответил Леопольд. — Официально она погибла много лет назад вместе со всеми своими людьми во время очередной провальной попытки остановить очередную манифестацию Ночи Валахии. Неофициально...что ж, мы, по крайней мере, о ней заботимся лучше, чем могло бы Бюро, попади она в их лапы.
О ком вы тут по-настоящему заботитесь, уточнять, пожалуй, не буду...
-Она видела будущее и до того, — продолжил человек в очках. — Не очень далеко — на день-два вперед — зато очень туманно и косо. Впрочем, на тот момент даже этого казалось более чем достаточно.
-Пока их не отправили на убой.
-Да. И лишь ее одну этот...феномен пощадил по неизвестным нам причинам. Лично я предполагаю, конечно, что именно из-за ее дара, который оно углубило в той же степени, в коей и извратило, превратив в проклятье.
