Если бы у него было, что терять, он бы, несомненно, еще тогда задумался, как отвечать на предложение того человека. Но терять по определенным причинам давно уже было нечего, зато было куда стремиться. Впрочем, даже так — если бы он только мог представить, что вскоре узнает, дав это самое согласие...если бы он только знал...
Что ж, уж теперь-то, когда он преодолел все испытания и оказался в самом сердце опутавшего всю страну заговора, рыпаться точно было немножко поздновато. Шагая к машине — и почти каждые несколько шагов останавливаясь, чтобы выдрать увязающие ноги из хлюпающей грязи, он продолжал гадать, как выглядит глава "Атропы", человек, который, как им говорили, спасал от гибели не просто Союз — все человечество — причем далеко не единожды. Человек, которому на самом деле подчинялась 133-ая армия, человек, что выиграл, по слухам, великое множество войн, ни одна из которых не была — и никогда не станет, наверное — известна обывателю.
Тяжелую дверь машины открыл очередной мрачный "глушитель", молча кивнув — залезай, мол.
-Товарищ полковник, с...
-Брось тянуться, не на плацу, — прохрипел кто-то из глубины салона. — Залезай.
Первый укол удивления — кажется, глава Площадки Два был не настолько страшен и серьезен, как он нем говорили. Что ж, осталось посмотреть, такое же он чудище, каким его рисовали...
-Урок первый, — продолжил развалившийся на заднем сиденье человек, когда Алеев, наконец, забрался в машину, захлопнув за собой дверь. — Старые звания здесь ровным счетом ничего не значат, потому как мы сами решаем, кто чего достоин. В настоящий момент ты уже выпал из системы, в которой родился, рос, учился и служил. Теперь ты над ней. С чем тебя и поздравляю.
Зажглась тусклая лампочка, встроенная в потолок, и настало время второго приступа удивления — ведь теперь он увидел главу "Атропы" — и никак не мог поверить тому, что видит пред собой.
Полковник Константин Александрович Щепкин был человеком высоким и грузным, потертая форма на нем едва ли не лопалась. Этот круглолицый человек с жиденькими седыми волосами, двойным подбородком и массивными, как ветви дуба, руками в кожаных перчатках, вовсе не походил на то чудище, которым его представляли в старых байках. Какое там чудище — пивной бочонок, обернутый в мундир. Деталью, что ломала этот исполненный простодушия образ, были глаза — живые, с острым, пробивающим насквозь взглядом.
-Трогай, — голос тоже не очень подходил этому толстяку — бодрый и четкий, казавшийся куда моложе, чем сам его обладатель, который тем временем уже повернулся к Алееву. — Ну что же, добро пожаловать в Ленинградский Клуб. Теперь уже официально, — сдавив своей лапищей протянувшуюся навстречу руку, он хрипло рассмеялся. — Как первое впечатление?
-Честно говоря, я... — Алеев задумался.
Честно говоря, я не таким вас себе представлял. Нет, вы были тощий, лысый, как коленка, и похожий на птицу-падальщика...
-Честно говоря, ты даже не знаешь что и думать, — продолжил за него полковник. — Всего несколько лет назад ты жил совершенно обычной жизнью, пока один из наших тебя не заприметил и не втянул в этот бурлящий котелок. Почему мы вообще это сделали, спросишь ты? Почему ты, а не кто-то другой? Тут все просто — мы ищем тех, кого искать никто не будет, — он снова глухо рассмеялся.
Знает. Ну конечно, знает...
Он молчал, то и дело поглядывая в окно. Ехали они медленно, так что растянувшийся вокруг унылейший пейзаж можно было рассматривать во всех мельчайших подробностях. Он молчал — он не так представлял себе этот разговор и все те речи, что заранее он готовил, остались не у дел.
-А теперь, прежде чем я тебе окончательно объясню, во что ты вляпался, скажи мне сам, что думаешь. Что о нас говорили, о чем шептались, до чего сам дошел. Куда, по-твоему, ты попал.
-Я... — справившись с собой — все-таки совсем не так шел разговор, совсем не так, как в его мыслях! — Алеев посмотрел в глаза полковника и заговорил — медленно и поначалу несколько неуверенно. — Насколько я могу судить, организация, которую называют Ленинградским Клубом...самая засекреченная из всех спецслужб и управлений, что вообще существуют. Она имеет доступ ко всем секретам, своих людей в высших эшелонах власти, контролирует армию...создает свою собственную с использованием новейших достижений науки...
Алеев замолчал, сбившись. Подождав продолжения с полминуты, полковник раскатисто рассмеялся.
-Во многом верно, но даже не наполовину, — произнес глава Площадки Два. — Мы начинали, как отдельное управление, которое было основано в двадцатых годах для одной единственной задачи — об этом позже. Наша власть над армией действительно велика, а что до наших целей и достижений...вам могли говорить о такой цели, как господство Советского Союза в мире. Это в корне неверно, ибо наша цель выше, — полковник чуть помолчал, очевидно, наслаждаясь эффектом. — Наша цель — спасти этот загнивающий мир, очистить его от сверхъестественной угрозы, не больше и не меньше.
-Прошу прощения... — Алеев поперхнулся, так и не закончив свой удивленный возглас.
-Кое-что ты уже имел возможность видеть, — продолжал полковник. — Например, наших "глушителей". Искусственные люди...точнее, нечто большее, чем люди. Если ты приписывал их советской науке, то очень даже зря, наука тут и рядом не валялась. Мы просто бьем врага его же оружием. И тебе, как прошедшему испытания, стоит знать, с чем мы имеем дело. Магия.
-Магия?
Да что он...
-Что слышал, — полковник вытащил из одежд небольшую серую папку, и, развязав пару узелков, извлек оттуда старое выцветшее фото. — Прежде чем ты запишешь меня в сумасшедшие...я думаю, успею провести небольшой экскурс в историю — дорога дальняя, успеем. Все началось вот с этого человека.
Алеев медленно поднял брошенную ему на колени фотокарточку, разглядывая изображенную там фигуру. Высокий человек, одетый в темное пальто и широкополую шляпу, позировал на фоне старого бронепоезда, опираясь на металлическую тросточку, а лицо под шляпой...
На лицо это вовсе не было похоже — скорее на неудачно вылепленную посмертную маску цвета алебастра, вечную печать холодного безразличия. Один глаз человека — человека ли? — был закрыт чем-то, напоминающим огромный монокль, который, кажется, был вплавлен прямо в глазницу...
-Ч-что это?
-Удачный выбор слова, — улыбнулся полковник. — Именно "что", ибо человеком эта падаль не являлась никогда. Позволь тебе представить — барон Серафим Карлович Бладберг. Икона белого террора, тот же Унгерн по сравнению с ним просто щенок. Он и его люди буквально купались в крови. В крови зарубленных, запоротых, расстрелянных, сожженных заживо...по его приказу истребили тысячи. Под конец они уже даже не пытались искать виноватых, под нож пускали всех, кто был не с ними.
-Я...я никогда о нем не слышал, — честно ответил Алеев.
-Правильно. Потому что мы вымарали со страниц истории все упоминания об этой мрази...как в свое время вымарали и его самого, вместе с его шайкой палачей, — полковник чуть помолчал. — Но тебя, наверное, больше волнует, что же у него такое с лицом, так? Я расскажу. Осень двадцатого года. На юге успешно дожимали Врангеля, все складывалось как нельзя лучше...ну, что-то такое ты мог бы увидеть в учебниках. А вот чего там никогда не будет, так это отдельного Управления, которое за глаза называли "Черта". И уж конечно, тех причин, по которым оно было создано.
-Этот ваш...Бладберг?
-Он самый. Уже с 19-ого года то тут, то там слышались разные шепотки, ходили, понимаешь, слухи. Поганенькие такие. Много чего интересного поговаривали пленные на допросах. Где-то в Сибири Бладберг и его банда готовили что-то крупное. Дьявольски крупное, скажу я тебе. Когда кто-то из его офицерья попадался, то молчал как рыба, даже когда у него на плечах погоны вырезали. Мозги он своим промывал знатно. Если и говорили, то твердили одно и то же — строится у них в логове некая Железная Мечта, и как взойдет она, так конец красным. Кое-кого слухи эти напугали, так что...в общем, с очень большим трудом их удалось найти. Окопалась эта мразь знатно, поддержки от местных ожидать не приходилось...вырезали они местных-то, всех подчистую. Меня не было тогда еще, конечно, но почитать про художества Серафима пришлось в свое время. Травил людей зверьем всяким, заживо закапывал, варил, вешал, на рельсы штабелями складывал, четвертовал...часто лично. Никогда не уставал, веришь? Проповедовал на каждом углу о скором конце мира, что спасутся, само собой, лишь те, кто под его психопатов прогнется и с ними уйдет. Послали против этой нечисти один полк. Надежный, побитый уже, крови не раз пробовавший.
-И что же?
-Вернулись с того полка считанные единицы, — продолжал глава Площадки Два. — Полумертвые от ужаса, без оружия, а некоторые и того хуже. И начали такое рассказывать, что в штабе у всех глаза на лоб вылезли. Про людей из металла, которых пули не берут. Про газ, от которого никакая маска не спасает — попал в такое облако и через минуту труха одна сухая от человека остается. Про дворец железный, который так тяжел, что земля под ним трещинами идет...
Либо он сошел с ума, либо я. Не может же он на самом деле говорить...
-Тут уж стало ясно, что дело совсем хреновое, — невесело усмехнулся полковник. — Тогда-то "Черту" и создали. Целью сего отдельного Управления, которому своего имени так и не дали, было взять барона, живым или мертвым. Узнать, что же там видели те несчастные. И как это "что-то" уничтожить.
-И что же там было?
Рассказ полковника звучал невыносимо, просто невыносимо глупо, верить в эту...в эту чушь казалось Алееву сейчас делом абсолютно невозможным. Но что же тогда было на той фотографии? Очередной розыгрыш? Какая-то глупая шутка? Но зачем? Зачем?
-Насчет дворца выжившие те не обманули, — ответил полковник. — Барон строил там, уж не знаю, на какие средства...в документах это...эту штуку назвали позже "мобильной крепостью". Как выглядела? Фотографий, увы нет, только записи старые. Говорят, что машина была выше домов, выше леса любого, и лес тот она могла бы растоптать, словно щепки. Что броня была — из корабельной артиллерии не проломить, что внутри этой штуки спокойно помещалась целая армия. Что там-то барон своих "избранных" упрятать и задумал, вместе с собой. А всех остальных...что ж, у них была отличная диспозиция химического наступления на Москву и Петроград. Россию, а если придется, и Европу, Серафим собирался затопить сушильным газом. Нет, не спрашивай. Что это такое, я сам надеюсь когда-нибудь забыть...
-А эти...железные люди?
-Куклы, так это называется, — пожал плечами полковник. — Бладберг был маг, маг-кукловод. Не всех пленных его палачи резали, как оказалось, ох не всех. Подходящих тащили в эту его крепость и лепили из человека такое, что сказать противно. Такой вот рекрутский набор...
-Но ведь его победили?
И снова — "маг". Что же он имеет в виду под этим? Не может быть, чтобы именно то, что и говорит...
-Победили, конечно. Иначе бы нас с тобой и на свете-то не было. Бой был тяжелый, самый тяжелый, наверное, за всю гражданскую. И никому, черт возьми, не известный...говорят, Серафим просто ошибся в каких-то расчетах. Кто знает...правды сейчас уже не раскопаешь. А правда в том, что когда его банду ценой огромной крови прижали, он дал пуск своей машины. Железная Мечта ожила. Очевидцы говорили, что даже сдвинулась.
-А...а потом?
-А потом эта его самоходная хренотень, обвешенная орудиями и начиненная всякой дрянью по самую крышу, провалилась под землю, — полковник ухмыльнулся. — С концами.
-А...
-Добить остальных было делом времени и людских ресурсов. Подтянули последние резервы и дожали этих ненормальных. Крепость Серафима думали поднять, хотя бы по кускам, но шансов не было никаких, увы. Так где-то под землей там и гниет до сих пор... — полковник отвернулся к окну. — Вместе с самим Серафимом, его детьми и армией его недоделанной. Да и черт бы с ним, со старым психопатом, не о нем дальше разговор.
-А о чем же?
-О документах, которые в их логовище нашли, — полковник посерьезнел. — О целой библиотеке, которую предки Серафима долгие века собирали. Там-то глаза у нас в первый раз и открылись...там-то мы и узнали о магах.
Терпение Алеева подошло к концу.
-Прошу прощения, но...вы уже третий, если не четвертый раз упоминаете это слово. Я...я, конечно, слышал уже очень многое, но все же должен спросить. Кто такие эти маги, о которых идет речь?
-Наш главный враг, — резко ответил глава Площадки Два. — Ты мог и не спрашивать, я все равно бы рассказал о них. Прямо сейчас и собирался, — отвернувшись от окна, полковник прикрыл глаза, словно раздумывая, с чего лучше бы начать. — Хочешь знать, кто есть маги? Что ж, слушай. Иногда — очень, очень редко — человек может родиться с так называемыми Магическими Цепями...
Рассказ полковника был долгим и обстоятельным. За окнами неторопливо продирающегося по грязным, разухабистым дорогам автомобиля сменялись одинаково скучные пейзажи: чахнущий лесок, наблюдательные вышки и опоры линий электропередач, КПП, через которые их пропускали без вопросов, лишь только разглядев за стеклом лицо пассажира...а глава Площадки Два все говорил и говорил. Неторопливо, серьезно, уже без тех редких смешков, с которыми он пересказывал историю барона Бладберга. И практически с каждой его следующей фразой Алеев чувствовал все больше тот растущий из первоначального удивления и недоверия страх — страх липкий, мерзкий, от которого никак не удавалось отряхнуться. Слова полковника выбивали опору из-под его до того четкой и простой картины мира, мало того — рвали саму картину в жалкие лоскутки, из которых грозило в скором времени собраться нечто совершенно непредставимое. Счет времени он потерял, как потерял и силы перебивать, задавать вопросы — уже через час разговора Алеев мог лишь молчать и слушать. Верить не хотелось. Верить было просто невозможно...было бы невозможно, если бы свои слова полковник не подкреплял извлекаемыми из папки документами и фотографиями — небось, специально приготовленный набор для новоприбывших.
Мир кишел чудовищами в человеческом обличье, о которых он и подумать не мог. Мир не раз оказывался на грани гибели. Мир — тот, что открылся ему сейчас — был настолько ужасен, насколько сильным сейчас было его желание проснуться, вырваться из внезапно ставшей холодным, беспощадным кошмаром реальности. Маги, использующие людей для своих чудовищных проектов и вампиры, что ими попросту питались. Люди, чьими предками были мифические, казалось бы, существа, духи и демоны, давно и прочно опутавшие мир своими сетями организации с многовековой историей, пирующие на человеческих страданиях...и они — Ленинградский Клуб, основанный бывшими членами "Черты" после разгрома безумного Серафима — потомки и последователи глав тогдашнего отдельного Управления теперь были известны, как Директорат, но и старое название смысла своего никогда не теряло. Черта. Последняя черта, последняя линия обороны, стоящая на пути всего того безумия, что изливалось на мир веками и толкало его к скорой гибели. Отступать некуда — за чертой нет ничего. Так сказал полковник и эти слова продолжали звучать в его голове даже когда глава Площадки Два задал свой вопрос.
